Как узнали об этом на шабаше, так поднялся шум большой, и вскочили со своих мест бароны и люди их, и все пожелали увидеть короля. Поднял руку Абатис Монтекью, и стало тихо в чертоге.
Молвил он, что воды Корнуолла знают много берегов, и да найдутся среди них те, что станут Новым Авалоном, и будут на них маги и волшебники жить в мире и согласии вдали от людских стран и королей, и сами будут вершить судьбу свою. И станут пить они из волшебного источника, и проживут не одну дюжину жизней.
Не поверил Абатису барон Креон Райнер и попросил подтверждения словам его. Вместе с ним усомнились и люди его, и люди других баронов. Выхватил тогда Абатис меч из ножен барона и сказал: „Возьми меч и сей же миг вонзи мне его в грудь, и проткни сердце, ибо не стану я править теми, кто не имеет в меня веры“.
Не имел страха в своей душе барон и пронзил мечом Абатиса Монтекью, но не упал тот на землю бездыханный, а вынул окровавленный меч из своей груди, отшвырнул его в сторону и окинул взглядом высокий зал: „Credendo vides![6] Ибо я истинный король Британии a mari usque ad mare[7], король всех магов и волшебников, чародеев и колдунов, и ничто не способно меня сразить!“
Склонились перед ним в поклоне бароны, числом которых было двенадцать, и люди их, и согласились пойти за ним. Нарекли они Абатиса Монтекью живым королем Артуром и на следующий же день отправились на кораблях от берегов Корнуолла, а кто не уверовал, покинул чертог тем же вечером и никогда больше не вернулся.
Увидел с корабля своего Абатис Монтекью землю, и сердце его возрадовалось, ведь была та земля terra nullius[8], и острова ее никому не принадлежали. Назвал он их Нью-Авалоном, и на самом большом острове из пяти приказал воздвигнуть новый Камелот с Круглым столом, за которым все Тринадцать будут вершить правосудие и править своими людьми честно и справедливо. Дворец был выстроен как самый великий из всех и окружен был городом да двенадцатью замками по числу принесших клятвы Абатису. Стали именоваться правители отныне Верховным Ковеном, дабы возвыситься над ковенами прочими.
Сотворил Абатис великую магию и оградил острова от земного мира, чтобы появилась у магов и волшебников своя столица, и своя страна, и свой мир. Как via est vita[9], так и Каменный мост был дорогой в жизнь Нового Авалона, и никто из простых людей по нему пройти не мог, как ни мечтали бы они поживиться магическими знаниями. И даже сам нечестивый король Генрих VIII не смог бы этого сделать при помощи кого-либо из магов, ибо такими были чары Каменного моста.
Потянулись к Каменному мосту вереницы страждущих, повозки и всадники, телеги и пешие странники – все наделенные магией от рождения хотели жить на волшебных островах и свободными себя почувствовать. Скоро расцвели в Новом Авалоне города и деревни, наполненные радостью и благоденствием.
Долгие годы длилось славное правление Абатиса Монтекью, первого магистра Верховного Ковена, возродившегося короля Артура, и множество великих подвигов он совершил, пока не пришло время удалиться в Civitas Dei[10], и все Первые за ним последовали.
На этом кончается история Тринадцати Первых, но не кончается история магов и волшебников в Англии, о чем и будет поведано далее».
И еще на сотнях страниц неизвестный хронист рассказывал о начавшихся в Англии гонениях на ведьм, не успевших или не пожелавших укрыться на Нью-Авалоне, после того, как король Генрих VIII узнал о том, что сотворил Абатис Монтекью и другие мятежные бароны.
Деметра закрыла книгу совершенно пораженная.
Она испугалась, что наконец нашла то, что искала, потому как обнаружила подтверждение своим самым страшным мыслям – «мост» никакими способами не мог перейти простой человек, не обладающий магией. Если Абатис Монтекью, глава Тринадцати Первых и верховный бог в религии магов, задумал чары именно такими, никто и ничто не могли бы их изменить.
Стараясь унять возникшее волнение, Деми залпом допила оставшийся в чашке кофе и отложила книгу на столик у кресла.
– Барон Абатис Монтекью – возродившийся король Артур? – пробормотала она, глядя на тисненые буквы обложки и мысленно напоминая себе о том, что еще вчера обещала не сдаваться. – Чушь какая-то.
Ей хотелось закинуть хроники куда-нибудь подальше и поскорее забыть о прочитанном, а после, как и раньше, продолжать искать решение, которое поможет, однако темная искорка сомнений уже надежно поселилась в голове.
Чтобы не думать о плохом, Деметра взяла сумочку и торопливо вышла из спальни, намереваясь заняться тем, что еще четверть часа назад было основной задачей дня. Выяснить, отчего Рицци Альфано вдруг отказалась с ней общаться.
Патриция Альфано жила на окраине Эмайна в фешенебельном районе с относительно новыми таунхаусами, который был построен в середине прошлого века для семей видных чиновников Канцелярии. Она приобрела свой дом вскоре после смерти отца, вступив во владение наследным капиталом.
Богатый трехэтажный дом, примыкающий к целой улице подобных, можно было, хоть и с натяжкой, назвать уютным – на фоне гротескного исторического центра города этот район и вправду выглядел миловидно. Здания здесь были выкрашены в светлые цвета, и за их состоянием тщательно следили. По обочинам дорог явно пытались сделать нечто вроде газона или лужаек с серой травой, а ряды таунхаусов разбавляли скверы и небольшие парки с фонтанами. Из-за особенностей авалонской растительности это место выглядело одинаково и зимой, и летом.
Уже успевшая немного узнать о предпочтениях подруги, Деметра прекрасно понимала, отчего Рицци решила сменить место жительства. Она хотела начать все заново, по возможности отвлечься от родовых замков, семейных трагедий и рабочих обязанностей… В особенности от своего личного проклятия.
До переезда на Вайлдхант Деми часто приезжала к ней с визитами. Тогда подруга еще не потеряла надежды, что ее последняя безответная любовь – Шерл Прамнион, бывший глава Ордена Монтеры – очнется от длительной комы. Но этого не случилось и через несколько месяцев. Письма от Рицци приходили все реже, и теперь…
«Маркиза Альфано просила передать вам, что не желала бы встречи сегодня и никогда вообще»…
Она остановилась перед крыльцом дома, гадая, чем на этот раз были вызваны перемены в поведении подруги, а после долго стучала в дверь, ожидая, что кто-нибудь да услышит. Окна были зашторены и темны, как если бы маркиза куда-то уехала. Но Деми отправляла утреннее письмо именно на этот адрес. Значит, и ответ пришел отсюда.
Простояв на месте минут десять и вновь раздражаясь, что нельзя просто позвонить, Деметра, уже ни на что не надеясь, подергала за ручку двери.
Дверь неожиданно легко подалась ей навстречу и, тихо скрипнув, отворилась.
Нахмурившись, Деми осторожно заглянула в узкий холл, представлявший собой коридор, уводящий вглубь таунхауса, с лестницей наверх. Она давно уже усвоила, что незапертые входные двери – плохой знак.
– Рицци? – позвала Деметра. – Ты здесь?
Нескольких робких шагов хватило, чтобы оценить царящее в доме запустение. Мягкие синие ковры, дорожками укрывающие паркет, были покрыты грязными следами обуви. В гостиной, арка в которую вела тут же, по правой стороне, валялись десятки пустых бутылок из-под вина.
– Не заставляй меня беспокоиться, Рицци! – выкрикнула Деми, уже подозревая возможные причины проблемы. – Если ты здесь, то лучше бы тебе отозваться, пока я не вызвала магов-хранителей!
Помня о своей слабости, она решительно не хотела вновь ввязываться во что-то сомнительное… но в этот раз все обошлось. Невнятное мычание, лишь отдаленно напоминающее голос подруги, послышалось со второго этажа.
Когда Деметра поднялась в спальню, то застала ее сиятельство, несравненную маркизу Альфано, первую красавицу высшего света Нью-Авалона, лежащей поперек неубранной кровати в пижаме не первой свежести, с грязными и всклокоченными розовыми волосами, в окружении открытых коробок шоколадных конфет. Некоторые из конфет уже были надкусаны и просто валялись на одеяле. Разумеется, саму Рицци не волновал ни ее помятый вид, ни пятна от конфет, жидкая начинка которых растекалась по шелковому постельному белью.
– Что тебе надо? – недовольно спросила она, не поворачивая головы.
– Они что, с алкоголем? – поинтересовалась Деми, беря с пола одну из коробок и скептически рассматривая изувеченные конфеты в гофрированных формочках.
– С ликером, – презрительно выговорила Рицци, приподнимаясь на локтях.
– О, замечательно, значит, ты решила напиться конфетами? – вскинула брови Деметра, отбрасывая коробку на заваленный фантиками стол. – Винный погреб, как я понимаю, уже опустошен?
– Тебе-то какое дело? – фыркнула Рицци, вновь падая на кровать.
– И слуг ты, очевидно, уволила, чтобы никто не мешал тебе страдать, – продолжала рассуждать Деми. – Как давно в последний раз ты была в больнице у Шерла?
– Давно, – пробурчала Рицци, переворачиваясь на живот и утыкаясь лицом в подушку.
Секунда, и до Деметры донеслись приглушенные пьяные рыдания.
– Я такая неудачница, Деми! Думала, что после снятия проклятия с острова все наладится, и у меня тоже… Но Шерл, он… – Слова прерывались громкими всхлипами. – Я устроила себе отпуск в Лондоне и даже зарегалась в гребаном Тиндере! В Тиндере, понимаешь?!
Рицци подняла на нее покрасневшее от слез лицо, и Деми вздохнула.
– Так, мне все ясно, – сказала она. – Сейчас я спущусь вниз и поищу, есть ли из чего приготовить кофе. Потом мы приведем тебя в порядок и поедем в больницу. Вопросы?
– Только один: тебе самой-то не надоело всем помогать? – размазывая слезы, со злостью в голосе протянула Рицци.
Деметра вздохнула вновь.