Сижу вместе с отцом за столом на сцене под прицелом камер и слепящих глаза фотоаппаратов. С нами представитель газеты, хозяина мероприятия. Договорились на час. И пятнадцать минут в плюс на крайний случай.
Ведущий, тот самый представитель газеты встаёт и объявляет пресс-конференцию открытой, приветствует, заверяет, что отвечу на все вопросы. Последнее мне не нравится, вознаграждаю его долгим взглядом, но тот не замечает. Или делает вид. Журналюги те ещё ребята, из тех, кому дай палец — руку откусят.
— Распоряжайтесь, — обращается к нам ведущий, — выбирайте любого!
Ну, и поехали!
— Скажите, — начинает парень лет тридцати, на полном лице которого явственно читается отсутствие всяких комплексов, — Лалиса-ян, вам было очень обидно, когда вас лишили заслуженных вами наград?
— Первая реакция, безусловно, была именно такая. Но больше удивление. Не понимала, как взрослые, облечённые властью и доверием люди, могли так поступить. Зато теперь буду знать, чего можно ждать от окружающих меня людей.
— Вы разочаровались в людях?
— Зачем делать такие глобальные выводы обо всех людях? — искренне удивляюсь, как их заносит. — Нет, конечно. В своей семье я уверена, дирекция школы Сонхва на моей стороне, мой тренер меня защищал. А в судьях я не могла разочароваться, я с ними не знакома. И надеюсь, никогда не буду.
Зал оживился. Эта публика обожает острое.
— Вы встречались с семьёй Кан?
— Контакт у нас был, но подробностей не будет. Я обещала рассказать о себе, не о других. Что и как делали Каны, обращайтесь к ним. Со своей стороны, заранее даю разрешение им ссылаться на мои слова. При необходимости.
— Где вы встречались? Был ли кто-нибудь ещё при этом? — худосочный хлыщ с наглым лицом будто не услышал предыдущий ответ. Собственно, почти у всех наглые лица. Но такой фейс и я состряпать могу.
— На эти вопросы я уже ответила. Следующий! — хлыща заставляют сесть, отнимают микрофон.
Не, нормальные ребята. Если знать, как с ними бороться. Иметь под рукой хлыст и всё будет в ажуре.
— Каны принесли вам извинения? — вопросик опасный, прямо по самому краю.
— Я от них отказалась сразу. Мне они не нужны…
— Тогда получается, вы затаили на них обиду?
— Нет. Представьте, на вас кто-то напал на улице и успел ударить. Пусть даже сильно. И тут проходящие мимо ваши друзья избивают агрессора, сдают полиции, и его ещё и наказывают. Условно говоря, примерно так всё и произошло. Нечестную награду отозвали, результат аннулировали, Кан ГаМи дисквалифицирована, судей отстранили от работы и сейчас они объясняются с вышестоящими инстанциями. Плюс ко всему, ГаМи и судьи сильно навредили своей репутации. Очень им всем не завидую. Они все пострадали больше, чем я. Зло наказано, мне больше ничего не надо.
— Каны заплатили вам компенсацию за моральный ущерб? Я имею в виду финансовую? — это у нас кто? «Спорт сегодня»?
— Моральный ущерб компенсировали те действия, что я сейчас перечислила. Нет, от денежной компенсации я тоже отказалась. Это вопрос не денег, — не пора ли включать рекламную паузу? — Вот с вас я оплату потребовала, потому что давно кем-то умным сказано: время — деньги.
— Почему вы сказали, что вопрос не денежный? Поясните подробнее, — зараза эта девица! Я ж подвела вплотную, а ты в сторону уводишь. Ничо, я в свою пользу всё равно сыграю.
— Я объясню разницу. Сейчас я занята коммерческим проектом, пишу вторую книгу, продолжение первой, «Гарри Поттер и философский камень». Повторяю, проект коммерческий, поэтому моё время стоит денег. Вы его выкупили, теперь имеете возможность задавать вопросы.
— А как оценить, — продолжаю после краткой паузы, — тот миг торжества и славы, когда стоишь на верхней ступеньке пьедестала, получаешь в руки грамоту, а на шею золотую медаль за первое место? В какие деньги это можно оценить? Конечно, я не великая спортсменка, но поглядите, как счастливы победители олимпийских игр. Многие из них ради этого мига тренировались и работали долгие годы. С раннего детства. В какие деньги можно это оценить? Нет, господа, это не денежный вопрос. Не все проблемы решаются вонами, йенами и долларами. Часто платить приходится совсем другими вещами.
— Никакие извинения и никакие деньги, — что-то я разогналась и не могу остановиться, — не смогут мне вернуть те волшебные секунды. Они ушли безвозвратно.
— Значит, вы никогда не простите Канов?
— А им нужно моё прощение? Вряд ли. Как и мне не нужны извинения от уже наказанной со всех сторон ГаМи, — спохватываюсь, не стоит на этой теме топтаться. — А почему, кстати, вы всё время сводите разговор к Канам? Да даже ГаМи не так виновата, как судьи. Вот от кого я бы с удовольствием выслушала извинения.
— Но не будь недостойного поступка Кан ГаМи, всё было бы в порядке. Разве не так?
— И будь судьи адекватны и достойны своего звания, тоже всё было бы в порядке. Разве не так? — в зале смешки, журналисты те ещё шакалы, их радует, когда коллег в лужу макают. — А что ГаМи? Это у нас в Корее преступность почти отсутствует, подростковой тоже практически нет. А вообще-то во всём мире молодёжь, в особенности подростки, постоянно пробуют запреты и правила на прочность. Особенность взросления, я полагаю.
— Вы говорите, нет преступности. Но совсем недавно вы попадали в больницу в результате избиения в школе. Это был буллинг?
— Нет, это был не буллинг. Это было краткое умопомешательство инициаторши драки. Она сама потом толком не могла объяснить свои мотивы.
— Это была драка?
— На меня напали, — пожимаю плечами, — я защищалась. Но их было трое, и убежать я не успела. Бегать-то я умею.
Последние слова вызывают лёгкое оживление.
— Как зовут тех, кто напал на вас?
— Этого я вам не скажу. Вы узнали о драке, значит, можете сами узнать и о том, кто напал. Вот у них и спросите, почему. Лично я толком ничего не поняла.
— Почему вы не хотите назвать их имена? — как-то неожиданно разговор в сторону ушёл. Тоже неприятную и опасную. Одно хорошо — про Канов забыли.
— Если я их назову, то будет похоже на месть с моей стороны. А я уже получила всё, что хотела. Девушек исключили из школы, компенсацию за материальные потери и моральный ущерб мне заплатили, — пожимаю плечами. — Мне от них больше ничего не надо.
— Они тоже не извинились?
— Я вообще отрицательно отношусь к таким вещам. Извинения имеют смысл только тогда, когда приносятся по собственной инициативе, а не под нажимом родителей или общества. Нет, никто не извинялся. Да я и не требовала.
Когда отец считал, что вопрос может выбить меня из колеи, клал свою руку на мою. Возможно, это мне помогло. Но больше помогло то, что попытку нарушит правила, повторить вопрос, которого не хочу слышать, всё это обрубила с первых минут.
— Скажите, Лалиса-ян, а о чём вы говорили с ГаМи в том кафе чуть ли не час, — мужчина постарше, по всему видно, тёртый. Поэтому и вопрос, не в бровь, а в глаз. Иди, да оглядывайся.
— По большей части даже и не помню, — пожимаю плечами. — Мне захотелось посмотреть на неё вблизи, в мирной обстановке.
Уклончивый ответ не проходит.
— Зачем, Лалиса-ян? Она причинила вам неприятности, от таких людей обычно держатся подальше.
— Интересно. Я же сказала, что книги пишу. Людей, готовых нарушить правила, у нас в Корее встретишь не часто. Поэтому вблизи на них посмотреть мне, как автору, очень полезно.
— Вы совсем ничего не помните о темах вашей беседы? Разве так бывает? Мы знаем, вы хорошо учитесь, значит, у вас должна быть хорошая память, — матёрый загоняет меня в угол. Придётся что-то ему дать.
На мой локоть ложится рука отца. Чуть улыбаюсь, не поворачиваясь к нему. Заметит. Чуть завожу глаза вверх, якобы вспоминая.
— М-м-м, например, обсудили её технику бега. Она крайне примитивна. Не понимаю, чем занимается её тренер.
— А что в её технике бега не так?
— Сами можете увидеть, — тут меня не подловишь. — Посмотрите на соревнования высшего уровня. Чемпионаты стран и мира, олимпийские игры. И в записи посмотрите на бег ГаМи и других начинающих спортсменов. Желательно в замедленном режиме. Сами всё увидите.
— И это всё?
— Пожалуй, в содержательном смысле, всё. Это немало времени заняло. Она же сразу не поверила.
— Хотите сказать, устроили ей бесплатную консультацию в благодарность за её поступок? — матёрый, видно, решил заканчивать своё экспресс-интервью, потому и переходит в атаку.
— Ещё совсем чуть-чуть и вы тоже пересечёте рамки, — замечаю я и добавляю перчику, от которого зал заметно оживляется. — И станете мне интересны, точно так же, как Кан ГаМи. Выпишу ваш образ в какой-нибудь книге.
Переждав смешки в зале, отвечаю невозмутимому журналисту по существу.
— Мне это ничего не стоит, в большой спорт идти не планирую, но если вы думаете, что ей было приятно это слышать, то глубоко заблуждаетесь. Разве вам будет приятно, если я сейчас на пальцах объясню и докажу, что вы — никчёмный журналист? Это я условно говорю, на самом деле пока не вижу у вас ни грамма непрофессионализма. Вот и ГаМи было неприятно. К тому же я не говорила, что не вставляла ей шпилек по поводу её поступка. Конкретизировать не буду, но будьте спокойны, большого удовольствия от нашей беседы она не получила. Надеюсь только, что извлекла пользу.
— Можно ли сказать, что вы устроили ей выволочку? — если не отправили в аут, то почему бы и не продолжить. Видимо, так решает матёрый. А я задумываюсь, вопросительно гляжу на электронное табло над широким входом. 14:23 оно показывает. Время уходит.
— Она могла так подумать, — соглашаюсь с версией, но не совсем, — однако моя цель была другая. Какая, я уже сказала, не хочу повторяться. Времени у нас осталось почти ничего.
С последними словами бросаю демонстративный взгляд на табло.
— Но с вашими обидчицами в школе вы не встречались почему-то. Но они ведь тоже пересекли рамки, отправили вас в больницу?
— Не встречалась. Но с ними сделать это затруднительно. Я в больнице лежала, их в это время из школы исключили. В физическом отношении они опасны… нет, у меня нет ж