А если все же… то у меня проблемы. Впрочем, даже если и не так, срочный переезд Багалей все равно никуда из расклада не денется. Аргх! Ненавижу головоломки. Муть, жуть и ужас. Мне бы шашку да коня, да на линию огня… Эх!
Хоровод мыслей кружил до самого рассвета, но к тому моменту, когда солнце вызолотило стены и крыши городских домов, я все же успокоился. Знает кто-то о моем иномировом происхождении или нет, сейчас значения не имеет. По крайней мере, до сих пор никаких поползновений в мою сторону не было. Да, Рогнеда прямо сообщила, что вокруг меня затевается какая-то возня, но поделать с этим фактом я ничего не могу, а значит, мне нужно просто быть осторожнее и внимательнее. Можно было бы, наверное, куда-нибудь сбежать, но вот вопрос: от кого и куда? Пока я не знаю действующих лиц и их намерений, не имею юридической независимости и просто не представляю, где и как можно организовать надежное, безопасное укрытие.
Да и есть ли смысл в таком шаге вообще? В конце концов, я вовсе не уверен в том, что затеянные неизвестными «игры» пойдут мне во вред. Это не наивность, это информационный вакуум. Единственно, что я знаю точно, они могут и уже идут вразрез с моими интересами, в частности с желанием спокойной жизни, но… как раз этот факт мне не изменить в принципе. И неважно, останусь я на месте и вляпаюсь в чью-то возню, или попытаюсь скрыться, это в любом случае означает лишние телодвижения, те самые, которых мне хотелось бы избежать. А раз так, то и дергаться я пока не стану, ввиду бессмысленности подобного поведения, что, правда, не отменяет необходимости подготовиться к возможным… событиям, в том числе и в смысле защиты от разного рода неприятностей, вроде недавнего инцидента с нападением на лавку. Хм, ладно, как говорится, поживем – увидим, доживем – узнаем, выживем – учтем.
С отъездом Светланы и ее матери дни понеслись сплошным потоком. Работа в лаборатории Граца сменялась торговлей за стойкой лавки, книги по естествознанию перемежались учебной литературой по школьным… то есть гимназическим предметам, а тихие поздние прогулки исполнением заказов и сосредоточенным ваянием очередных артефактов из всякой ерунды, скупаемой мною у лоточников, и дешевой бижутерии из ювелирных магазинчиков.
Я вынырнул из этого круговорота дел лишь однажды, уже в конце августа, когда в лавке привычно прозвенел колокольчик, оповещающий о приходе очередного потенциального покупателя. Сняв с огня джезву, я не торопясь налил себе кофе и, не выпуская чашку из рук, спустился по винтовой лестнице в лавку. Бежать? Зачем? Все мои поделки, как и иллюзии предлагаемых конструктов, заключенные в стеклянные шары и выложенные на полках и витринах, находятся под защитой, вскрыть которую меньше чем за пару минут невозможно, а потому мне можно не опасаться, что кто-то не удержит загребущих ручонок под контролем. Ну а кроме того, я прекрасно знаю, что даже постоянные покупатели, небольшой круг которых успел сложиться за недолгий срок моей работы в этом здании, попадая в «Вечернюю лавку», оказываются в некотором ступоре от увиденного, так что первую минуту их и спрашивать о чем-то бесполезно, все равно не услышат, погруженные в «сказочную» атмосферу моего магазинчика. И да, я горжусь этим достижением как бы ни больше, чем своими поделками. Имею право.
Оказавшись за стойкой, я окинул взглядом силуэты застывших у входа гостей. Ну вот, что я говорил? Даже не шевелятся.
– Кхм-кхм. Добрый вечер, – поприветствовал я посетителей и поправил сползшие на нос маленькие круглые очки, помимо прочих функций, слегка рассеивающие витающий в лавке полумрак. Оп-па! – Злата, Олег.
Дети вздрогнули и наконец-то оторвались от созерцания многочисленных выставленных на полках и витринах приборов и безделушек.
– Вечер? – Звонкий голосок дочери Брана Богданича Бийского легко перекрыл тихое щелканье и тиканье мобилей. – Но ведь сейчас день!
– Вы уверены? – Мое лицо, как я знаю, теряется в тенях, но руки, лежащие на стойке, довольно хорошо освещены стоящей здесь же лампой с глухим абажуром, а потому, вместо того чтобы кивнуть гостям на окно, я просто указал на него пальцем. Олег со Златой обернулись и охнули от удивления, к моему вящему удовольствию. За окном действительно царили сумерки, с которыми с натугой справлялся леденцовый свет фонарей.
Олег пришел в себя первым и, пока Злата, прилипнув к высокому окну, рассматривала неожиданно погрузившуюся в темноту улицу, схватился за дверную ручку. Вновь звякнул колокольчик, и ошеломленный Олег перевел взгляд с окна, за которым царили сумерки, на дверной проем, в котором виднелась ярко освещенная послеобеденным солнцем Архангельская улица. Дверь тихо закрылась, и брат с сестрой обернулись ко мне.
– Здесь всегда вечер, – констатировал я, поймав на себе изучающие взгляды Бийских.
– А… откуда вы нас знаете? – вновь подала голос Злата, мелкими шагами сдвигаясь за спину настороженно взирающего на меня брата. Правильная реакция, что я могу сказать.
Вместо ответа я провел ладонью по краю абажура лампы, и тот посветлел, открывая свое яркое мозаичное многоцветье и освещая пространство вокруг.
– Согласись, было бы странно, если бы я не узнал внука и внучку моих попечителей, – улыбнулся я девочке. Та, радостно взвизгнув, пулей промчалась через небольшой зал, нырнула под откидную крышку стойки и, в мгновенье ока очутившись рядом, прыгнула мне на шею.
– За-ду-ш-шишь же! – только и выдохнул я, одной рукой подхватывая этого златовласого бесенка, а другой пытаясь поймать слетевшие очки.
– Сестренка, тебе же не пять лет! – воскликнул Олег, хлопнув ладонью по стойке. На что Злата, повернув к брату лицо, продемонстрировала язык… но все же выпустила меня из объятий и, соскользнув вниз, тут же забралась с ногами на единственное кресло в лавке и принялась крутить головой, разглядывая обстановку.
– Отсюда все кажется не таким… таинственным, – заметила девочка.
– Конечно. Это покупатели должны впечатляться обстановкой, а мне работать надо, – улыбнулся я и протянул сестре Олега свои очки. – Вот, взгляни через них.
– Ой! И никакой дымки, – воскликнула она, внимательно рассматривая окружающие нас витрины и полки то через стекла очков, то поверх них. – Ну, так же неинтересно!
– А если так? – Я провел пальцем по левой дужке очков. Тихо щелкнула фигурная, с виду декоративная шестеренка, и стекла очков мгновенно почернели, переключаясь на «режим описания», как я это назвал.
– Ух ты! – Злата спрыгнула с кресла и подошла к ближайшей витрине. – А они любой артефакт распознают?
– Увы, пока только те, образы которых внесены в базу моего зеркома. – Развел я руками. – Но я над этим работаю.
– Оригинально, – констатировал Олег, тут же изъяв у сестры очки и оглядевшись по сторонам. Злата забавно нахмурилась и ущипнула его за руку. – Ай!
– Не «ай», а отдай! – потребовала девчонка. Брат покачал головой, но игрушку вернул. Девочка тут же нацепила очки на нос и… двинулась исследовать полки, стеллажи и витрины.
– Это надолго, – проследив за моим взглядом, вздохнул Олег. – Она такая же двинутая на конструктах, как и ты. Что будет, когда она войдет в возраст и займется практикой, я даже боюсь себе представить.
– И это хорошо. Надеюсь, к тому времени я получу мастерский сертификат и смогу взять ее в обучение, – усмехнулся я, краем глаза следя за передвижениями мелкой егозы.
– Я бы на твоем месте на это не рассчитывал. – Покачал головой Бийский и, заметив мою приподнявшуюся бровь, замахал руками. – Нет-нет, ты меня не так понял. Я верю, что ты добьешься мастерства, дед с бабкой уже все уши нам прожужжали о твоих талантах. Но Злата… мать рассчитывает направить ее по пути Макоши. А это, сам понимаешь, дело небыстрое, да и свободного времени не оставляющее. Так что еще большой вопрос, будет ли у сестренки время на занятия классическим естествознанием.
– У меня же оно есть. – Пожал я плечами, одновременно телекинезом вынимая из рук любопытничающей Златы вытащенный ею из шкафа под стойкой стеклянный шар с незаконченной иллюзией конструкта. Девочка проводила уплывающий артефакт печальным взглядом, но тут же переключилась на что-то другое.
– Да-да, – покивал Олег. – То-то старшие тебя прочь из дома отослали.
– Значит, ты знаешь о причинах, да? – Я склонил голову к плечу, внимательно глядя на занервничавшего Бийского.
– Они объяснили… потом.
– А о том, что уже через четыре месяца я спокойно могу вернуться к работе по любой из старых школ, они не сказали? – спросил я.
– Н-нет. – В голосе Олега вновь проскользнули нотки неуверенности. – А это так?
– Да. Остромиров подтвердил… и предложил осваивать свою школу, – ответил я.
– Остромиров? Кто это?
– Ну, я-то думал, что сын старшего Перунова волхва знает всех коллег своего отца, – протянул я, но, не увидев понимания в глазах Олега, пояснил: – Вышата Любомирич Остромиров, старший Переплутов волхв Хольмградской общины. Слышал о таком?
– Да. – Олег нахмурился. – Значит, дед его на помощь позвал.
– Не Богдан, Ружана Немировна, – поправил я Бийского.
– Значит, теперь ты будешь готовиться к Выбору в пользу Переплутовой школы. А как же учение моих деда с бабкой? – уточнил Олег.
– Я не буду проходить инициацию старых школ, – ответил я. – Просто к направлению Перуна и Макоши добавится Переплутов путь. И заметь, это не помешает мне совершенствоваться в классическом естествознании.
– Бред какой-то. – Мотнул головой мой собеседник. – Невозможно изучать несколько путей одновременно. И уж тем более нельзя совмещать учение традиционных и классической школы.
– Родовитым фамилиям это ничуть не мешает, – заметил я. – Они, между прочим, когда-то тоже отказались от Выбора и инициации и знатно разбавили начала традиционного учения классическим естествознанием. Чем я хуже? Или ты?
– Мне… мне надо подумать, – медленно проговорил Олег и повернулся к застрявшей у витрины Злате, но я не дал Бийским просто свалить в туман. Думать можно не только шатаясь по летней жаре, но и за чашкой холодного чая… с мороженым.