— Никак умер?.. Анука! Анука! Тых! Где вы? — Витька выбежал из пещеры.
— Ану-ука-а!!! Ану-ука-а!!!
Мамонты, проходившие мимо, повернули головы. Глаза у них были голубые и тихие. Они подняли хоботы и затрубили. Заревели в кустах зеленые носороги с розовыми глазами. Закричали зебры и антилопы. Заверещали обезьяны на ветках.
В этом шуме и гаме услышал Витька скрипучий голос позади себя:
— Ты чего это панику поднимаешь?
На иссохшей кривой сосне сидела ворона — синяя.
— А-а, — сказал Витька. — Вот ты где, старая карга. Ты что наделала? Я куда просился? А ты меня куда загнала? Колдуй обратно.
— Я вас в первый раз вижу, — сказала ворона. — Вы, дорогой, что-то путаете.
— Ничего не путаю. Колдуй обратно, не то я тебя камнем…
— Крах, — сказала ворона. — Крум, крам, крупе… Та ворона была другая. Она еще не родилась. Она еще через пятьсот тысяч лет родится. Вы подождите. — Она поднялась с ветки, потянула на тяжелых крыльях к лесу, но воротилась вдруг и, кружась над Витькиной головой, сказала: — Мне представлялось, что в будущем люди будут вежливыми. Для людей очень важно стать вежливыми… Крах, крах! — И уселась на ветку. — Почему это я должна улетать? У меня дело. Я сейчас на огонь колдую. Тепло людям нужно. Без тепла люди — звери.
Витьку словно электрический ток ударил. Он бросился обратно в пещеру.
— Кремень нужно и еще другой, какой-то шпат. Нам же Костя вожатый показывал. Еще мху нужно сухого. — Витька набрал мху в расщелинах, наломал смоляных можжевеловых веток, надергал сухой травы и принялся кружить по пещере. Он поднимал камень за камнем, ударял ими друг о друга и отбрасывал.
— У них же кремневые наконечники!
Витька поднял тяжелое копье Тура.
Зазубренный клиновидный осколок маслянисто поблескивал.
И кто бы подумал, что этот паршивый камень положит начало цивилизации? Витькой овладело волнение — лоб вспотел, даже уши вспотели.
— Сейчас, сейчас… — Сыромятные ремни поддавались с трудом. Витька перебивал их попавшимся под руку камнем. Сколько открытий сделано так вот — случайным ударом. Он стукнул камнем по наконечнику. Посыпались искры.
— Ура! — сказал Витька. Еще раз ударил камнем по наконечнику, снова посыпались искры.
— Огонь, — услышал он сдавленный шепот. — Я спрятал огонь в эти камни? — Раненый Тур пытался подняться. В глазах его чернел ужас. — Огонь бросается с неба. Огонь не боится мамонтов и носорогов. Огонь не боится пещерных львов…
— А чего ему бояться. — Витька ухмыльнулся великодушно. — И вы не бойтесь. Привыкнете. Все дикари так огонь добывали. Примитивно. — Он протянул камни Туру.
— Холодные, — прошептал Тур. — Как огонь туда влез?
— Никуда огонь не влезал. И нет там огня. От удара искры летят.
— Я говорит непонятно. Тур сам видел огонь.
Витька отобрал у него камни, ударил ими друг о друга. Тур отпрянул.
— Не бойсь, — Витька пошлепал воина по плечу, — сейчас мы костерчик запалим. — Ударил раз, ударил два. Искры сыпались из камней фейерверком, но мох не загорался.
— У Сереги со второго раза вспыхивало. — Витька ударил еще раз, еще раз пятнадцать. Наконец маленький красный жучок слабо зашевелился в траве. Витька принялся на него дуть легонько. Жучок превратился в змейку, свернулся в клубок и прянул. Трава занялась, затрещала.
— Это будет вроде бы подвиг открытия, — сказал Витька, обмякнув от самодовольства.
Раненый Тур, превозмогая боль, с искаженным от страха лицом уползал за камень. Витька схватил его за ногу.
— Ты куда?
— Огонь, — шептал Тур. — Огонь пожирает все на своем пути. — И он пополз дальше.
— А еще лучший воин!
— Против огня бессильны лучшие воины.
Витька тянул Тура за ногу.
— Стой! Замри!.. Не то превращу в головешку! И не вздумай убегать. Турка ла му… — Витька утер пот со лба. Подбросил в огонь хворосту.
Тур еще больше съежился. Лицо его, суровое, узловатое, как сплетенье корней, сейчас было растерянным и беспомощным. Когда огонь разгорелся по-настоящему, когда наполнил пещеру теплом, Тур сказал:
— Огонь не движется. Я приручил огонь. Я великий воин.
— А как же иначе. — Витька плечи расправил, принял подобающую случаю позу. — Кое-что проходили. — Витька прыгнул через огонь, подставил теплу грудь и живот. — Не боись, не боись, — говорил он. — Подползай.
Придерживая рану, Тур поклонился Витьке, потом бросил в огонь веточку. Радость вспыхнула на его лице.
— Огонь не трогает Тура. Огонь берет пищу из рук… Старики говорят, кому удастся приручить огонь, тот покорит все соседние племена. — Вдруг лицо его потускнело, словно покрылось ржавчиной. — Но однажды огонь выскочит и пожрет победителей. Люди исчезнут, звери исчезнут. Только гады в болотах останутся жить да рыба в глубокой воде… — Тур устал, он дышал тяжело и все опускался к земле.
В пещеру вошли Тых и Анука. Тых нес на плече косулю, Анука тащила большую связку плодов и кореньев. Увидев костер, Тых выронил свою ношу. Анука спряталась за него.
— Пусть Я выбросит огненные камни, — говорил Тур. — Будет большая война. Тур знает…
— Темнота! Огонь — начало цивилизации. Огонь будет согревать людей. Я научу вас варить пищу и обжигать горшки, — развалясь и посвистывая, объяснял ему Витька.
— А сколько будет смертей?
Витькина поза стала менее уверенной.
— Потому что друг другу не верят, — сказал он вдруг решительно и угрюмо.
Оправившись от первого потрясения, Тых и Анука приблизились, но все же остались стоять на почтительном от костра расстоянии.
— Привет! — сказал Витька. — Пока вы охотились, я тут вон чего сделал. — И он простер над костром руку.
Тых поклонился.
— Я великий воин. — Он положил перед Витькой косулю. — Пусть Я возьмет себе лучшую часть.
Анука протянула Витьке плоды и коренья.
Витька взял их великодушно.
— Ну что — сердце рыси, ноги оленя. Человеки тоже кое-что умеют. — Витька выхватил из костра головешку. Анука взвизгнула, бросилась на землю.
— То-то, — сказал Витька. — Проси прощения.
— Анука обидела Я. Анука больше не будет, — сказала Анука смиренным голосом.
Витька швырнул головешку в костер.
— И не воображай. Подумаешь, убила раненого леопарда. Он, может быть, сам издох.
Анука осторожно бросила в огонь веточку. Тых завистливо чмокнул.
— Дети быстрее привыкают к новому, — сказал он и, пересилив в себе что-то этакое, тоже принялся бросать ветки в костер. Он выбирал ветки поменьше и, когда бросал, всякий раз отскакивал и пыхтел. Витька навалил поверх огня хворосту. Костер загудел. Витька посмотрел на Ануку грустно и снисходительно, как, наверно, волшебник смотрит на фокусников.
«Я их вроде уже люблю, — подумал Витька. — Вот ведь дикари, а тоже славные ребятишки». Картины прогресса прорисовывались в его воображении с такой дивной силой, что на миг Витька задохся.
— Я, если захочу, я вам порох придумаю.
Анука смеялась. Махала над головой факелом.
— Анука научится зажигать костры! — кричала она.
Тых тоже взял головешку.
— Огонь не трогает Тыха! Тых держит в руках огонь? — вопил он.
Тых и Анука раскачивались, стоя на коленях. Так, раскачиваясь, они встали на ноги и пошли плясать вокруг костра, выкрикивая гортанные звуки.
— Пусть Я уничтожит огонь, — повторил раненый Тур. Его голос был слаб. Голос его был неслышен.
Наконец Тых и Анука отплясали свое. Швырнули ветки в костер. Отдышавшись немного, Тых разрубил каменным топором тушу, Анука схватила кусок пожирнее. По ее рукам текла кровь. Анука вгрызлась в грудинку до самых ушей, как в ломоть арбуза. Витька сморщился.
— Дикари. Зачем же я огонь разводил? — Тыховым топором Витька нарубил мелких кусочков помягче, наткнул их на ветку и принялся на костре жарить. По пещере пошел вкусный запах.
— Что делает Я? — Ноздри у Ануки раздулись. Она вдыхала запах и жмурилась.
— Мясо жарю… Соли бы еще. Знаешь, что такое соль?
— Белые прозрачные камни, которые люди любят лизать.
— Вот и давай мне соль. Только давай не облизанную.
Анука сунула руку за пазуху, вытащила матовый соляной кристалл. Подала Витьке. Тых тоже вытащил соль.
И когда мясо поджарилось и даже по рваным краям слегка подгорело, Витька понюхал его блаженно. Снял кусочек. Обжигая пальцы и дуя на них, побросал с руки на руку, чтобы остыло. Посыпал солью и запихал в рот.
— Вкуснотища!
Анука медленно, сдерживая нетерпение и не отводя глаз от Витькиного рта, начала приплясывать и колыхаться. Пещеру заполнил негромкий урчащий звук, это Анука запела голосом живота, почуявшего наслаждение.
Витька снял еще кусочек, остудил немного, посыпал солью и протянул Туру.
— Попробуйте… — Другой кусок Витька подал Тыху и лишь последний Ануке, как самой младшей.
Наверно, с минуту в пещере слышались изумленные вздохи.
— Еще не то будет, — говорил Витька, выпячивая грудь. — Котлет нажарим. Горшки научитесь обжигать. Металл плавить. Варенье варить…
Тых давно уже проглотил мясо. Но все еще не мог прийти в себя от восторга. Он облизывал пальцы, ловил ноздрями слабеющий запах. Потом вдруг вскочил, насадил на копье целый окорок — сунул его в огонь. От костра пошел густой запах кухни.
— Я вас еще злаки выращивать научу. Заводы построим. Будете трудиться все, как один. Труд сделал человека!
Анука повесила на Витьку свое ожерелье. Простерла руки кверху.
— Анука поняла: человеки — верхние люди!
Витька уселся на камень повыше.
— А что, если разобраться, то человеки, конечно, верхние люди.
Тур и Тых распростерлись внизу, задрожали почтительно.
— Расскажи, как живут человеки? Человеки всегда едят мясо с огня?
— Всегда. И котлеты жарят… Бабушка как нажарит котлет — по всему дому запах. Даже соседи слюнки пускают…
Встанешь утром — зарядку сделаешь, умоешься в ванной, зубы, конечно, почистишь, а на столе уже блины со сметаной, а хочешь — с вареньем. В школу придешь, поучишься, поучишься, а на большой перемене — в буфет. Из школы придешь — щей кислых, погуляешь, в футбол постукаешь — и снова — ужин. Я на ужин котлеты люблю, я вообще котлеты предпочитаю.