Мистер Леви рванул с места в сторону городской окраины. У светофора он еще раз сверился с адресом Райлли в утренней газете, сложенной и засунутой в щель между гнездами сидений. Он проехал вдоль реки по улице Чопитулас, свернул на Константинопольскую и скакал по ее выбоинам, пока не отыскал миниатюрное строение. Неужели этот огромный дурачок помещается в таком кукольном домике? Как он в дверь проходит?
Мистер Леви поднялся по ступенькам и прочитал надпись «Мир Любой Ценой», прикнопленную к столбику веранды, и другую – «Мир Всем Людям Доброй Воли», – наклеенную прямо на стену домика. Он не ошибся. Внутри звонил телефон.
– Нету их дома, нету! – завопил женский голос из-за плотно закрытых ставень соседнего дома. – Телефон ихний все утро звоˊнит!
Летняя дверь распахнулась, и на веранде показалась затравленная на вид тетка. Она облокотилась на перила.
– Вы не знаете, где мистер Райлли? – спросил мистер Леви.
– Я знаю только, что его по всем газетам сегодня пропечатали. А ему самое место в психушке. У меня уже никаких нервов не хватает. Как только я сюда переехала, так просто смертный приговор себе подписала.
– А он здесь один живет? Я как-то раз звонил – трубку женщина снимала.
– Это, наверно, его мамочка. У нее тоже нервов не хватает. Она, наверно, поехала его из больницы забирать, или куда его там упрятали.
– А вы мистера Райлли хорошо знаете?
– Да, считай, с детства. Ох, как же мамочка им гордилась. И все сестры в школе его любили, золотой был мальчик просто. И поглядите, чем кончил – в канаве валяется. Я вам так скажу – пусть лучше уже вещи свои собирают, не место им в моем квартале. Сил никаких терпеть нету. Сейчас-то они точно грызню подымут.
– Можно, я у вас еще кое-что спрошу? Вы хорошо знаете мистера Райлли. Как вы считаете, он безответственный, или, вероятно, опасный человек?
– А вам зачем? – Тусклые глаза мисс Энни сузились. – Он еще в историю какую попал?
– Меня зовут Гас Леви. Он раньше у меня работал.
– Вот оно как? Что вы говорите? Этот Игнациус полоумный уж так гордился той своей работой, так гордился. Все слышу, бывало, как он мамочке своей хвастается, как хорошо он там добивается. Да уж, хорошо добился, ничего не скажешь. Пару-тройку недель – и его выставили. Так раз он у вас работал, вам его лучше знать.
Неужели этот несчастный дурачок Райлли действительно гордился «Штанами Леви»? Сам всегда так говорил. Верный признак безумия.
– Скажите мне, с полицией у него какие-нибудь неприятности были? Какие-нибудь приводы, аресты?
– Вокруг его мамочки все полицайский увивался. Вылитый шпик. А Игнациус-то ничего еще. Прежде всего мамочка к рюмашке не дура приложиться. В последнее-то время я не видела, чтоб она сильно закладывала, а вот раньше зашибала будь здоров. Я однажды на задний двор выглядываю, а она вся в мокрой простыне, что на веревке сушилась, запуталась. Да у меня, мистер, это соседство десять лет жизни отняло. Бедлам! Банджо, трубы дудят, вопли постоянные, крики, телевизер вечный. Этим Райлли в деревню надо съехать, на ферме жить в глуши. Да я из-за них шесть-семь аспиринов в день пью. – Мисс Энни сунула руку куда-то в вырез халатика поправить съехавшую бретельку. – Я вам еще вот как скажу. Врать не стану. Этот Игнациус нормальный был, пока эта его псина не сдохла. У него большая собака такая была, все гавкала, помню, прямо у меня под окном. Вот тогда-то у меня нервы и расходились. А потом сдохла. Ну, думаю, может, хоть сейчас мир и покой настанут. Так нет же. Игнациус эту собаку в мамочкиной гостиной прямо уложил с цветами в лапах. Вот тогда они с мамочкой и начали ссориться. По правде сказать, я думаю, она тогда и закладывать начала. А Игнациус пошел к священнику и говорит: приходите мою собачку отпевать. Чтобы вроде как похороны пристойные устроить. Понимаете? Священник, конечно, ни в какую, и вот мне кажется, Игнациус тогда и вышел из Церкви. И сам такие похороны ей устроил. Здоровый, толстый парняга – а ума ни на грош. Видите, вон крест стоит? – Мистер Леви безысходно глянул на полусгнивший кельтский крест в соседнем дворе. – Вон там это все и было. Штук двадцать детишек собрал во двор посмотреть. А сам нацепил накидку такую, вроде как у Супермена, и свечей везде понавтыкал. А мамочка его все время кричала с порога на него, аж надрывалась, чтоб эту дохлятину в мусорку выкинул, а сам домой шел. Вот тогда-то все и пошло наперекосяк. Потом Игнациус в коллеже лет десять проучился. Мамочка его чуть совсем не обнищала. Пришлось даже пианину продать. Ну, мне-то какое дело. А видели б вы ту деваху, с которой он в коллеже спутался. Я даже сказала себе: «Ну, ладно, хорошо. Может, женится, да съедет отсюдова». Как же я ошибалась. Они только и делали, что у него в комнате сидели, да каждую ночь настоящую спевку устраивали. Ох, чего я только не наслушалась через окно! И «Сымай себе юбку», и «Слезай с моей постели», и «Как ты смеешь, я девица». Сущий кошмар. Я круглые сутки на одной аспирине держалась. Ну, и сбежала девчонка эта в конце концов. Я ее, знаете, не виню. И так, наверное, с придурью была, коли с ним водилась. – Мисс Энни дотянулась до противоположной бретельки. – Столько жилья в городе, и как меня угораздило именно тут поселиться, а? Ну скажите вы мне.
Мистер Леви не смог придумать ни одной причины, по которой ей надо было непременно поселиться именно в этой топографической точке. Но история про Игнациуса Райлли повергла его в уныние. Он пожалел, что появился на Константинопольской улице.
– Так вот я и говорю, – спешила выговориться между тем женщина, обрадованная наличием аудитории, готовой внимать повести ее страданий. – То, что сегодня в газете пропечатали, – это же просто последняя капля. Поглядите, какая у нашего квартала сейчас репутация, а? Ну, пускай только опять чего-нибудь начнут – живо полицию вызову, пусть его за нарушение общественного порядка привлекут. Я уже больше не могу. Нервы у меня ни к черту. Игнациус в ванну залазит – а шум такой, точно у меня дома потоп. У меня, наверное, и трубы все прорвало. Я уже не первой молодости. Хватит с меня этих людей. – Мисс Энни глянула куда-то поверх мистера Леви. – Приятно было поговорить с вами, мистер. Всего хорошего.
И она метнулась в дом, захлопнув за собой летнюю дверь. Столь внезапное исчезновение озадачило мистера Леви не меньше, чем странная биография мистера Райлли. Ну и райончик. «Приют Леви» всегда надежно предохранял своего хозяина от знакомства с такими людьми. И тут он увидел: к обочине, царапая колпаками колес поребрик, пытается пришвартоваться ископаемый «плимут». Наконец агрегат надежно замер у своего дебаркадера. На заднем сиденье мистер Леви различил громадину юного идеалиста. Из-за штурвала выкарабкалась женщина с волосами свекольного цвета и крикнула:
– Ладно, Туся, вылазь из машины!
– И не подумаю, пока вы не разъясните мне природу своих взаимоотношений с этим слабоумным слюнявым стариком, – ответствовал ей силуэт. – Мне казалось, мы уже избежали этого фашиствующего дегенерата раз и навсегда. Очевидно, я заблуждался. Все это время вы за моей спиной поддерживали с ним сомнительную связь. Вероятно, именно вы разместили его в тот раз перед «Д. Х. Хоумзом». Теперь, если задуматься, я начинаю осознавать, что и этого олигофрена Манкузо подослали вы, чтобы запустить вихрь сего порочного круга. Как наивен, как невинен я был. Уже которую неделю против меня замышляется сговор. Все это – интрига!
– Вылезай сейчас же из машины!
– Вот видите? – высказалась мисс Энни из-за ставень. – Опять за свое.
Задняя дверца машины откинулась со ржавым скрипом, и на подножку опустился расползающийся по швам сапог пустынной модели. Голова идеалиста была обмотана бинтами. Выглядел он бледным и усталым.
– Я не останусь под одной крышей с распутной женщиной. Я шокирован и уязвлен в самое сердце. Моя родная мать. Неудивительно, что вы ополчились на меня с таким неистовством. Я подозреваю, что вы просто используете меня как козла отпущения за свое собственное чувство вины.
Ну и семейка, подумал мистер Леви. Мамаша действительно отчасти напоминала гулящую. Интересно, зачем она понадобилась полицейскому филеру.
– Заткни свою грязную пасть! – орала женщина. – Клод – прекрасный, порядочный мужчина.
– Прекрасный мужчина, – фыркнул Игнациус. – Я знал, что этим все кончится, когда вы только начали шляться по улицам с этими дегенератами.
По всему кварталу на веранды высыпали любопытствующие. Ну и денек. Мистер Леви рисковал впутаться в общественный скандал с этими дикарями. Изжога растекалась внутри до самых границ его грудной клетки.
Женщина со свекольной прической рухнула на колени и воззвала к небесам:
– Что же я натворила, боженька? Скажи же ж мне, хосподи? Я так хорошо себя вела.
– Вы стоите на могиле Рекса! – взвыл Игнациус. – А теперь расскажите мне, чем вы занимались с этим растленным маккартистом. Вероятно, вы вместе принадлежите к какой-то тайной политической ячейке. Неудивительно, что меня бомбардируют памфлетами, призывающими к охоте на ведьм. Неудивительно, что всю вчерашнюю ночь за мною ходил хвост. Где эта сводня Батталья? Где она? Ее следует высечь хлыстом. Вокруг – один сплошной сговор против меня, путч и злонамеренный план убрать меня с пути. Мой бог! Эту птицу, вне сомнения, дрессировала банда фашистов. Они ни перед чем не остановятся.
– Клод за мною ухаживал, – с вызовом ответила миссис Райлли.
– Что? – загрохотал Игнациус. – Вы хотите сказать, что позволяли какому-то старику себя лапать от и до?
– Клод – приличный человек. Он только несколько раз меня за руку взял.
Изжелта-небесные глаза от ярости сошлись к переносице. Лапы захлопнули уши, чтобы не просочилось более ни единого слова.
– Одному провидению известно, что за непристойные желания обуревают этого субъекта. Я вас умоляю – я не желаю знать всей правды. Со мною случится тотальный нервный срыв.
– А ну заткнитесь! – заверещала из-за ставень мисс Энни. – Ваши дни у нас в квартале сочтены.