— Как давно она в таком состоянии? — Его голос звенел от напряжения, а в остальном он не подавал виду, что что-то его беспокоит.
— Она лишь ненадолго приходила в себя, после погружения. — Тихо ответила Татьярина. — Уже больше двух часов, после получения травмы мы не можем привести её в чувства.
— Она укусила кхаэда. — Добавила Кариса.
Евангелион так стремительно вскинул на неё голову, что даже не успел скрыть потрясения.
— В каком смысле укусила?
— В прямом. Она укусила кхаэда. После этого он уже не пришел в себя.
Челюсть проректора снова сжалась не то от гнева, не то от напряжения, но вопреки внутреннему состоянию, его пальцы нежно скользнули по её щеке.
— Я с тобой поседею, мату маи.
И он забыл обо всём. В эту минуту для него перестало существовать окружение. Пыльные стены, перепуганные адептки шангарийской академии, сбившиеся в кучку, разломанные стены позади и грязный коридор дома в скале. Только она. Маленькая, хрупкая, нежная… И сейчас такая неподвижная в его руках. Его девочка, которой он посвятил не только своё время, но нечто большее. Настолько большее, что от мысли о построенных планах на её будущее у него судорогой сводит челюсть, а реальность покрывается красной пеленой.
Испугался ли он сейчас? Нет. Он не может её потерять, для него это факт. А вот нутро корёжило от одной только мысли, что ей больно. Просто больно.
Евангелион задрал рукав плаща и поднёс своё запястье к лицу Василисы. Вторая рука умело открыла маленький рот и надавила на клыки, чтобы в них открылись каналы, после чего одним резким движением насадил руку на острые как бритва зубы.
Судорожный выдох мужчины разлился медовой патокой по пространству. Ему не было больно, укус Василисы приносил поистине неописуемое наслаждение, которое не хочется прерывать. Евангелион проследил взглядом, как его неестественно тёмная кровь густыми каплями скатывается по острому подбородку, оставляя красный след на нежной коже. Мужчина сглотнул, когда сердце девушки наконец ускорило свой темп, а на шее забилась венка, от которой он сейчас не мог оторвать взгляда.
Жажда. Вечная жажда, сводящая с ума. На это он сам себя обрёк?
Снова сглотнул и чуть крепче прижал девушку к себе.
Перспектива выполненного обещания уже не приносила предвкушения свободы от пожизненного долга, а даже наоборот. Чем больше он двигался к цели, тем сильнее было его желание поменять планы и оставить своё сокровище при себе. Но, то ли дело в принципах, то ли в упрямстве, он старался отгородиться, отрешится от всего, чтобы не испытать чувство сожаления при достижении эндшпиля. Хотя мысль о другом исходе была невероятно сладкой. Просто невообразимо соблазнительной.
— Вы же не ванпайр. — Заметила черноволосая девушка.
Евангелион узнал её ещё там, во дворе академии. Слишком сильно похож её взгляд на взгляд той, что много лет назад склонила голову перед Властамирой, прося помощи и прощения.
Усмехнулся.
— Ванпайр может пить любую кровь.
— Да, но человеческая не восполняет магический потенциал.
— Твоя правда. — Хмыкнул Евангелион и вновь перевёл взгляд на лицо подопечной, не собираясь отвечать на вопрос. Не её ума дело, а вот факт того, что он поил Василису своей кровью, от самой Василисы необходимо скрыть.
Вздохнул.
Вздор получается. Скрывать свою слабость от своей же слабости.
Дыхание Василисы выровнялось, кожа приобрела розовый оттенок, а сердце застучало равномерно, но в сознание она не приходила и это его напрягало.
— Сколько по времени продолжался укус? — Спросил у черноволосой. Та задумалась только на мгновение, а потом заставила Евгешу напрячься.
— Около пяти минут.
Пять минут! Пять! Его голову прострелило фантомной болью, от которой он поморщился. Выдернуть её из мира грёз у него не получится, пока они здесь. Необходим лекарь и набор зельев, чтобы вытравить яды кхаэда из её организма.
Евангелион отнял свою руку и крепко прижал к себе своё сокровище. Окинул взглядом девушек и привлёк их внимание к себе, чтобы стереть этот момент из их памяти.
— Слушайте внимательно…
*****
— Ты же чувствуешь это… — Жаркий шепот на ухо, едва касаясь кожи горячими губами. — Ты же хочешь. — Стрелой прямо в сердце.
Его руки осторожно поглаживают мои бока, не понимая, что мне это претит. Он лишь очередной выверт моего сознания. Искусная подделка, которую с легкостью можно перепутать. Он вызывает такие же чувства, но я-то знаю на что смотреть. Евгеша себе подобного не позволит, я уверена… Или нет?
Он целует меня в шею, а я молчу, противясь тому, что начинает во мне клокотать, как лава в жерле вулкана. Бурлить, как тёмные воды в неспокойном океане.
Мой разум устал от этих галлюцинаций. Я устала. Мне всё время приходится убеждать себя, что это всё не настоящее, что всё навеянное, и как результат, в этом видении я связана верёвками.
Какое оно по счёту? Сколько времени прошло? Наверное, вечность, не иначе.
— Давай, поцелуй меня. — Шепот шелестом листьев, и я, наконец, делаю в корне противоположное. С силой всаживаю клык в нижнюю губу, чтобы боль заполонила все ненавистные мне сейчас желания.
Боль прокатилась волной и тут же погасла в очередной вспышке сознания.
*****
Тишина в помещении гнетёт, как никогда. Евангелион молча наблюдает за действиями единственного лекаря, который был посвящен в некоторые тонкости его жизни. На столике расставлено множество склянок, банок, а на кровати лежит она. Коса красных волос растрепалась, лицо бледное, губы обескровлены, а на лбу испарина, хотя от прежних ран не осталось и следа.
Он нервничал всё сильнее, потому что отдал уже не одну пинту своей крови, а легче ей не становилось, хотя так не должно быть. Кровь первородного лучшее лекарство для ванпайров, ведь они созданы по их образу и подобию.
Пока лекарь смешивал зелья в различных пропорциях и проверял реакцию её крови на препараты, Евангелион держал её за руку, прикасаясь губами к прохладной нежной коже.
Временами она проявляла признаки жизни глубокими судорожными вздохами, но он видел, что это не боль, а скорее волнение. Что она там видит? В какие пучины погрузил её яд укушенного кхаэда? Это же надо было додуматься, укусить джина… Всё равно что прокусить пакет со змеиным ядом. Самоубийство. Он понимал, что это незнание. Понимал, что погрешность обучения, а ещё винил себя в этой ситуации. Зная, что там полно опасностей, он не должен был её отпускать. Не должен был позволять ей принимать решения, но видит Бог, он хотел, как лучше, для воспитания в ней сознательности.
— Давайте попробуем ещё раз. — Отвлёк его лекарь. — Я добавил несколько ингредиентов, должно сработать. По-крайней мере, её кровь реагирует хорошо.
Евангелион с готовностью лег рядом с Василисой и прижал юное тело к себе. Лекарь кивнул, а через мгновение ввел иглу под кожу, прямо в вену.
Секунда, две, три. Василиса дёрнулась, как от удара, болезненно выгнулась, шипя, как кошка. Евангелион держал её крепко, чтобы она сама себе не навредила, мало ли. Стиснул зубы и держал, мысленно готовясь к тому, что дальше будет хуже, но…
Резко распахнула глаза и взглянула на него так, что его сердце в этот миг остановилось. В её бездонных зелёных глазах плескался страх.
*****
Тугая боль скрутила всё тело, по венам заструился огонь, создавая смертоносную паутину, накрывая удушливой волной, но как это пламя разрослось, так и схлынуло.
Я чувствую, как крепко меня сжимают в объятиях, не давая вырваться, слышу, как быстро бьётся его сердце, знаю, что сейчас последует, и чтобы это предотвратить открываю глаза, отыскиваю его лицо и произношу довольно жестким тоном.
— Последнее китайское: руки убрал.
Взгляд Евангелиона стал острее ножа, но он выполнил моё требование. Посмотрел куда-то в сторону и кивнул. Только после этого я увидела, что мы были не одни, а с нашим академическим лекарем, который цепким взглядом наблюдал за моими действиями.
— Я не вижу каких-либо отклонений, но ей не помешает полноценный отдых.
Хмыкнула.
— Это мы уже проходили. — Закатила я глаза. — Давайте уже что-нибудь более динамичное.
Лекарь, взглянув на проректора только пожал плечами и удалился, как и в других видениях оставив нас наедине. Евгеша же, не спешил что-либо говорить. Просто рассматривал моё лицо непроницаемым взглядом, и даже не думал вставать с моей кровати, что не было для меня удивительным. Но я радовалась его бездействию. Это было, как глоток свежего воздуха, получить вот такую передышку, где не нужно бороться со своими чувствами или галлюцинациями.
— Что, надоело? — донесся тихий вопрос, от которого я даже не вздрогнула, потому что подсознательно ожидала, что он заговорит.
Я только хмыкнула в ответ. До подобных разговоров дело ещё не доходило.
— Хочешь, я помогу выбраться?
Я перевела на Евгешу взгляд.
— Ты? — Насмешливо спросила я. — Думаешь, поверю после всего, что сотворил?
Женя поднял руку, чтобы дотронуться до моего лица, но я дёрнулась, не желая вновь испытывать эти мурашки, что вызывают во мне его прикосновения. В этот миг в его глазах всколыхнулось то, чего мне ещё не доводилось видеть в своих галлюцинациях. Страх. Он щедро плеснулся в его эмоциях, а после по краю зрачка расползлась тьма. Евангеион так и не тронул моей щеки. Медленно убрал руку и наконец ответил на вопрос.
— А что такого я сотворил? — Его голос был чуть хрипловатым.
Я только насмешливо фыркнула в ответ, но не было в этом ничего весёлого, скорее горечь плескалась в наполненном от края до края сосуде под названием “Предел”. Попыталась встать, но крепкая рука ухватила поперёк талии и уложила обратно.
— Я не буду тебя трогать. Давай просто полежим.
Не знаю, что именно повлияло на моё решение. Его надсадный голос, или желание сделать небольшой перерыв в борьбе за собственное психическое состояние, но я больше не предпринимала попыток встать. Убеждала себя, что могу сделать это в любой другой момент, и всё ждала, когда псевдо-Евгеша начнёт действовать, чего не происходило.