ГенрихШаг третий. Призовой
Глава 1. Тяжёлые разговоры
Место действия: кафе рядом с танцстудией.
Время действия: 4 октября, 3 часа пополудни.
— Аньён, ДжеДжун-оппа, — машу рукой вошедшему оппену. Кто он мне, как выясняется? Уже посчитала на пальцах, троюродный оппа. Братан, так сказать, в третьем поколении.
ДжеДжун пробирается к моему столику в углу, по пути цепляет кофе. На лице недоумение и опаска, до сих пор не выветрившиеся.
— Аньён, Лалиса, — плюхается на стул, утыкается в кофе.
Не то, чтобы с трудом его вытащила на разговор, но подталкивать пришлось. Аборигены — народ косный, и молодёжь неизбежно перенимает ухватки старших. Мне, как элементу чужеродному, это ясно видно. Кстати, по той же причине легко отбилась от общества онни. Сама отпрыгнула, как только узнала, с кем и зачем собираюсь встречаться.
— ДжеДжун-оппа, ты в курсе, почему наш клан распался?
— Твой харабоджи пошёл против воли отца, нашего чинджо харабоджи, — бурчит братан в минус четвёртой степени.
Для начала надо сверить часы, то есть, версии давнего и неприятного события. Могут возникнуть проблемы. Уточняю, о чём речь. Да, версия моего деда совпадает с рассказанной ДжеДжуном.
— Прадед решил отправить твоего деда в университет, твой дед отказался, нарушил родительскую волю и выбрал другую профессию, — бубнит ДжеДжун.
— То есть, ты не знаешь, что воля прадеда исполнена быть не могла? Объективно.
— Почему же не могла?
— Денег в семье хватало на обучение в университете только одного из сыновей. На второго денег не было. Мой харабоджи отказался от университета в пользу брата. Твоему харабоджи его омма не рассказывала, что денег в семье больше не было?
— Я об этом ничего не знаю, — качает головой парень.
— Спроси его, — сама думаю, а хорошая ли это идея? Должен он был знать, не представляю, чтобы омма ему не сказала. Выходит, дело только в ослином упрямстве?
— Хотя, может, и не стоит. Тогда придётся тебе поверить мне на слово.
— Зачем ты меня позвала?
— Нам как-то надо решить эту проблему.
— Тебе надо покинуть нашу группу, — говорит, глядя в полупустую кружку.
— Или тебе, — раз пошла такая пьянка, будем резать по-живому. Или угрожать таковым.
— Вот она и проблема, — рассуждаю спокойно, — почему мы не можем общаться, как раньше, только из-за того, что наши предки…
Вовремя спохватываюсь. Про предков плохо говорить нельзя. И не только в Корее.
— …только из-за того, что наши предки попали в глупое положение?
— Я не могу пойти против воли отца, — хмурится ДжеДжун, — а он против воли харабоджи.
— И в чём выражается воля твоего отца?
— Нам запрещено с вами общаться.
— По необходимости мы общаемся. Например, договариваемся о времени Чхусок.
Размышляем. Дубовый двоюродный дедушка поставил своих потомков в неудобную позу и заставил бегать на время. Старый мудак! Никогда вслух не скажу, но кто помешает мне так думать?
— Могу спросить разрешения у аппы общаться с тобой по общим делам, — предлагает ДжеДжун. — Ведь когда мы познакомились, мы не знали, что нам нельзя разговаривать друг с другом.
— Нельзя этого делать! ДжеДжун, а ты про нас отцу сказал?! — Не на шутку всполошилась. Когда вижу отрицательный жест, холодный страх меня отпускает.
— Мороженое хочу, — заявляю слегка капризно, — с ореховой крошкой.
ДжеДжун уходит к стойке незамедлительно. Получив желаемое, наслаждаюсь морозной сладостью и растолковываю ситуацию.
— ДжеДжун-оппа, мне уходить из группы нельзя. Все остальные будут против, сам должен понимать. Если сделать так, как хочет твой харабоджи, успеха вам не видать.
Лицом братан на пол-осьмушки выражает осторожное сомнение, вроде: а вдруг видать?
— Хорошо. Но ты согласен, что со мной шансов больше?
На такое соглашается. Как же трудно с ним, с его тупым харабоджи и всеми этими идиотскими корейскими заморочками!
— Тогда каприз твоего дедушки ставит под удар будущее всей группы. Так ведь получается? Если мне уходить шансы на успех падают, сам согласился. А вот на это твой дедушка никакого права не имеет. У нас всех свои харабоджи есть. И родители. Так что уходить придётся тебе.
Резко мрачнеет. Уходить не хочется, подставлять друзей не хочется и против воли отца пойти нельзя. Цугцванг в чистом виде.
— Холь, ДжеДжун! — Вскрикиваю, найдя выход. Иногда… нет, часто, реакциями тела не управляю. С этим, чувствую, ещё долго разбираться.
Стоим на улице, любуемся праздничным шествием. Когда оно проходит, пересекаем улицу и двигаем в студию.
— Ты чего такая задумчивая, мелкая? — Задорно кричит ДжинСу. Парни отрабатывают на все сто, но чего-то не хватает. И вот с этим вот пора прекращать. Вроде глупость полнейшая, но дико достаёт это обращение. Шиканье друзей его затыкает, но временно. Сегодня больше так не скажет, а послезавтра — опять и снова.
А как в таких случаях поступают натуральные девочки? В разных странах по-разному. Можно, например, так.
Вопрос игнорирую в абсолютной степени. Выключаю смартфон, на который снимала все пируэты парней. Встаю, закидываю сумку на плечо, иду к выходу. Лицо абсолютно спокойное, это важно. Не дай боже, обида там отобразится, сразу всё испорчу.
— Лалиса, ты куда?
— Не обижайся на придурка…
— Постой!
Попытки остановить меня тоже «не замечаю». Пошли все нахрен, моя величественность в печали.
На улице долго иду пешком. Торможу в ближайшем сквере, мне надо подумать.
У меня гигантские проблемы. Справлюсь ли? Внутренние противоречия, самое глубокое — моё гендерное самоощущение. Мужской разум в девичьем теле способен выжить? Как-то не хочется на себе проверять. Вдруг, нет? Уже ловила себя на том, что иногда проскакивает речь о себе, как мужчине. Так недолго и вляпаться. Спасает то, что в корейском языке нет родов, но ведь не одним корейским живу. Иногда русский использую или английский, хотя в нём тоже нет явного грамматического обозначения.
Проблему надо решать. Мужское сознание даёт много плюсов, но и без серьёзных рисков не обходится. Поэтому и решила про себя так: надо играть. Бывает такое, что мужчины на сцене играют женские роли? Сплошь и рядом. И часто зрители об этом даже не догадываются. Пока титры не увидят или программку в театре не прочтут.
Вряд ли я бы на такое согласился (согласилась!), но мне деваться некуда. Поэтому, даже мысленно про себя говорю в женском роде. Становится легче. Попал в тело девочки — играй девочку. Деваться-то некуда. Действительно, становится легче. Мужское самосознание — в сторону и вверх, разум должен рулить. И перевоплощение.
С этим разобрались. Подозреваю, что временно, но другого выхода не вижу. Есть и другие проблемы. Всё больше и больше ощущаю себя щепкой в бурном потоке. Самая младшая в семье, среди друзей и подруг, а есть ещё родители, родители родителей, сонм учителей и все лучше меня знают, что и как мне делать. А где я!? И что делать?!
На меня разъярённым зверем накидывается депрессия. Резкие перемены настроения — проклятие девичьего тела. В голову приходит идея, и я хватаюсь за телефон, как за соломинку.
— Аньён, Лалиса, — говорит смартфон голосом Джессики.
— Аньён! Джессика, надо срочно встретиться! У тебя есть время?
Надо же! И время есть, и поболтать не против. Договариваемся о месте и бегу ловить такси. Вернее, вызываю его по телефону.
Танцевальная студия.
Сразу после ухода Лалисы.
— И зачем ты это сделал? — На ДжинСу наседают почти все. Кроме ДжеДжуна, на лице которого смятение сменяется надеждой, которую смывает тоской.
— Ёксоль! Да я же просто пошутил! — ДжинСу медленно отступает от наседающих друзей.
— Вот и допёк её своими шуточками! — Больше всех возмущается ВиЧан.
После бурного обсуждения происшествия, а вернее, дружного осуждения виновного, единогласно группа решает:
— Ты её обидел, тебе и расхлёбывать. Не знаю как, но чтобы она вернулась, — заключает ЮнХо.
— Не отвечает на звонок, — бурчит подавленный ДжинСу через десять минут.
— Завтра позвонишь.
Тот же день, время 18:10
Набережная Ханган.
— Скажи, Джессика, у тебя никогда не возникает ощущения, что ты всё время делаешь только то, что хотят другие? — Взволнованно и сумбурно выплёскиваю всё, что наболело.
Молодец она. Позвонила ей наудачу, с расчётом «а вдруг?», и «вдруг» случился. Совершенно случайно Джессика оказалась свободной. Или отложила ради меня какие-то нелюбимые дела, раз вовремя появился повод. Кто из нас так не делал? Не искал любую, самую ничтожную, причину, чтобы увильнуть от тяжёлых, нудных и неприятных обязанностей?
Хотя могло быть наоборот: скучала, а тут я. Примчалась через четверть часа. После приветствий сразу договорились общаться неформально.
Настолько незаметно, что не уверена в этом, спокойное лицо Джессики отзывается сочувствием.
— Взять тебя. Дома от родителей никуда не деться. В агентстве ты под постоянным контролем менеджеров и преподавателей. Весь твой день расписан по минутам, — вспоминаю на этом месте кое-какие признания подружки. — С мальчиками общаться нельзя, есть, чего хочется — нельзя. Некрашеной ходить нельзя. Ничего нельзя!
Последние слова выкрикиваю. И замолкаю, с удивлением прислушиваясь к себе. Мне стало легче. Какой интересный у девочек организм! Нажаловалась на свои беды и те будто отступили. Поэтому женщины не настолько активны, как мужчины? Мужчины, столкнувшись с проблемой, ищут решение. Женщины ищут, кому можно поплакаться. Не успеваю додумать…
— Ты абсолютно права. Но не во всём, — немного огорчает меня неполным согласием. — Главный выбор всё-таки я сделала сама. Меня ведь не силой в айдолы затолкали. Я сама так захотела.
Что-то подружка грустить начинает…
— Жалеешь? О своём выборе?
— Нет, но… — не находит слов, замолкает.
— А что не так? Тяжело?