Ворота Баджея невольно внушали почтение. Я, наверное, смог бы влететь в них на своём «Ястребе». И высоты, и ширины хватило бы вполне. Стражи на своём посту дремали, укрываясь в тени. Однако, как только увидели нашу странную процессию, насторожились и вскинули винтовки. Из караулки вышел офицер. Все они были одеты в военную форму, напоминающую котсуолдскую, только украшенную степными узорами по обшлагам гимнастёрок. А головными уборами их были большие белые платки. Офицер вскинул руку, останавливая нас. Крестьяне потянули за лямки – и волы встали.
Вадхильд спрыгнул с подводы. Направился к посту. Стражники взяли винтовки наизготовку. Имперского шпиона это ничуть не смутило. Он, как будто, и не замечал рядовых, шагая прямо к офицеру. Тот глядел на него, поигрывая темляком шашки, висящей на поясе. Вадхильд обратился к нему. Говорил, как равный с равным, несмотря на то, что местный офицер явно глядел на него свысока. Однако очень быстро офицер утратил большую часть своего высокомерия. Видимо, Вадхильд нашёл достаточно убедительные слова.
Нас пропустили без обязательного взимания входной платы. Хотя лишённые законного заработка стражники глядели на нас с явным недовольством.
Баджей сильно отличался от любых городов, что мне приходилось видеть раньше. Нам приходилось держаться лишь главных улиц – в другие «Носорог» просто не прошёл бы. Но и они казались мне стиснутыми. Временами за крышами не было видно неба. К тому же, Баджей был грязен. Чудовищно грязен. И многолюден. Толпы людей сновали по улицам туда-сюда, как будто без цели. Толпу временами разрезали группы всадников, расчищающих себе дорогу плетьми. Другие ехали на двуколках, в которых вместо лошадей или мулов был запряжены люди. А под ногами у всех носились голые детишки. Особенно много их было около рынков. Видимо, они там пытались найти себе пропитание. Все колодцы были закрыты решётками. Около них стояли небольшие лавки, торгующие водой. И тянулись длиннющие очереди женщин в плотных платьях, закрывающих всё тело, с пустыми кувшинами.
«Носорога» оставили на заднем дворе какого-то большого дома. Мешок перегрузили обратно. Мы отпустили крестьян с их волами. Я хотел было дать им что-нибудь из наших с Вадхильдом запасов, но тот остановил меня.
— Золото им не нужно, — сказал он, — а если цирики князя обнаружат у них оружие или патроны, то все – им не жить. Тут закон один – воля князя. И наказание за него тоже может быть только одно. Мы уже расплатились, отдав цирикам тела стражей Революции.
Мне это не нравилось, но не лезть же в чужой монастырь со своими порядками.
Мы обошли здание – на фасаде его красовалась большая вывеска. На ней огромными буквами было написано «ДИРЕКТОРИЯ». Значит, именно здесь располагалось правительство Урда в изгнании. В общем, достаточно закономерный конечный пункт нашего путешествия.
Я бы не удивился, если б у Вадхильда уже была назначена встреча с Адмиралом – главой директории и неудачливым правителем Урда. Он был изгнан с территории молодого Народного государства и теперь с остатками своей армии, что не разбежались после поражения, осел в Баджее. Под защитой князя Махсоджана.
Мы вошли в длинный полутёмный коридор. Под потолком его было подвешено здоровенное опахало. И мальчишка, стоявший тут же, всем весом навалился на верёвку. Опахало обдало нас потоком воздуха. В удушающей жаре, царившей в городе, это было крайне приятное ощущение. Я лично был благодарен этому мальчику за оказанную любезность. Хотя отлично понимал, что она просто входит в его обязанности.
В присутствии, как это тут называлось на старорежимный манер, сидел пожилой человек с адъютантскими погонами. Он только поднял на нас взгляд своих каких-то почти по-лошадиному усталых и грустных глаз.
— Кто пожаловал? — поинтересовался он – и голос его был под стать глазам, тусклым и безразличным.
— Доложи, — четко ответил ему Вадхильд, — что к Адмиралу прибыли летуны с Севера. Он знает.
— Как же, как же, — засуетился вдруг пожилой адъютант. Всю усталость и безразличие с него, как ветром сдуло. — Велено доложить о вас немедленно по вашем прибытии.
Похоже, насчёт назначенной встречи я был не так уж далёк от истины.
Адъютант скрылся за массивной дверью, обитой кожей. Наверное, чтобы с другой стороны ничего расслышать было нельзя. Через минуту вернулся и пригласил нас войти.
— Адмирал сказал, — добавил он, — что это только предварительный доклад ему единолично. Директории вы доложите, уже отдохнув и приведя себя в порядок.
Видимо, сведения Вадхильда или содержимое мешка были настолько важны, что правитель Урда в изгнании захотел выслушать его сразу же.
Мне совершенно не хотелось идти на встречу с Адмиралом – не того я полёта птица – однако Вадхильд не оставил мне выбора. Останься я в приёмной – это вызовет ненужные вопросы. Значит, надо идти за ним. До конца.
Мы вошли в просторный кабинет или, скорее, зал для аудиенций Адмирала. Сам хозяин его стоял по ту сторону длинного стола, обитого зелёным сукном. Он опирался на спинку высокого стула – одного из десяти, по числу директоров правительства Урда в изгнании. И казалось всем своим видом хотел показать свою значимость и усталость от государственных дел. Вот только мелкий тремор рук и непрестанно движущиеся пальцы выдавали в нём не то морфиниста, не то вовсе кокаинового наркомана. Нагляделся я на таких во время войны.
— Здравствуйте, господа, — церемонно кивнул он нам. А затем обошёл стол, что заняло некоторое время, и пожал нам обоим руки. — Итак, вы прибыли с моей Родины. Хотелось бы узнать, как там идут дела. Готов ли народ к восстанию против ненавистной им новой власти?
— Не знаю, как народ, — пожал плечами Вадхильд, — но ваш агент Вепр просил передать, что если вы не пришлёте ему оружия и патронов, то от его банды к концу зимы не останется и следа. Власть Ревконвента крепнет даже на Севере.
— Я не раз слышал хныканье этого барчука, — отмахнулся от его слов Адмирал. — Ему поставлена задача – вот пусть и решает её с имеющимися силами. Он обещал мне поджечь Север, а теперь ноет – дайте ему оружия и патронов. Нет уж! Довольно. Но мы отвлеклись, господа. Продолжайте.
— Мне удалось справиться с поставленной моими нанимателями задачей, — послушно произнёс весьма невежливо перебитый Адмиралом Вадхильд. — Во-первых: на заднем дворе этого здания стоит тяжёлый аэроплан, в салоне его находится мешок. Он достаточно увесист, так что для транспортировки его на ваш склад понадобится никак не меньше пяти-шести местных рабочих. Это, так сказать, материальный результат моей разведки в тылу урдцев. А нематериальные, то есть, полученные мной сведения, я лучше изложу письменно. Слишком уж долго говорить придётся.
— Отлично, — покивал Адмирал. — Я услышал всё, что хотел. Сегодня вечером, — он картинно глянул на напольные часы, стоящие у дальней стены. — В двадцать ноль-ноль будет очередное совещание Директории. Мне нужно, чтобы вы выступили там с докладом. А завтра в одиннадцать ноль-ноль за вами прибудет автомобиль.
— Куда же мы отправимся? — поинтересовался Вадхильд, когда стало ясно, что Адмирал ничего объяснять не станет.
— Думаете, только у косорылых[6] имеются исследовательские лаборатории? — заломил руки Адмирал. — Я, если хотите знать, имел представление о многих исследованиях, даже самых секретных, ведущихся в моём краю. Там, где мне выпало держать резиденцию, ещё на Родине. Большая часть учёных бежала от тирании Конвента – и сейчас они находятся здесь, у меня, в Баджее. Завтра я соберу их всех, чтобы отрабатывали свой хлеб. Будут изучать вашу находку, господа.
Да уж, общаться с этим человеком сложно. Он слишком любил собственный голос. Наслаждался каждым произнесённым словом. Если уж это глава правительства Урда в изгнании, то власти Народного государства могут быть спокойны. Адмирал способен только говорить – много, красиво, правильно. Он очень любит сниматься в своём красивом белоснежном мундире царского флота с внушительной колодкой орденов, полученных ещё за войну, на груди. Вот только на реальные действия он вряд ли способен. Может, именно от этой беспомощности и пристрастился к кокаину или морфию. Скорее, кстати, последнему. Я мельком заметил на подоконнике небольшой несессер. Внутри него поблёскивали стеклом шприцы.
В присутствии нас уже ждал унтер. Этот был помоложе и не с таким потухшим взглядом. Зато обладал раздражающими повадками кельнера или полового, как их называют в Урде. Он старался услужить каждым словом или жестом. Однако, несмотря на это, терпеть его было не столь сложно. Особенно после того, как по дороге на нашу новую квартиру, молодой человек рассказал нам свою историю. Юноша, действительно, работал в роскошном ресторане чуть ли не в столице Урда. И жил себе припеваючи до самой революции. Когда же в ресторан заявились бойцы под предводительством стража с мандатом, винтовками и приказом о реквизиции всего продовольствия, ресторан разорился. Половому пришлось туго. Он долго мыкался по взбудораженной стране и каким-то чудом прибился к Адмиралу. Воевать не пришлось – молодой человек снова исполнял свои обязанности полового. Только вместо костюма и белой рубашки он теперь носил гимнастёрку с погонами младшего унтер-офицера. Он даже по привычке расчёсывал волосы на прямой пробор. За что над ним потешался, наверное, весь урдский Баджей.
Нас устроили в доме, принадлежащем, как и почти всё в городе, князю Махсоджану. Дом был на удивление чистый и ухоженный. Содержала его урдская семья – вполне интеллигентная и, что называется, самых строгих правил. Отец семейства проводил время за чтением газет – тут оказывается, хоть и с сильным опозданием можно было купить и имперские, и даже котсуолдские. Мать следила за хозяйством и прислугой из местных. Дети, а их было трое, ходили в урдскую гимназию.
— Если что-то будет нужно, — напоследок сказал нам унтер-офицер, бывший половой, — через два квартала отсюда представительство директории. Вы всегда найдёте меня там.