– Я не успела приготовить ужин, – виновато опустив взгляд, промямлила она. – Сейчас я что-нибудь придумаю. – И она, стараясь не смотреть на Криса, низко опустив голову, проскользнула мимо, босыми ногами шлепая по прохладному полу.
Смотреть ему в глаза было слишком неловко. Она будто видела в них немой вопрос и вспоминала его слова. Она ведь ничего ему не ответила, любит ли она его и что испытывает к нему. Все это было очень сложно и волнительно для Хейли.
Лишь на кухне, оставшись ненадолго одна, она смогла шумно выдохнуть и прикрыть на мгновение глаза, чтобы поймать то ускользающее спокойствие, которое она ощущала до прихода Криса.
Каждая эмоция, чувство были ей незнакомы. Она будто открывала перед собой новый мир. Столько тонкостей, сложностей, столько всего нужно понять и найти в себе силы на взрослые, осознанные решения, а она от смущения даже не могла посмотреть ему в глаза.
В ванной зашумел кран, послышался глухой шорох сброшенной одежды, и Хейли с облегчением поняла, что сможет приготовить ужин, не ощущая прожигающего спину пронзительного взгляда обсидиановых глаз.
Но сердце все равно нервно трепыхалось, ударяясь о ребра, заставляя кусать губы и хмуриться.
Вода по-прежнему шумела, и Хейли, невольно прислушиваясь ко всем звукам, раздающимся за пределами кухни, открывала холодильник, включала плиту, ставила чайник.
И вновь она была невнимательна. Вновь думала о постороннем. И все почему-то шло наперекосяк.
Яичная скорлупа падала на сковородку, горячий чайник обжигал пальцы, а хлеб ломался и крошился.
Но вот вода перестала шуметь, хлопнула дверь ванной и послышались шаги Криса, мягко ступающего по ковровой дорожке в коридоре.
Шаг, еще. И еще.
Хейли глубоко вздохнула и сжала в руке нож, с усилием заставляя себя не нервничать.
– А ты тоже не ужинала? – вдруг раздался голос Криса за спиной, а Хейли невольно вздрогнула и, смутившись от собственного испуга, покраснела.
– На работе перекусила, – нарочито спокойным голосом произнесла она, слегка развернувшись и оглянув Криса быстрым взглядом, чтобы показать, что она совсем не боится смотреть на него, и торопливо отвернулась, невольно запомнив каждую увиденную мелочь.
И мокрые после душа волосы, и капли воды на мятой серой футболке, уставшее лицо, и, кажется, новый синяк на предплечье.
Крис сел за стол, привычно поставив одну ногу на сиденье своего диванчика и притянув ее к себе.
Он не хотел смотреть на Хейли: знал, что она и так смущена и взволнованна, но взгляд сам возвращался к ее растрепанным иссиня-черным волосам, собранным в непонятный пучок, к оголенным плечам, к изящной спине, открытым ногам и стройной талии…
Негромко цокнув, он нахмурился и резко отвернулся.
Стиснул зубы. Старался успокоить дыхание. И молчал.
– Все, что было в холодильнике, – слабо улыбнувшись, Хейли поставила перед хмурым Крисом тарелку с горячей яичницей с помидорами и разогретыми макаронами. Рядом она с легким стуком поставила кружку с горячим кофе и тарелку с бутербродами.
Крис опустил поднятую ногу и оглядел скорый ужин.
Выглядело очень аппетитно, несмотря на то, что было приготовлено из остатков.
Хейли положила рядом вилку и ушла к раковине, в которой уже набралась грязная посуда.
– Спасибо, – тихо поблагодарил Крис, приступая к еде.
Хейли ничего не ответила, только улыбнулась, словно самой себе, и включила воду.
Из тарелки вкусно пахло, но Крис не чувствовал голода, хотя, придя с работы, был готов опустошить холодильник. Сейчас же пустой желудок его совсем не волновал.
Волновала его только Хейли и ее напряженность.
Его пальцы с силой сжимали вилку. Казалось, еще немного, и та погнется.
Но Крис этого не замечал. Ощущая тяжесть во всем теле, он все сильнее стискивал зубы и хмурил угольные брови.
Сейчас каждая мелочь бросалась ему в глаза. И этот манящий румянец на ее бледных щеках, и эти тонкие прядки волос, падающие на лицо и, наверное, неприятно щекочущие ее кожу; и это напряжение в тонких изящных руках. Потому что она знала, что вновь пронзительный взгляд до боли знакомых глаз устремлен на нее.
– Ты специально это делаешь?!
Голос Криса прозвучал глухо. Между его слов проскользнуло выраженное недовольство и раздражение.
Хейли, выключив воду, вопросительно взглянула на парня и заметила, что он даже не притронулся к еде. Только вилку в руку взял.
– Ты о чем? – полушепотом спросила она, с непониманием и страхом чувствуя, как сгущается тяжелая атмосфера в этой маленькой кухне. – Кофе без сахара, как ты любишь.
– Я не об этом! – выпалил Крис, гневно ударив по столу так, что столешница с грохотом сотряслась, а вилка со звоном выпала из его напряженной руки. Уже остывший кофе выплеснулся через края чашки, и темные пятна остались на светлой скатерти.
– Я не понимаю, – еще тише заговорила Хейли, испуганно прижав мокрые ладони к груди.
Крис резко встал из-за стола, уперев кулаки в стол и низко опустив голову, а потом вдруг поднял на Хейли мутные глаза, наполненные и злостью, и сожалением, и раздражением.
Горькая усмешка исказила его тонкие губы, и он замотал головой, словно не соглашался с какими-то своими мыслями.
– Я же сказал тебе, – с трудом выговорил он, широкой ладонью проведя по усталому лицу. А потом со скрежетом, сквозь сжатые зубы: – Сказал! Но ты все равно ходишь передо мной в таком виде! Разве не понимаешь?!
Хейли хотела что-то ответить, но лишь глотала воздух обсохшими губами.
То хмурилась, то опускала взгляд, а предательский румянец все ярче выступал на лице.
– Извини… Я сейчас переоденусь, – прерывающимся от обиды голосом, быстро и невнятно произнесла она и торопливо вышла из кухни.
Дверь ее комнаты громко хлопнула. Хейли не хотела этого. Ведь он может подумать, что они снова поругались, и она в обиде хлопает дверью. Как глупо.
Но они ведь не поругались. То, что было там, на кухне, лишь недоразумение, которое можно с легкостью исправить.
Хейли спешно распахнула дверцы шкафа и стала лихорадочно перебирать одежду, ища то, что может скрыть и ее открытые плечи, и ноги. В руки попадалось все не то, что нужно. То нижнее белье, то юбки или блузки с глубоким вырезом.
– Какая же я дура! – прошептала она, прижимая одежду к лицу и ощущая запах стирального порошка. – Дура! Идиотка!
Хейли и подумать не могла, что вызывает у Криса такие сильные чувства. Надо было быть внимательнее, но она была слишком далека от всего этого и могла беспокоиться лишь о признании Криса.
Она бросила всю одежду на пол, а потом со злостью на саму себя, смешанной с обидой на Криса, ударила коленкой по шкафу, но от этого легче не стало. Ногу прострелила боль, а злость только усилилась.
И она снова стала перебирать одежду. Джинсы, толстовки, свитера. Все не то. Тогда она бросила все это на пол и оглядела комнату. На кровати лежал легкий сиреневый шелковый халат, переливающийся в свете лампы.
Хейли с остервенением схватила его, накинула на плечи, просунула руки в рукава и уже хотела завязать, как вдруг дверь комнаты неожиданно скрипнула.
Тихие шаги, от которых неровно забилось сердце.
И спокойное дыхание за спиной.
– Прости, Крис, – с глубоким сожалением в голосе проговорила Хейли, запахивая халат и пытаясь завязать пояс дрожащими руками. – Я не подумала… Прости…
Шелковая ткань все выскальзывала из рук, просачиваясь между тонких дрожащих пальцев. И в какой-то момент тщетные попытки завязать пояс стали настолько раздражающими, что Хейли не выдержала.
К горлу поступил ком все той же непонятной обиды, и Хейли, больше не в силах себя сдерживать, закрыла лицо руками и заплакала. Тихо и беззвучно. Она не хотела, чтобы Крис слышал, как она всхлипывает, содрогаясь от душащих рыданий. Наверняка он разозлился бы.
Поэтому она, не издавая ни единого звука, кусала губы, ощущая собственные холодные слезы на горячих ладонях.
– Я был груб, – неожиданно глухим шепотом произнес Крис совсем рядом, обжигая дыханием ее шею.
Он был слишком близко.
Еще пара сантиметров, и она почувствует тепло его тела, между лопаток пробежит дрожь и закружится затуманенная голова, а стены поплывут перед глазами…
– Но ты должна понять, – снова глухой шепот обжег кожу, а тяжелые ладони легли на плечи Хейли, отчего та вздрогнула и замерла, испуганным взглядом смотря перед собой, а слезы застыли в фиалковых глазах.
Еще секунда.
И он еще ближе.
Наклонил голову – его частое дыхание гуляло по ключицам и плечам, а непослушные волосы щекотали бледную кожу.
Хейли чувствовала это прикосновение, почти невесомое, щекочущее…
– Пойми, мне тяжело сдерживать себя. Ты… Твое тело. Твое нежное лицо. Твой голос…
И уже на ухо, совсем близко, почти касаясь губами:
– Возбуждают меня.
Хейли порывисто выдохнула, прикрыв глаза от испуга, смешанного с непонятным, но уже знакомым чувством где-то внизу живота, и, ощущая на влажных ресницах остатки слез, зажмурилась. Последние слезинки скатились по пунцовым щекам, застывая на линии скул.
Холодные пальцы Криса скользнули по ее разгоряченной коже, подбирая ткань халата и медленно спуская его вниз по плечам, рукам, запястьям. Шелковая ткань плавно упала на ковер, коснувшись напряженных, слегка подрагивающих щиколоток Хейли. По вновь оголенным плечам прошелся ветерок.
Властным прикосновением Крис медленно и осторожно развернул Хейли к себе.
На ее смущенном лице блеснули застывшие слезы. Крис тут же нахмурился, невольно сжав ее предплечья.
– Не плачь, прошу, – твердым и хриплым голосом просил он, но Хейли, боясь раскрыть глаза и увидеть его лицо так близко, стояла, ощущая лишь темноту и страх. Ей хватило сил лишь слабо кивнуть. – Я не хотел тебя пугать. Я знаю, что ты не уверена в своих чувствах, и поэтому не хочу потерять тебя из-за собственной слабости.
Свет настольной лампы очень слабо освещал комнату, но Крис четко видел перед собой приоткрытые в испуге губы, застывшие слезы на дрожащих ресницах и тонкие, напряженные брови.