– Вот они, – сказал он. – Вот заметки, которые я набросал, работая в вашей компании. Они докажут вам, что я любил «Штаны Леви» больше самой жизни и каждый сознательный свой час посвящал рассмотрению способов, как помочь вашей организации. И часто в ночи видения спускались ко мне. Фантомы «Штанов Леви» достославно проносились в моей сонной душе. Я ни за что не стал бы писать подобного письма. Я любил «Штаны Леви». Вот прочитайте это, сэр.
Мистер Леви взял папку и прочел строчку, в которую упирался жирный палец Райлли: «Сегодня на контору нашу наконец снизошла благодать в лице господина нашего и хозяина мистера Г. Леви. Если быть до конца честным, я обнаружил его довольно беспечным и равнодушным». Палец скользнул на пару строк ниже. «Со временем он осознает всю мою преданность его фирме, всю мою увлеченность делом. Пример мой, в свою очередь, может снова привести его к вере в «Штаны Леви». Указующий перст ткнулся в следующий абзац. «Ля Трикси по-прежнему помалкивает, доказывая тем самым, что она гораздо мудрее, чем я полагал. Я подозреваю, что женщине этой известно очень многое, и апатия – лишь фасад ее показного презрения к «Штанам Леви». Понимать ее становится легче, когда она заговаривает о пенсии».
– Вот мои доказательства, сэр, – сказал Игнациус, выхватывая папку из рук мистера Леви. – Допросите эту старую клячу. Сенильность ее – не более чем личина. Такова ее защита от работы и от самой компании. В действительности она терпеть не может «Штаны Леви» за то, что ей не дают пенсии. И кто может за это бросить в нее камень? Множество раз, когда мы оставались с нею наедине, она часами лепетала про то, как собирается «посчитаться» со «Штанами Леви». Ее ненависть проявлялась в форме ядовитых нападок на структуру вашей корпорации.
Мистер Леви попытался взвесить все свидетельства. Он знал, что Райлли компания по-настоящему нравилась; это он наблюдал в конторе, об этом ему сказала соседка, то же самое он только что прочел. Трикси, с другой стороны, компания не нравилась. Несмотря на то что и его супруга и этот дурачок утверждали, будто ее старческий маразм – сплошное притворство, он сомневался, что она смогла бы написать такое письмо. Но теперь ему следовало как можно скорее выбраться из клаустрофобии этой спальни, пока его не вывернуло наизнанку прямо на блокноты, устилавшие пол. Когда мистер Райлли стоял рядом, тыча пальцем в свои записи, вонь была ошеломляющей. Мистер Леви уже нащупывал дверную ручку, когда дурачок Райлли кинулся на дверь всем телом.
– Вы должны мне поверить, – выдохнул он. – У шалавы Трикси навязчивая идея насчет индейки или ветчины. Или ростбифа – не припоминаю. Мания становилась временами довольно свирепой и запутанной. Она клялась отомстить за то, что ее вовремя не отправили на пенсию. Враждебность переполняла ее через край.
Мистер Леви слегка оттеснил его в сторону и выбрался в прихожую, где его, как швейцар, поджидала свекольноволосая мамочка.
– Благодарю вас, мистер Райлли, – сказал мистер Леви. Быстрей бы уехать из этой затхлой будки, где разбиваются сердца. – Если вы мне понадобитесь еще, я вам позвоню.
– Он вам еще понадобится, – выкрикнула ему вслед миссис Райлли, когда он уже сбегал по ступенькам во дворик. – Что бы там ни было, это Игнациус сделал.
Она кричала что-то еще, но рев мотора заглушил ее слова. Синий дым выхлопа окутал подбитый «плимут», и мистер Леви исчез.
– Добился своего, да? – выговаривала тем временем миссис Райлли Игнациусу, схватив его за белый халат. – Вот теперь уж точно свалилось на нашу голову, мальчик. Знаешь, что они могут тебе сделать за подложку? Тебя в тюрьму упекут. Этого бедненького человека на пятьсот тыщ долларов оштрахуют. Допрыгался, Игнациус? Теперь уж точно свалилось.
– Я вас умоляю, – слабо отозвался Игнациус. Его тускло-белая кожа постепенно серела. Теперь ему было по-настоящему дурно. Клапан одновременно выполнял несколько маневров, превосходивших по неистовству и оригинальности все, что ему доводилось делать прежде. – Я же говорил вам, что все так и будет, когда устраивался на работу.
Мистер Леви выбрал кратчайший путь к пристани «Улица Желанья». Он промчался по Наполеону к эстакаде над Широким проспектом и выехал на скоростную трассу; его подхлестывала отдаленная, но вполне узнаваемая версия решимости. Если ненависть в самом деле заставила мисс Трикси написать это письмо, то вся ответственность за дело Абельмана лежит на миссис Леви. Могла ли мисс Трикси написать нечто столь разумное? Мистер Леви надеялся, что могла. Он пронесся по кварталу, где она жила, мимо промелькнули бары и торчавшие отовсюду вывески «ВАРЕНЫЕ ЛАНГУСТЫ» и «УСТРИЦЫ В СКОРЛУПЕ». В доме он поднялся по лоскутному следу к бурой двери. Постучал, и миссис Леви открыла со словами:
– Поглядите, кто вернулся. Гроза идеалистов. Ты распутал свое дело?
– Возможно.
– А вот теперь ты заговорил как Гэри Купер. Вместо ответа – одно слово. Шериф Гэри Леви. – Она ущипнула ногтями выбившуюся из строя аквамариновую ресницу. – Ну, тогда пойдем. Трикси поглощает печенье. Меня уже тошнит.
Мистер Леви оттолкнул супругу и замер перед сценой, которую никогда и вообразить не мог. «Приют Леви» не подготовил его к созерцанию таких интерьеров, какой он только что покинул на Константинопольской улице, – но и встречи вот с таким мистер Леви тоже не ожидал. Квартиру мисс Трикси украшали мусор, лоскуты, железяки и картонные ящики. Где-то под всем этим располагалась мебель. Тем не менее на поверхности обозреваемую территорию составляли тряпье, коробки и газеты. В сердцевине этой горы была вырублена тропа – просека в мусоре, узкая полоса чистого пола, которая вела к окну: возле него на стуле сидела мисс Трикси и вкушала голландское печенье. Мистер Леви прошагал мимо черного парика, свисавшего с какого-то ящика, мимо туфель на высоком каблуке, брошенных на кипу газет. Видимо, мисс Трикси сохранила единственный аксессуар омоложения – зубы. Они сверкали из-под тонких губ, кроша печенье.
– Ты вдруг стал очень немногословен, – заметила миссис Леви. – В чем дело, Гас? Еще одна миссия провалилась?
– Мисс Трикси, – завопил мистер Леви в самое ухо заслуженному счетоводу. – Вы писали письмо в «Мануфактуру Абельмана»?
– Вот теперь ты уже скребешь по самому дну, – сказала миссис Леви. – Юный идеалист, наверное, снова обвел тебя вокруг пальца. Ты в самом деле заглотил приманку Райлли.
– Мисс Трикси!
– Кого? – рявкнула та. – Должна вам сказать – вы действительно знаете, как отправить человека на пенсию.
Мистер Леви протянул ей письмо. Она подняла с пола увеличительное стекло и всмотрелась в буквы. Зеленый козырек отбрасывал мертвенную тень на ее лицо, на крошки голландского печенья, обсыпавшие тонкие губы. Отложив лупу, мисс Трикси удовлетворенно просипела:
– А ведь у вас неприятности.
– Но вы писали это Абельману? Мистер Райлли сказал, что это вы.
– Кого?
– Мистер Райлли. Такой большой, в зеленой шапочке, он раньше работал в «Штанах Леви». – Мистер Леви сунул мисс Трикси под нос утреннюю газету. – Вот этот вот.
Мисс Трикси обратила линзу к газетной странице и промолвила:
– Ох, батюшки. Так вот что с нею стряслось. – Бедная Глория. Она, кажется, ранена. – Так это и есть мистер Райлли?
– Да. Вы его помните, я полагаю. Он утверждает, что это письмо написали вы.
– Правда? – Глория Райлли обманывать не станет. Кто угодно – только не Глория. Истинная правда. Глория всегда ей была другом. Мисс Трикси попыталась что-то смутно припомнить. Может, она и написала это письмо. Всякое бывало – разве ж все упомнишь. – Ну, наверное, и написала. Да. Вы мне теперь напомнили – наверно, я его написала. Поделом вам. Вы меня столько лет с ума сводили. Пенсии нет. Ветчины нет. Ничего нет. Должна вам сказать – я очень надеюсь, что вы все свое потеряете.
– Вы написали вот это? – переспросила миссис Леви. – После всего, что я для вас сделала, – и вы такое написали? Змею на своей груди пригрела! Можете распрощаться со «Штанами Леви», изменница. В расход, а? Так мы спишем вас в расход!
Мисс Трикси улыбнулась. Этой надоеде будто сала за шкуру залили. Глория всегда была мисс Трикси лучшей подругой. А надоеда отправится в работный дом. Наверное. Теперь же она бросается на нее, растопырив свои аквамариновые когти. И мисс Трикси заорала.
– Оставь ее в покое, – велел супруге мистер Леви. – Так-так. Сьюзен и Сандре это очень понравится. Их мать так мучает пожилую женщину, что девочки рискуют лишиться всех своих кардиганов и кюлотов.
– Так. Значит, я во всем виновата, – взъярилась миссис Леви. – Я вставила бумагу в машинку. Я помогала ей тюкать по клавишам.
– Вы написали это письмо, чтобы посчитаться со «Штанами Леви» за то, что вас не отправляют на пенсию?
– Да-да, – туманно промолвила мисс Трикси.
– Подумать только – я так вам доверяла, – брызгала слюной миссис Леви. – Отдавайте мне зубы.
Супруг перехватил ее руку, которой она пыталась сцапать челюсть мисс Трикси.
– Тихо! – прорычала та. – Покоя даже в собственной квартире от вас нет.
– Если б не твой идиотский, недоумочный «проект», эта женщина уже давно отправилась бы на покой, – сказал мистер Леви супруге. – Столько лет ты все предсказывала – и теперь ты же едва не отправила «Штаны Леви» коту под хвост.
– Понимаю. Ты не ее обвиняешь. Ты валишь все на женщину с высокими стандартами, с идеалами. Если бы в «Штаны Леви» проник взломщик, виноватой оказалась бы тоже я. Тебе нужен врач, Гас. Очень нужен.
– Вот-вот. Причем – доктор Ленни, не кто-нибудь.
– Чудесно, Гас.
– Тихо!
– Но звонить ему будешь ты. Я хочу, чтобы ты заставила доктора Ленни объявить мисс Трикси сенильной и недееспособной и объяснить ее мотивы при написании такого письма.
– Это твоя проблема, – разозлилась миссис Леви. – Сам и звони.
– Сьюзен и Сандре не понравится, если они узнают о маленькой ошибочке своей мамаши.
– И о шантаже к тому же.
– Я у тебя кое-чему научился. В конце концов, мы уже некоторое время женаты. – Мистер Леви наблюдал, как на лице супруги злость сменяется страхом. В кои-то веки ей было нечем крыть. – Девочкам не захочется знать, какой дурой оказалась их дорогая мамочка. Будь добра – соберись и отвези Трикси к доктору Ленни. С ее признанием и заключением врача у Абельмана в этом деле нет ни единого шанса. Достаточно лишь втащить ее в зал суда и предъявить судье.