Будда учил, что одни из самых предсказуемых человеческих страданий – это болезнь и смерть. Сейчас, когда мне перевалило за семьдесят, я чувствую это всем своим нутром. Недавно я посмотрела фильм о злобной семидесятипятилетней старухе, которая начала болеть и которую не любила собственная семья. Единственным источником доброты в её жизни была преданная ей собака-колли. Впервые в жизни я отождествила себя с этой женщиной, а не с её детьми. Это был огромный сдвиг: внезапно открывшийся мне совершенно новый мир понимания, новая эпоха сочувствия и доброты.
В этом может заключаться ценность наших личных страданий. Мы можем непосредственно ощутить, что все находимся в одной лодке и что единственная имеющая смысл вещь – это забота друг о друге.
Когда мы чувствуем угрозу или какой-то дискомфорт, это может соединить наше сердце с сердцами всех людей, чувствующих угрозу или дискомфорт. Мы можем сделать паузу и прикоснуться к этой угрозе. Мы можем прикоснуться к горечи отвержения и остроте пренебрежения. Где бы мы ни были: дома, в общественном месте, в пробке или в кино, мы можем остановиться, посмотреть на других людей и осознать, что они подобны мне в своей боли и радости. Подобно мне, они не хотят испытывать физической боли, неуверенности или отвержения. Подобно мне, они хотят чувствовать, что их уважают, и испытывать физический комфорт.
Когда вы прикасаетесь к своей печали или своему страху, к своему гневу или своей зависти, вы прикасаетесь к зависти всех людей, знаете их страх и печаль. Вы просыпаетесь среди ночи от приступа тревоги и, когда полностью переживаете её вкус и запах, вы разделяете тревогу и страх всего человечества, а также всех животных. Ваше страдание может остаться лично вашим, а может стать связью со всеми существами всего мира, испытывающими подобные сложности. Истории могут отличаться, причины могут отличаться, но переживания одни и те же. Для каждого из нас печаль имеет один и тот же вкус, для каждого из нас ярость, зависть, ревность и тяга зависимости имеют один и тот же вкус. То же самое касается благодарности и радости. Можно насыпать сахар в два миллиарда чашек, но везде его вкус будет одинаковым.
Какое бы наслаждение или дискомфорт, счастье или несчастье вы ни испытывали, вы можете посмотреть на других людей и сказать себе: «Подобно мне, они не хотят чувствовать такую боль». Или же: «Подобно мне, они ценят это чувство удовлетворённости».
Именно в те моменты, когда всё рушится и мы не можем склеить обломки, когда мы теряем что-то, что нам дорого, когда просто ничего не работает и мы не знаем, что делать, естественная теплота нежности, теплота эмпатии и доброты ждёт, что её обнаружат, что её примут. Это наш шанс выйти из своего защитного пузыря и осознать, что мы не одиноки – никогда. Это наш шанс наконец понять, что что бы мы ни делали, все, кого мы встречаем, по своей сущности такие же, как мы. Если мы повернёмся к своему собственному состраданию, оно может раскрыть нас отношениям любви со всем миром.
10. Безграничное дружелюбие
Я много раз слышала высказывание Далай-ламы о том, что сострадание к самому себе – это опора для развития сострадания к другим. Чогьям Трунгпа также учил этому, когда говорил о том, как действительно помогать другим и как выполнять работу на пользу другим, не примешивая к ней собственные корыстные интересы. Он представлял это в виде трёхшагового процесса. Первый шаг – это майтри, что на санскрите означает любящую доброту ко всем существам. Однако Чогьям Трунгпа подразумевал под этим термином безграничное дружелюбие к самим себе, из чего непременно следовало естественное безграничное дружелюбие к другим. Майтри также означает доверие к самому себе – доверие к тому, что у нас есть всё необходимое, чтобы полностью познать себя, не чувствуя безнадёжности и не обращаясь против самих себя вследствие увиденного.
Второй шаг в путешествии к настоящей помощи другим – это общение из сердца. В той степени, в которой мы доверяем себе, мы можем не закрываться от других. Другие могут вызывать у нас сильные эмоции, однако мы не отдаляемся от них. Опираясь на эту способность оставаться открытыми, мы подходим к третьему шагу, к труднодостижимому плоду: способности ставить других превыше себя и помогать им, не ожидая ничего взамен.
Когда мы строим дом, мы начинаем с закладки устойчивого фундамента. Точно так же, когда мы хотим помочь другим, мы начинаем с развития теплоты или дружелюбия в отношении себя самих. Однако люди часто имеют искажённые представления о дружелюбии и теплоте. Например, мы говорим, что должны заботиться о себе, но сколькие из нас действительно знают, как это делать? Когда фокусом нашей жизни становится цепляние за безопасность и комфорт и избегание боли, мы вовсе не чувствуем заботы о себе и уж точно не ощущаем стремления протянуть руку другим. В конечном итоге мы ощущаем лишь большую угрозу и раздражение и ещё меньше способны расслабляться.
Я знаю многих людей, которые годами ежедневно выполняют физические упражнения, ходят на массаж, занимаются йогой, строго придерживаются определённого режима питания или приёма витаминов, следуют за духовными учителями и выполняют медитацию в том или ином стиле – и всё это во имя заботы о себе. Затем с ними вдруг происходит что-то плохое, и оказывается, что все эти годы совсем не прибавили им внутренней силы или доброты к самим себе, которые они могли бы использовать. Это также не добавляет им способности помогать другим людям или окружающей среде. Наша забота о себе полностью эгоистична и никогда не достигает непоколебимой нежности и уверенности, которые требуются, когда всё рушится. Когда мы начинаем развивать майтри по отношению к самим себе, безусловное принятие самих себя, мы начинаем действительно заботиться о себе так, что наши усилия окупаются. Нам становится комфортней в собственном теле и с собственным умом, а также комфортней в этом мире. С ростом нашей доброты к самим себе растёт и наша доброта к другим людям.
То спокойствие, которого мы ищем, не даёт трещины, как только возникают сложности или хаос. К чему бы мы ни стремились: к миру внутри, к миру на планете или к тому и другому, мы можем выстроить их лишь на фундаменте безусловной открытости ко всему, что возникает. Мир – это не переживание, в котором нет никаких вызовов, в котором не бывает бугристых и гладких участков. Мир – это переживание, которое достаточно обширно, чтобы включать всё возникающее без ощущения угрозы.
Иногда я спрашиваю себя, как бы я повела себя в экстренной ситуации. Я слышала истории о том, как в критических ситуациях люди проявляют храбрость, однако я также слышала болезненные истории о том, как люди не смогли протянуть руку тем, кто в этом нуждался, поскольку боялись за себя. На самом деле мы никогда не знаем, как всё повернётся. Поэтому я размышляю о том, что бы произошло, если бы я, например, оказалась в ситуации голода, и у меня был один кусок хлеба. Поделилась бы я им с другими голодающими? Или оставила себе? Если я размышляю над этим вопросом, когда испытываю дискомфорт от голода средней силы, процесс размышлений становится более честным. До меня доходит реальность того, что если я отдам всю свою еду, голод, который я испытываю, никуда не исчезнет. Возможно, кому-то другому от этого станет легче, но можно сказать наверняка, что я почувствую себя хуже физически.
Далай-лама иногда советует не есть один день в неделю или пропускать один из приёмов пищи в один из дней недели, чтобы ненадолго поставить себя на место тех, кто в этом мире голодает. Сама я, практикуя солидарность таким образом, обнаружила, что могу вызвать в себе ощущение паники и желание защититься. Тогда возникает вопрос: что нам делать с собственным страданием? Закрывает оно наше сердце или открывает? Когда мы голодны, усиливает ли наш голод эмпатию к другим голодным людям и животным или же он усиливает наш страх голода и эгоизм?
Подобные размышления позволяют нам быть совершенно честными с самими собой в том, где мы находимся сейчас, а также осознать, где мы хотели бы оказаться в следующем году, через пять лет или к моменту своей смерти. Возможно, сегодня я паникую и не могу отдать даже крошку своего хлеба, однако мне не обязательно впадать в отчаяние. У нас есть возможность проживать свою жизнь так, что мы год от года становимся всё менее напуганными, всё меньше ощущаем угрозу и всё больше способны спонтанно помогать другим, не спрашивая себя: «А что мне за это будет?».
Одна пятидесятилетняя женщина рассказала мне свою историю. В возрасте двадцати пяти лет она попала в авиакатастрофу. Она так запаниковала, испугавшись, что самолёт взорвётся, что бросилась к аварийному выходу, не помогая никому, включая – и вспоминать это больнее всего – маленького мальчика, который запутался в ремнях безопасности и не мог покинуть своё место. Когда произошла эта катастрофа, она уже пять лет практиковала буддизм, и собственная реакция оказалась для неё сокрушительным ударом. Ей было очень за себя стыдно, и после пережитого она на три года впала в депрессию. Однако в конце концов её сожаление и раскаяние не разрушили её, а открыли её сердце другим людям. Она не только стала преданней своему духовному пути на благо другим, но и начала работать с людьми, попавшими в кризисные ситуации. То, что можно было бы счесть её поражением, сделало её более отважной и сострадательной женщиной.
Непосредственно перед достижением просветления под деревом бодхи Будда подвергся всем возможным искушениям. На него обрушились объекты страсти, желания, агрессии и страха, а также всевозможные явления, которые обычно ловят нас на крючок и заставляют потерять равновесие. Отчасти его выдающееся свершение заключалось в том, что он поддерживал присутствие в настоящем мгновении и не поддался ни одному из возникших искушений. В традиционной версии этой истории сказано: что бы ни проявлялось – демоны, солдаты с оружием или прекрасные искусительницы, Будда никак не реагировал на это. Однако мне всегда казалось, что, возможно, в ту долгую ночь Будда