Было в этом поцелуе что-то грустное, печальное. Они оба это чувствовали: в каждом движении губ, в каждом ударе сердца и в каждом порывистом вздохе.
Но этого было мало. Хотелось большего.
Возбуждение ударило в голову так резко, что Хейли на мгновение отстранилась от горячих, желанных губ.
Тяжело дыша, она прислушивалась к этому новому чувству: оно переполняло всю ее, плавно, словно щекоча все внутренности, опускалось все ниже и ниже. Внизу живота что-то затрепетало, раскаленным железом опаляя все внутри. Она снова припала к губам Криса, жадно целуя и все больше подаваясь вперед.
Крис не отдавал отчета своим действиям. Его сознание затуманилось в ту самую секунду, когда он поддался искушению и давно подавляемому желанию и коснулся разгоряченных губ Хейли.
Он не мог думать, только не сейчас.
Сейчас ему хотелось касаться этой кожи, хотелось ощущать вкус этих желанных губ, хотелось прижать ее к себе так крепко, чтобы услышать биение сердца.
Хотелось большего.
Крис резко оборвал поцелуй, а Хейли потянулась за ним, как вдруг он одним быстрым движением оказался сверху и прижал ее к мягкой постели.
В ее фиалковых глазах промелькнул испуг, но быстро сменился нежным трепетом.
Парень сжал в руках складки простыни. Его внимательный, напряженный взгляд прошелся по бледному лицу Хейли с ярким румянцем на скулах, по влажным губам; он подался вперед, но вновь остановился.
Бьющаяся на шее девушки жилка, задранная майка, оголенные ноги и живот… Все это пленило его, притягивало, заставляло забыть обо всем, а в висках стучало лишь одно: «Еще».
Он вновь припал к ее губам. Глубокий поцелуй вызвал дрожь по всему телу Хейли, и она обняла его за шею, касаясь дрожащими пальцами выпирающих позвонков на напряженной спине.
Томный вздох сорвался с ее губ, когда Крис усыпал поцелуями ее тонкую шею, поднялся выше и его влажный горячий язык обжег мочку уха Хейли. Прикрыв глаза, она вцепилась пальцами в его футболку.
Обжигающие поцелуи опустились ниже: снова шея, острые ключицы…
И снова вздох. Громче. Вызывающе. Возбуждающе.
Не в силах сдерживать себя, Крис в последний раз сжал в нетерпении помятую простыню, и его горячие пальцы коснулись изгиба талии Хейли и сжали ее почти до боли.
Она вскрикнула. Невольно. Неосознанно. И с губ слетело еле слышно:
– К… Крис…
Томный шепот буквально срывал крышу. Крис словно обезумел. Он топил в поцелуях желание, он крепко прижимал к себе горячее тело и по-прежнему хотел большего.
Его рука властно скользнула по бедру Хейли, и она согнула ногу и мягко отвела ее в сторону.
Пальцы скользили по раскаленной коже, вызывая дрожь и сбивая дыхание. Парень все чаще слышал свое имя, произнесенное жарким шепотом в полутьме…
Крис склонился, нежно поцеловал горячую щеку и, прикрыв глаза, прошептал в самое ухо:
– Хейли… Если я продолжу, то не смогу остановиться…
– Почему я хочу этого? – непонимающе спросила она, чувствуя не только жар во всем теле, но и постепенно проясняющееся сознание.
Кровь хлынула к лицу.
Хейли сильнее обняла Криса, вдыхая аромат его одеколона и касаясь пальцами жестких волос.
– Что ты делаешь со мной, – еле слышно произнес Крис, и горькая усмешка отразилась на его лице.
– Что? – не расслышала Хейли.
Крис поднялся и взглянул в ее смущенное лицо. Он видел в ее глазах то, что увидел бы сейчас и в своих, но что-то останавливало его. Что-то не позволяло зайти дальше.
– Ты знаешь… как сильно… я хочу… – с трудом выговаривал он слова, и его брови хмурились все сильнее. – Чтобы ты была моей.
Хейли, от смущения не в силах выдержать этот напористый взгляд, отвернулась. Осознание произошедшего и не произошедшего медленно приходило в ее проясняющееся от неожиданного возбуждения сознание и она, нервно кусая губы, опустила задравшуюся майку.
– Прости за мое поведение, – пробормотала она.
– Не смей извиняться, – мотнул головой Крис и наклонился, чтобы слегка коснуться ее искусанных губ.
Это было последнее прикосновение.
Он отстранился от Хейли, и она, медленно, все еще чувствуя в теле жар, отвернулась к стене, натянув одеяло до плеч. Крис молча ушел на свою кровать, и скрип, который она издала, стал последним звуком, раздавшимся этой ночью в темном номере, наполненном несказанными словами и вырвавшимися наружу скрытыми чувствами.
Глава 18Признание
Голос Криса всегда тихий, спокойный, с едва заметной хрипотцой.
Хейли не слышала его с того самого момента, как они вернулись с отдыха. А прошло с тех пор два или три дня. Но это были не просто дни. Они были наполнены тишиной. И эта напряженная тишина разъедала душу.
Не было сказано ни одного слова, даже звука. Хейли порой казалось, что они неосознанно избегают друг друга, чтобы миновать неловкой встречи глазами, или чтобы случайно, вскользь, не остановиться быстрым взором на лице, или чтобы не сказать хоть что-нибудь непозволительное.
Кажется, все обычно: утро, курсы, работа, ужин.
Вот только без него. День начинался и заканчивался в одиночестве.
Крис на некоторое время исчез из ее жизни. Хейли знала, что утром, пока она собирается на курсы и готовит завтрак, он все еще в постели. Также знала, что возвращается он, как обычно, позже нее, громко хлопает дверью, словно таким образом оповещая о своем прибытии, и идет на кухню, где на столе его ждет ужин. Крис был рядом.
Рядом. Но не с ней.
За это долгое, мучительно долгое время Хейли кое-что осознала. Кое-что настолько важное, что не могла перестать думать об этом: мысли терзали ее, проникали, казалось, в самую душу, в самую ее глубь и заставляли без конца вспоминать каждый день, каждый момент, каждую секунду, проведенную вместе с Крисом.
Понимание всего происходящего настигло Хейли, когда она была беззащитна, ни о чем не подозревала и все еще продолжала искать выход из сложившей ситуации.
Завершался обычный рабочий день. За окном уже давно было темно, и ночь наступила как-то незаметно. Звезды еще не торопились озарить своим неповторимым, искристым светом темное полотно неба, но серебристая, еще неполная луна уже выглядывала из-за сгустившихся, тяжелых блекло-серых облаков.
Было тихо.
Нарушал ее только один кузнечик, сидящий где-то в зарослях травы.
А может, даже и не один. Эти ночные трели были хорошо слышны Хейли. Они просачивались через открытую форточку вместе с прохладным ветерком и касались слуха девушки. Она еще не легла спать.
Снова сидела на краю кровати и теребила в руках край простыни. Она снова мрачно задумалась.
Часы надоедливо тикали. Стрелка их, казалось, стучала не на циферблате, а в висках.
Хейли бросила на часы быстрый взгляд, прикрыла глаза и прислушалась, стараясь уловить напряженным слухом звуки, доносившиеся из-за закрытой двери ее комнаты.
Пришел ли Крис с работы?
Нашел ли оставленный ужин на столе?
Но что еще важнее, о чем он думает сейчас?
Как прошел его день на работе?
Он устал? Голоден? Хочет ли горячего чая с чем-нибудь сладким?
Но все эти неозвученные вопросы останутся без ответа. Даже звуки, доносившиеся из коридора, не могли послужить ответом.
Вот скрипнула входная дверь. Не зажигая света, Крис устало сбросил обувь на пол.
Вот прошел на кухню: тихие шаги были отчетливо слышны в непроницаемой тишине.
Губы Хейли исказила кривая, горькая усмешка:
«Руки не помыл. Опять».
Странно, было совсем не больно слышать его шаги, чувствовать его присутствие и знать, что, несмотря на то, что он так близок, все же с невесомой легкостью ускользает от нее.
Было не больно. Только очень хотелось плакать.
Хейли обессиленно упала на подушку, волосы удачно прикрыли ее лицо, и вот горло уже словно сжали тисками, в носу защипало, а глаза наполнились влагой, как вдруг неожиданная мысль осенила ее.
Она села так быстро, что голова закружилась: стены комнаты закачались и на секунду в глазах потемнело. Но уже в следующее мгновение девушка испуганно прикрыла рот ладонью, ее глаза расширились от изумления, а сердце глухо ухнуло где-то под ребрами и забилось быстро-быстро.
Лунный свет упал на бледное лицо, озаряя фиалковые глаза и непонятный яркий блеск в самой их глубине.
– Я люблю тебя, Крис, – прошептала Хейли в тишину, устало опуская обессилевшие руки на простынь. – Люблю.
Как только ее тихий, робкий голос растворился в темноте, она тут же ощутила, словно по ее венам потекло мягкое тепло. Оно распространилось по всему телу, исходя откуда-то изнутри.
Она медленно опустилась на подушку. На потрескавшихся губах играла счастливая улыбка. Плакать больше не хотелось, но все же несколько слезинок блеснули в полумраке и скатились по бледной щеке, исчезнув в спутанных прядях.
А губы все шептали:
– Люблю… Люблю…
С той минуты, когда Хейли, засыпая, шептала в тишине имя Криса, когда признавалась самой себе в этом чувстве, все изменилось.
Осталось неизменным лишь чувство тоски и одиночества, которое она ощущала с того самого дня, когда они оба, отдавшись желанию, чуть не переступили грань дозволенного.
Позволив себе эту слабость, Хейли потеряла возможность просто быть рядом с ним, заботиться, как и раньше, или хотя бы просто глядеть в эти родные обсидиановые глаза.
Все теперь окрасилось в другой цвет, приобрело новые оттенки и новый смысл, о котором Хейли раньше не могла даже подозревать.
От осознания, что она любит Криса, что с невероятной, почти невозможной нежностью хранит в памяти каждый его взгляд, каждое слово, каждое прикосновение, она впервые чувствовала себя свободной и словно окрыленной. Но в то же время ей было этого ничтожно мало.
Воспоминания, хранившиеся в памяти, не могли заменить настоящего Криса. И Хейли с болью в сердце понимала, что хочет, чтобы все было как раньше.
Без этих еще не до конца понятых ею чувств, без этой тоски и одиночества в общей квартире, без этой разъедающей тишины между ними… Как раньше. Когда они просто были семьей. Когда она смотрела на Криса как на родного человека, почти как на брата. Но все же понимала, что кривит душой. Новое чувство, охватившее ее, приносило ей томно-сладкое, приятное ощущение в груди, у самого сердца.