Каким же подлым нужно быть, чтобы вот так вот взять и воспользоваться невменяемым состоянием девушки? Причём, это же его рук дело. Именно его инициативой было начать с глютогроза, и я никогда не поверю, что он не знал о его воздействии. Что нужно для охмурения девушки? Правильно! Прекрасное расположение её духа плюс симпатия, а симпатию я испытывала абсолютно ко всем уже после первой дозы этого адского варева.
В моей душе сейчас кипели не то гнев, не то обида. Очень трудно разобрать, находясь в такой странной ситуации, когда ты вроде бы уже отомстила ему за непорядочные действия, но в то же время, это будто была другая ты. Не та, что основную часть жизни контролирует мыслительный процесс.
— Ну ты и му…
— Бедокур! Вы же не собираетесь делать меня свидетелем выяснения ваших отношений? Немедленно подойдите ко мне.
Конечно, собиралась!
На лице ЧП не промелькнуло сожаления, напротив, он как-то так улыбнулся, что мне сразу стало ясно: Его “Я же не отступлюсь” не было бутафорией или пустым обещанием пьяной девушке. Он, действительно, был намерен идти до конца, напоминая тем самым меня саму, ещё до того, как я познала первое предательство.
Громко хмыкнув в глаза, теперь уже, неприятеля, я резко развернулась на сто восемьдесят градусов и проделала ровно шесть шагов по направлению к Евангелиону, чтобы чеканным голосом отрапортовать:
— Рядовой Бедокур, по Вашему приказанию прибыла! Жду дальнейших распоряжений, товарищ проректор!
Не лёд был во взгляде Евгеши. Женя никогда не смотрел на меня откровенно холодно. Даже, когда я делала что-то, что могло его разозлить и он подавлял в себе это, он не мог смотреть на меня холодно, сколько бы раз я не нарушала его взрослых планов. Искорка теплоты в урагане ярости или толика восхищения в откровенной злости. Всегда что-то едва различимое, но не леденящее душу. Вот и сейчас, когда его злоба была почти мертвенной, я не ощущала её пронизывающего холода, несмотря на то, что виденное производило неизгладимое впечатление. Отсюда назревает вопрос: что, конкретно, его доводит до этого состояния?
— Следуйте за мной.
Он развернулся и направился вниз по коридору, оставляя меня и Карсайто позади. Последний, кстати, ещё долго прожигал мою спину взглядом. Слишком остро я ощущала зуд между лопаток, но слишком сильно была увлечена разгадыванием причины поведения проректора, чтобы обернуться.
В холле нас встретила девушка, которая, как и вчера сунула нам тонкую стеклянную полоску, именуемую пропуском.
— Пожалуйста, больше не теряйте. Они у нас на вес золота.
Я нахмурилась и посмотрела на неё, молчаливо требуя пояснений, но в ответ получила лишь удивлённый взгляд и вопрос.
— Вы не помните? Вы же вчера…
— Идём. — Грубо оборвал Евгеша, оттеснив меня от ресепшена. Хочу заметить, он ко мне не прикоснулся, а оттеснил давлением своей энергетики, которую я могла бы назвать дьявольски тяжелой. Ну просто, блин, Люцифер во плоти!
— Нет, а что такого? — Возмутилась я его произволу. — В конце концов, это у меня частичная потеря памяти, я имею право знать, что вчера происходило, пока моё сознание мирно дремало в пьяном угаре.
Этот дьявол даже не ответил, спокойно направившись к выходу. Пришлось следовать за ним и сильно удивится, когда при виде меня двое охранников, с фингалами ни разу не хуже того, что красовался у Карсайто, шарахнулись в стороны, будто на них надвигается, по меньшей мере, зенитно-ракетная установка на базе танка.
Какого чёрта?!
Я уже остановилась, как вкопанная, намереваясь у охраны выяснить в чем причина их поведения и где, собственно, они раздобыли свои боевые увечья, как Евангелион вздохнул, остановился, а затем вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку листов пергамента, на которых было что-то написано размашистым почерком.
Это куски твоих воспоминаний, Василиса. Сейчас мы сядем в звуконепроницаемую карету, и я тебе прочту их, чтобы ты понимала масштабность последствий глупой выходки твоего взвода. А дальше мы немного покатаемся по делам, после чего примешь наказание так, как того заслуживаешь.
Сердце недовольно заворочалось в преддверии раскрытия, возможно, не самых лучших моментов в моей жизни. Казалось, что сейчас мне будет не столько страшно от размеров наказания, сколько стыдно за содеянное.
Карета стояла напротив входа в гостиницу, я уже даже не удивилась, когда и снаружи двое охранников размером с советский дубовый шкаф отступили ровно на несколько шагов, стоило им завидеть маленькую меня. Пройдя мимо обеспокоенных мужчин, которые, к слову, были обычными людьми, я уставилась на чёрную карету с золотым вензелем триады нашей академии.
Красиво.
Но самое странное, что я заметила — это отсутствие лошадей и кучера. То есть коробка с колесами есть, а источника движущей силы нет, почему-то раньше этот факт не вызывал у меня страха, но видимо всё дело в том, что я как-то не представляла себя внутри этой коробки.
Евгеша спокойно открыл лакированную дверцу и предложил мне руку, чтобы подняться по ступеням… Я окатила его таким смурным взглядом, что он даже оторопел слегка. Вот для чего маскарад? Кто-то решил обойти прямое требование не прикасаться ко мне под видом помощи юной девушке или просто продемонстрировать невиданный аборигенкой аристократизм?
— Обойдусь, не леди. — Хмуро сообщила я.
Я ж не “пядь” в конце концов, а птица более низкого полёта, мне до высот местных аристократов, как до Китая раком, а посему ручку мою не обременённую аристократической бледностью можно не лобызать. Ещё испачкается.
Дьявол во плоти усмехнулся, будто ожидал чего-то подобного и молчаливо указал рукой, мол, “место”, возбуждая в моей весьма вспыльчивой голове ещё немало похожих на предыдущую реплику фраз, более жесткого содержания. Сдержалась.
В карете было интимно. Именно интимно, потому что два оконца были занавешены плотным шторками, а единственный источник света находился позади Евангелиона, который сидел напротив меня и водил пальцами по камню гладкому, что был впаян в подлокотник его сиденья.
— Как это работает? — Спросила, пристально наблюдая за плавными движениями его пальцев.
Я всегда думала, что в каретах сильно трясёт и в случае дальней поездки можно отбить всю задницу, но к моему удивлению, это оказалось вовсе не так. Движение этой коробки на колёсах было плавным, хотя точно знаю, что колёса у неё обычные, деревянные, но видимо всё дело в дорожном полотне и… магии? Хотя, если вспомнить фингал Карсайто, ничего удивительного.
— Как сенсорная панель. — Тихо ответил Евангелион, лишний раз напоминая, что мы с ним жили в одном мире, в одном времени и вовсе не чужие друг другу люди, которых судьба растащила порознь. — Лучше скажи мне, ты на самом деле ничего не помнишь из вчерашнего?
Я подняла взгляд на Евангелиона.
— Никак нет.
— Я бы, конечно, повёлся будь О’Шеном, но я не он, а посему трактовать твой ответ могу в обоих смыслах.
Я вздохнула, сцепив пальцы рук, опустив на них взгляд. А вот с тренерами в лагере работало.
— Ну, помню с чего всё началось. Помню, как врезала Карсайто…
— За что? — Голос его прозвучал весьма требовательно, на что я подняла глаза и лишний раз убедилась в том, что ответ на вопрос был ему важен.
— Не важно. Это личное.
Евангелион никак не отреагировал. Молчал в ожидании продолжения, и я поведала о тех обрывках воспоминаний, которые могла рассказать. О разговоре с усатым мужчиной и его жалобах, о споре со Зверем, об игре в арм-реслинг с Котом, о том, как пела под гитару песню революционного характера, а про остальное сказала, что всё было какое-то смутное и невнятное, что соответствовало правде.
Евангелион молча вытащил листы из кармана пиджака, расправил их резким движением, закрываясь ими от меня.
— Сегодня утром на адрес академии пришло письмо весьма нелицеприятного содержания, которые практически сразу… — Евангелион запнулся, но продолжил. — …поручили мне для дальнейшего разбирательства. Это было самое занимательное чтиво во всей моей жизни. Итак, начнём. Ректору Магической академии триад от начальника стражи второй цепи города Меридэ. — Он взглянул на меня поверх листов и пояснил. — Начальник второй цепи, это как “там”… - кивнул куда-то в сторону, явно намекая, что “там” — это не в Этраполисе. — …начальник отделения полиции. — Я кивнула, давая понять, что до меня дошло, а он продолжил зачитывать. — Жалоба. Прошу Вас рассмотреть жалобу в отношении ваших адептов, которые минувшей ночью находились в одном из самых неблагополучных районов города, где плодятся нищета и бандитизм, процветает проституция и алкоголизм. — Я нахмурилась, поскольку не помнила, чтобы мы были хоть кем-то замечены и уличены в незаконных попойках или в чём-то подобном. Да собственно, мне казалось, что мы вообще ничего противозаконного сделать не могли. — Во время обхода одна из триад наткнулась на бандитские разборки, в которых адепты вашей академии были не просто участниками, они оказались злостными инициаторами драки. По словам стражей, участие в драке принимали более десяти молодых мужчин крепкого телосложения, одна девушка, постоянно кричавшая про то, что бедным детям негде гулять и тридцать два обезвреженных в ходе драки бандита. — Евангелион по верх жалобы бросил на меня укоризненный взгляд, а не получив реакции продолжил. — К сожалению, задержать, как и запомнить внешности нарушителей спокойствия не удалось, поскольку они, нейтрализовав бандитов и обезвредив стражей, скрылись в неизвестном направлении.
— А с чего он взял, что это были адепты МАТа? Может эти… Как их. — Я щелкнула пальцами, пытаясь вспомнить. — О! Хардаяры!
Евангелион в ответ поджал губы и продолжил зачитывать, но уже каким-то странным тоном, будто пытался держать себя в руках.
— При осмотре пострадавших было обнаружено несколько переломов рук, шесть вывихов, двадцать семь ушибов и восемь сотрясений. Двое из стражей вступив в борьбу с девушкой получили гематомы на лице, которые не удаётся свести восстанавливающими зельями, а также были получены неизгладимое впечатление и стресс всего состава триады. — И снова он смотрит на меня по верх листов. — Есть что сказать в своё оправдание?