— Люди научатся обжигать горшки!
И тотчас оба вождя бросились к девочке. Они опрокинули ее навзничь, навалились. Сквозь рычание послышался ее придушенный крик.
Витька бил вождей по плечам и по спинам, колотил их ногами, за волосы тянул, кусал и бодался. От вождей валил пар. Пахло серой, словно от паровозов. Витька кричал:
— Что вы делаете? Таких камней сколько угодно! Отпустите ее. Я найду вам другие камни. Остановитесь же, дураки-и!
Из груды шкур и горячих железных мускулов еще раз послышался затухающий крик Ануки.
Вожди отскочили друг от друга. В руке у каждого было по камню.
Анука лежала недвижная и прекрасная.
У Витьки засосало под ложечкой.
— Что вы наделали? Звери! Она же хотела, как лучше. Она ведь хотела для всех…
У входа в пещеру послышались голоса. Гы засмеялся, пошлепал себя по надутому великанскому животу.
— Хапы пришли.
Голоса стали громче.
— Хупы пришли. — Крам засмеялся тоже, ударил кулаком в свою великанскую жирноватую грудь.
— Хапы будут владеть саванной!
— Хупы будут владеть саванной!
Вожди больше не обращали внимания на Витьку, словно его и не существовало вовсе. И Витька снова почувствовал себя муравьем на асфальте.
Спеша и толкаясь, вожди побежали из пещеры наружу. Голоса возле пещеры как бы распались на два отдельных свирепых крика, это сошлись врукопашную две враждебных орды.
«Их бы из пожарного брандспойта», — подумал Витька. Он осторожно подошел к Ануке. Он еще на что-то надеялся и бормотал:
— Ну, Анука же. Ну, вставай. Чего ты умерла-то…
Он взял ее руки. Руки были теплыми, но Витька знал, что Ануки уже нет. Что все это нелепый кошмар, что он сейчас проснется и тогда исчезнет, уйдет из сердца ощущение вины. Витька укусил себя за руку.
— А-а-а-а-а-а-а-а! — протяжный крик раздвинул своды пещеры. Каменные сосульки подхватили его на высокой ноте.
Витька вскочил. Хромая, вбежал молодой парень — Глум. За ним с топором гнался Тых. Увидев распростертую на земле Ануку, Глум словно споткнулся. Остановился незащищенный. Встал на колени.
— Глум, берегись! — крикнул Витька. Но Глум не слышал его. Он гладил Анукины волосы. Он пытался чутким звериным ухом уловить ее дыхание.
Витькин крик услышал Тых — отшвырнул топор.
— Для воина радость убить врага… Но что-то случилось у Тыха в груди. Тых убивать не хочет…
Глум медленно поднялся с колен.
— Анука умерла, — сказал он с тоскливым недоумением. — Кому же Глум станет приносить ягоды и цветы саванны? — Его глаза остановились на Витьке. Витька весь сжался.
— Я убил Ануку, — сказал Глум.
— Ты что? — Витька попятился. — Зачем мне? Ее ваши убили, эти… гориллы.
— Я хочет взять Ануку с собой к верхним людям, — сказал Тых.
— А-а-а-а-ааа! — закричал Глум голосом одинокого дерева. — Глум без Ануки не может! Глум убьет Я. — Он схватил топор, лежащий возле Тыха. Замахнулся. И Витька понял, что это конец.
— Каугли маугли турка ла му…
Резко и сразу хлынула тьма. Она затопила пещеру. Она сверкала вихревыми огнями, и огни уносились куда-то вдаль. Глохли звуки. Только свист простой и естественный, словно ветер в печной трубе.
АНЕТТА
Огненные спирали охватывали Витьку со всех сторон. Когда они подходили близко, Витька втягивал голову в плечи и тем самым избегал опасных касаний.
Тьма поредела, стала зеленой и полупрозрачной. Тонкий свистящий луч рассек ее, и обнаружилась ясная сердцевина дня, с запахом пыли, травы и деревьев. С кудахтаньем кур, ржанием лошадей и острым клацанием боевой стали.
Витьку мягко тряхнуло. Накренило и выпрямило. По его позвоночнику прошла дрожь от толчка. Он увидел себя сидящим на широкой дубовой полке между кастрюль, котлов, а также медных начищенных сковородок.
Внизу дрались трое в широкополых шляпах с перьями, в ботфортах из бычьей кожи и в кружевах.
Сверкали шпаги, позванивали. Один в черном и один в зеленом наскакивали на одного в красном. А он смеялся.
— Ха-ха, — говорил, — ха-ха-ха! Англичанин и кардиналист — какой трогательный союз. Можно подумать, что герцог Ришелье не ведет сейчас войну с Англией. Право же, пустой желудок объединяет души лучше, чем Иисус Христос.
Те двое тоже что-то говорили и наскакивали, как петухи. А этот в красном, посмеиваясь и почесываясь от удовольствия, гонял их по всей комнате.
Все здесь стало Витьке понятно вмиг. Ни тебе дубин, ни каменных топоров — изящное стальное оружие и бесстрашное благородное сердце. Почесал Витька голову перепачканной доисторическим углем пятерней и улыбнулся во весь рот.
Драка разворачивалась стремительно. Красный загнал черного и зеленого в угол. Выбил у них шпаги из рун:
— Я вас проткну, как каплунов, одним ударом! — Он отступил немного, чтобы сделать свой смертельный выпад, но вдруг по ногам ему ударила тяжелая деревянная швабра. Красный упал.
— Ура! — закричали зеленый и черный. Подхватили шпаги и заспорили, кому из них выпала честь покончить с врагом. При этом они отталкивали друг друга локтями и обзывались:
— Вы, сударь, нахал.
— Ноу, вы есть, сударь, нахал.
Витька схватил медную сковороду, и так как зеленый оказался под самой полкой, то именно его Витька и грохнул по голове.
Медь загудела.
Зеленый вытаращил затуманенные болью глаза, зачем-то вложил шпагу в ножны и рухнул.
«Кто же тут кто?» — подумал Витька, но тотчас все прояснилось.
Красный уже стоял на ногах и кричал:
— Меня, королевского мушкетера, шваброй! Кто посмел?!
Черный отступил к окну.
Мушкетер догнал его, завалил на подоконник и вытянул по тому самому месту, которое, как ни странно, за все отвечает.
— Это неблагородно! — закричал черный. — Я гвардеец его преосвященства герцога де Ришелье. Меня нельзя пороть.
Витька на своей полке хрюкал от суетливого восторга.
Зеленый, англичанин, лежал, раскинув руки.
Мушкетер порол гвардейца шпагой.
— Я, сударь, на вас пожалуюсь, — кричал черный.
— Кому?
— Тому, кто бодрствует, когда король спит. Кто трудится, когда король забавляется.
— Это значит богу.
— Нет, сударь, это значит его преосвященству — кардиналу.
— Пожалуйста. Сколько угодно. Извольте показать ему мою расписку. — Мушкетер захохотал громогласно и уколол гвардейца шпагой в мягкое место. Тот завыл, дернулся и вывалился на улицу. Мушкетер повернулся к Витьке. Высокий, плечистый, немного жирноватый, с бледным лицом.
— Спасибо, мой юный друг. Я бы угостил вас вином отменным, но, видимо, оно еще не скоро придется вам по вкусу. — Он поправил белую крахмальную сорочку, привел в порядок брабантские кружева.
Витька свалился с полки, сияя от счастья и нетерпения, поправил красную шкуру махайродовую.
— Здрасте. Да я всю жизнь мечтал. Да я и так, без всякого вина. Позвольте познакомиться…
Мушкетер улыбнулся одними усами, протянул было руку Витьке, но тут же его лицо исказилось.
— Где эта ведьма?
— Мы здесь…
Витька увидел все остальное, чего не заметил, увлеченный дракой. В комнате стоял большой дубовый стол, очень крепкий. Вдоль стола — две скамьи, тоже дубовые. Был в комнате камин из дикого шершавого камня, во второй этаж вела деревянная лестница. Низкая проложенная железом дверь, оставленная нараспашку, открывала взгляду погреб. А на пороге погреба, будто в черной раме, стояли на коленях пожилая женщина и девчонка Витькиного возраста. Обе в чепчиках, обе в передниках, только на девчонке одежда почище и побогаче.
— Я очень сожалею, дитя, что причинил тебе столько горя, — сказал мушкетер девочке. — Слово дворянина, я у тебя в долгу. И у тебя. — Он снова улыбнулся Витьке одними усами. — А ты, ведьма… Тебя я вздерну. Королевского мушкетера — шваброй!
— Она со страху. Простите ее, она не в вас целила. Она в других господ, — поспешно забормотала девчонка.
— Когда я ее повешу, она не станет уже больше промахиваться.
Витька почувствовал некоторое недоумение.
— А разве мушкетеры воюют с женщинами? — спросил он.
— Конечно, не воюют. Но это ведь не женщина, а ведьма! А всякую такую нечисть, ведьм, оборотней, вурдалаков, нужно вешать на сырой веревке. И кол осиновый в могилу, чтобы не вылезли. При этом нужно «Отче наш» прочесть и плюнуть за спину. — Мушкетер пронзил служанку взглядом, как шпагой. — Бр-ррр… Ступай на кухню. Искупишь свою вину яичницей с ветчиной. Да ветчину смотри потолще накроши.
Служанка поднялась, взяла корзину с яйцами, окорок свиной копченый, да еще захватила бутылку вина.
— Эй, это ты оставь! Еще чего придумала, карга. Гастон, скотина, как ты смотришь за нашими припасами? Мы за них заплатили своей кровью.
— Своей ли? — проворчала служанка. — А господин Гастон дрыхнут. А может, умерли. Я думаю, они захлебнулись в том вине.
Мушкетер ногой топнул так, что хрустнули половицы.
— Молчать! Ты, ведьма, откуси язык и выброси его собакам.
Он отобрал бутылку и тут же выпил ее единым духом.
— Марш на кухню!
Служанка попятилась. В кухне загремели сковородки и еще какие-то металлические предметы, словно их бросали на плиту с далекого расстояния. Мушкетер благодушно подтянул штаны из тонкого испанского сукна, обозвал кого-то мерзавцами, негодяями и спустился в погреб. Дверь за ним затворилась.
«Теперь-то я в порядке, — думал Витька. — Здесь все, как надо. Жаль, что Анна Секретарева не видела, как я англичанину сковородкой дал. Еще не то будет…» Мысль эта наполнила Витьку неким блаженным электричеством, от которого Витька засветился изнутри и словно потерял в весе.
Девчонка поднялась с колен. Похлопала мокрыми глазами и вдруг привычно поклонилась.
— Что сударь хочет на обед?
— Супу… Щец бы.
— Но мы не знаем, что такое щец. — Девчонка еще раз присела, еще раз поклонилась. — А супу можно. Мы вас накормим супом — гороховым.
Витька явственно ощутил во рту вкус горохового супа с жареным луком и с грудинкой копченой.