– Эй, – вскрикнула Дарлина, – это ж чокнутый!
Игнациус не успел выбежать из клуба – птица соскочила со сцены прямо ему на плечо. Вонзив когти в халат, попугай дернул клювом серьгу.
– Боже мой! – Игнациус вскочил на ноги и принялся колотить птицу зудящими лапами. Какую крылатую угрозу накрутила в его сторону растленная Фортуна теперь? Под звон бьющихся на полу бокалов и бутылок шампанского он, шатаясь, кинулся к двери.
– Вернись сейчас же – это моя птичка! – кричала ему вслед Дарлина.
Лана Ли с воплями выскочила на эстраду. Оркестр заглох. Несколько престарелых клиентов убрались с пути Игнациуса – он барахтался между столиками, ревя, как лось, и избивая массу розовых перьев, припаявшуюся к его уху и плечу.
– Как сюда попал этот крендель, к чертовой матери? – спросила у перепуганных хрычей Лана Ли. – Где Джоунз? Притащите мне кто-нибудь сюда этого Джоунза.
– Иди сюда, чокнутый! – верещала с эстрады Дарлина. – У меня же премьера. Ну почему ты именно сегодня приперся?
– Боже милосердный! – Игнациус ловил ртом воздух, на ощупь пробираясь к двери. За кормой он оставлял лишь опрокинутые столики. – Изверги, как смеете вы натравливать бешеную птицу на ничего не подозревающих посетителей? Можете ожидать, что наутро вас привлекут к суду.
– Куда пошчол? С тиебя должен мние дваццать чшитыыр долляр. Тиы платииш сейчшас.
Игнациус своротил еще один столик – они с попугаем неукротимо рвались вперед, – и тут почувствовал, как серьга ослабла, и какаду с кольцом, по-прежнему твердо зажатым в клюве, свалился с плеча. В ужасе Игнациус выскочил в дверь, оттолкнув латину, с великой решительностью размахивавшую перед ним счетом.
– В-во! Й-их!
Игнациус наткнулся на Джоунза, совершенно не ожидавшего, что его саботаж примет столь драматические пропорции. Задыхаясь, сжимая свой зацементировавшийся клапан, Игнациус стремился вперед, на улицу – прямо под надвигавшийся автобус «Желание». Сначала он услышал, как завизжали люди на тротуаре. Затем – грохот колес, пронзительный стон тормозов, – и только тут поднял голову. Фары ослепительно вспыхнули всего в нескольких футах от него. Огни поплыли, погасли – он потерял сознание.
Он рухнул бы прямо под колеса автобуса, если бы Джоунз не выпрыгнул на проезжую часть и не вцепился бы своими ручищами в белый халат. Поэтому Игнациус свалился на спину, и автобус, обдав его дизельным выхлопом, прогромыхал всего в паре дюймов от сапог пустынной модели.
– Сдох? – с надеждой в голосе спросила Лана Ли, осматривая гору белой материи, образовавшуюся на мостовой.
– Навиерно, нет. Он мние должен дваццать чшитыыр долляр, марикон.
– Эй, просыпайсь, чувак, – сказал Джоунз, обдувая дымом распростертую фигуру.
Мужчина в шелковом костюме и фетровой шляпе выступил из переулка, где притаился, увидев, как Игнациус входит в «Ночь утех». Игнациусов же выход из клуба оказался настолько свиреп и внезапен, что мужчина растерялся и действовать начал только сейчас.
– Позвольте-ка, – сказал мужчина в шляпе, склоняясь над телом и прислушиваясь к сердцебиению Игнациуса. Буˊхавшие внутри литавры говорили, что под квадратными ярдами белого халата еще теплится жизнь. Он подержал запястье жертвы. Часы с Мики-Мышем разбились. – Все в порядке. Он просто в обмороке. – Мужчина откашлялся и слабо произнес: – А ну все расступитесь. Дайте ему воздуху.
Улица заполнилась народом. Автобус остановился в нескольких ярдах от них, перегородив движение. Внезапно все стало походить на Марди-Гра.
Сквозь тьму своих очков Джоунз присмотрелся к мужчине. Точно – он его уже где-то видел, только сейчас тот одет прилично. Особенно знакомыми казались безвольные глаза. Такие же Джоунз припомнил над рыжей бородой. А потом вспомнил их и под синей фуражкой в участке – в тот день, когда произошел инцидент с арахисом. Джоунз ничего не сказал. Полицай есть полицай. На них лучше не обращать внимания, пока не достают.
– Откуда он взялся? – вопрошала Дарлина у толпы зевак. Розовый какаду снова восседал у нее на руке: из клюва золотым червяком свисала сережка. – Ну и премьера. Что же нам делать, Лана?
– Ничего, – зло ответила та. – Пускай этот крендель тут валяется, пока дворник не подберет. Дай-ка я лучше займусь Джоунзом.
– В-во! Эй! Эт кошак унутрь вломился и все тут. Уж мы и дрались, и пихались, а мамке, видать, уж так хотелось в «Ночью тех» запопасть. Я обссыкался – еще храк, что вы мне в прокат взяла, порву, вам же за ево штрах платить, так «Ночью тех» обакротится еще. В-во!
– Заткни пасть, умник. Мне, наверное, все же придется дружкам в участок позвонить. Ты уволен. И Дарлина тоже. Я ведь как чувствовала – не надо было тебя на сцену выпускать. И убери эту проклятую птицу с моего тротуара. – Лана повернулась к толпе. – Ну что, народ, – теперь, раз уж вы все здесь, как насчет заглянуть в «Ночь утех»? У нас тут шикарное шоу.
– Мира, Ли. – Латина обдала хозяйку халитозом. – А кто дваццать чшитыыр долляр за эти чшимпань платиить?
– Ты тоже уволена, дура мексовая. – Лана улыбнулась. – Заходите, народ, наслаждайтесь хорошим коктейлем, который смешают вам по любому вашему рецепту наши эксперты по смесям.
Толпа, тем не менее, больше тянула шеи в сторону громко сопевшей белой горы и не спешила воспользоваться приглашением к изыскам.
Лана Ли уже собралась было подойти и пнуть этот курган, чтобы побыстрее пришел в себя и убрался из ее канавы, но мужчина в шляпе вежливо сказал:
– Мне бы хотелось от вас позвонить. Может быть, лучше вызвать «Скорую помощь»?
Лана осмотрела шелковый костюм, фетровую шляпу, отметила слабый, неуверенный взгляд. Слизняка всегда видать – с этим рохлей все в порядке. Богатый врач? Юрист? Может, еще удастся обратить маленькое фиаско к своей выгоде.
– Конечно, – прошептала она. – Послушайте, ну что вам зря тратить вечер и возиться с типом посреди дороги? Какой-то бродяга. А вам, похоже, немного расслабиться не повредит. – Она обошла сопевшую и вулканически всхрапывавшую гору в белом халате. Где-то в стране грез Игнациусу виделась перепуганная до смерти Мирна Минкофф – она стояла перед судом Вкуса и Пристойности, и суд постановлял, что ей не хватает ни того, ни другого. Ужасный приговор сейчас прозвучит: в наказание за бессчетные преступления ее личности гарантирован какой-то физический урон. Лана Ли приблизилась к мужчине и сунула руку в укромные складки золотого парчового комбинезона. Она присела рядом на корточки и исподтишка, прикрывая ладонью, показала ему фотографию с Боэцием. – Погляди-ка, малыш. Не хочешь провести вечерок вот с такой?
Мужчина в шляпе отвел глаза от побелевшего лица Игнациуса и посмотрел на женщину, на книгу, на глобус, на мел. Потом еще раз прочистил горло и произнес:
– Патрульный Манкузо. Работаю под прикрытием. Вы арестованы за приставание к мужчинам и распространение порнографии.
И в этот момент три члена расформированного дамского вспомогательного корпуса – Фрида, Бетти и Лиз – с топотом ворвались в толпу, окружавшую Игнациуса.
Тринадцать
I
Игнациус открыл глаза и увидел, как над ним парит что-то белое. У него болела голова и пульсировало ухо. Потом в изжелта-небесных глазах медленно прояснилось, и, превозмогая боль, он осознал, что смотрит на потолок.
– Так ты проснулся уже наконец, мальчик, – раздался где-то рядом материн голос. – Поглядите только на него. Вот теперь нам всамделе конец.
– Где я?
– Только не умничай тут со мной, мальчик. И не думай, Игнациус. Я тебя предупредила. С меня же ж хватит. Я ж не шутки шучу. И как же ж я только людяˊм в глаза смотреть теперь буду?
Игнациус повернул голову и огляделся. Он лежал в клетушке из ширм. В ногах постели прошла медсестра.
– Боже милосердный! Я в больнице. Кто у меня врач? Надеюсь, вам хватило самоотверженности обеспечить мне услуги специалиста? И священника? Пусть придет служитель культа. Я посмотрю, приемлем ли он. – Игнациус оросил нервической слюной простыню, снежной шапкой покрывавшую гору его живота. Он дотронулся до головы и нащупал бинты, облепившие его мигрень. – О, мой бог! Не бойтесь рассказать мне всё, мамаша. Судя по боли, терзающей меня, ранение довольно фатально.
– Заткнись и смотри вот сюда, – чуть ли не заорала миссис Райлли, швыряя прямо на перевязку Игнациуса газету.
– Сестра!
Миссис Райлли сорвала газету с его лица и ладонью прихлопнула мокрые усы.
– Закрой же ж ты рот, самашетший, да погляди тут вот на газету. – Голос у нее срывался. – Нам конец пришел.
Под заголовком «ДИКИЙ ИНЦИДЕНТ НА БУРБОНОВОЙ УЛИЦЕ» Игнациус увидел размещенные в ряд три фотографии. На правой, точно восходящая звезда эстрады, скалилась Дарлина в бальном платье и с какаду на руке. На левой Лана Ли, прикрывая лицо от фотокамеры, забиралась на заднее сиденье патрульной машины, где уже виднелись три коротко стриженные головы членов дамского вспомогательного корпуса Партии Мира. Патрульный Манкузо в рваном костюме и фетровой шляпе с обломанными полями важно придерживал дверцу. В центре обдолбанный негр ухмылялся, разглядывая что-то напоминающее дохлую корову на мостовой. Заплывшими глазами Игнациус тщательно осмотрел центральную фотографию.
– Вы только поглядите, – загромыхал он. – Каких только болванов нанимает себе в штат фотографов эта газета? Мои черты едва различимы.
– Ты почитай, почитай, чего под картинками написали, мальчик. – Миссис Райлли ткнула пальцем в газету так, словно хотела насадить фотографию на кол. – Ты почитай, Игнациус. Что, ты думашь, на Константинопской улице люди говорят, а? Давай-давай, читай мне вслух, мальчик. Большая драка на улице, грязные картинки, ночные дамочки. Все тут есть. Читай, мальчик.
– Лучше не буду. Статья, вероятно, полна фальсификаций и поклепа. Желтые журналисты, вне всякого сомнения, предполагают всевозможные аппетитные скабрезные инсинуации. – И, тем не менее, он подверг статью бессвязному прочтению. – Уж не утверждают ли они, будто сбившийся с маршрута автобус не наехал на меня? – рассерженно осведомился он. – Первый же их комментарий есть ложь. Свяжитесь с Отделом общественного обслуживания. Мы должны подать на них в суд.