– Бедная бабушка, – покачала я головой, – знать, что твой ребенок жив, но не иметь возможности увидеть, даже не предположить, где он и что с ним…
– Откинем сантименты. Я понимаю твое состояние, но сейчас нужно придерживаться фактов, а мы пока строим все на одних домыслах, только слез не хватает.
– Ладно, рассуждай дальше, – кивнула я.
– Бабуля понимает, что ее сын жив, возможно, даже таким образом оставил ей весточку о себе, кто знает. Естественно, она решает держать все в тайне, по крайней мере, пока у нее есть такая возможность. Игорь тем временем сам вынюхивает правду о них, после чего каким-то образом их находит. Возможно, только возможно, они, действительно, вместе работают. Ясно одно: через какое-то время твои родители возвращаются на родину и поселяются в Питере. Об этом твой брат тоже знает. Думаю, он собирался перевезти к ним Степана, но не успел. Дальше все застопорилось аж на семь лет, пока ты не нашла записку в сейфе брата и не начала поиски снова. Теперь ты знаешь, что твои родители живы и можешь найти их в Питере.
Тут мы снова встретились с ним взглядами.
– Ведь ты из Питера, – сказала я, он усмехнулся, качая головой.
– Ты весьма увлекающаяся особа. То я деньги ищу, то от твоего любовника приехал… Теперь ты решила, что меня послали твои родители?
– Почему нет?
– Объясни мне, с какой стати кому-то вообще меня посылать на такие дела? Я совладелец строительной компании…
– Ну это не основная твоя профессия, – брякнула я, не подумав, и тут же смешалась и уставилась в тарелку. Какое-то время стояла пауза, показавшаяся мне бесконечной. Кирилл рассматривал меня с интересом и усмешкой в глазах. Губы при этом не улыбались, и от этого было страшно. С такой усмешкой в глазах убьют, не поморщившись.
– Какая же у меня основная профессия? – наконец, спросил он. Я кинула на него взгляд, не поднимая головы, но тут же опустила глаза.
– Я не знаю, – сказала негромко, стараясь выглядеть естественно. Удавалось плохо, спина была напряжена до предела. – Просто то, как ты себя ведешь, наводит на мысли, что ты не простой работник строительной фирмы.
– Тебе кто-то что-то напел про меня? Кто? Твой Смирнов?
– Никто мне ничего не пел. Ты обычный преуспевающий бизнесмен, приехавший в маленький город в командировку.
– А ты шлюха из местного кабака.
– Так и есть.
– Ага. Только потом оказывается, что ты сестрица почившего местного авторитета, которую подозревают в том, что она со своим любовником, он же лучший друг брата, сжила последнего со свету ради денег.
Очень хотелось высказать то, что я думаю о нем, но я знала, на это Кирилл меня и провоцирует. Как бы он ни помогал мне, как бы ни заводил речей о высоком, он все равно оставался тем, кем был – наемным убийцей, выполняющим поручения за большие деньги. Поэтому он сколько угодно мог скалить зубы. В отличие от меня. Стоит только заикнуться, что я знаю, кто он, можно смело заказывать могилу, причем настоящую.
– Ладно, – лениво сказал он, – давай-ка посмотрим, что за документы нам дали в этой клинике.
Я торопливо вытащила из рюкзака папку и положила на стол. Кирилл пересел ко мне на диван, но прежде чем достать документы, позвал официанта и заказал кофе.
– Посмотрим, что тут у нас, – задумчиво пробормотал он, вытаскивая бумаги и углубляясь в них. Он касался меня плечом, я чувствовала его запах, испытывая странные ощущения. Его близость волновала. Я кидала на него взгляды, пока, наконец, мы не встретились глазами. Некоторое время он рассматривал меня, я ожидала услышать очередную колкую фразу, но вместо этого Кирилл вдруг быстро наклонился и поцеловал меня. Поцелуй вышел коротким, через мгновенье он уже снова перебирал бумаги, а я сидела, хлопая глазами. Нам принесли кофе, я продолжала сидеть молча. В конце концов, разозлившись то ли на себя, то ли на него, спросила:
– Что там?
– Если идти от начала, то мы видим, что Степана привез в клинику отец, есть свидетельство, подтверждающее его родство. Также есть свидетельство о рождении самого Степана, выдано спустя три года после самого рождения.
– Видимо, отец оформил все документы позже.
– Свидетельство выдано не в вашем городе. Если я не ошибаюсь, километров за сто?
– Примерно, – кивнула я, посмотрев копию документа, – наверное, он оформлял все недалеко от той деревни, куда уехала мать Степана.
– Предполагаешь, это та самая девушка, в которую твой отец бы влюблен до встречи с твоей матерью?
– По истории сходится. Девушка уехала в деревню, чтобы скрыть свое положение хотя бы на время. Потом умерла, а мальчик остался там.
– Надо бы поинтересоваться фамилией, возможно, это фамилия матери.
– Так позвони своему всезнайке.
Кирилл усмехнулся, но за телефоном потянулся. Пока неизвестный выискивал информацию, мы продолжили смотреть документы.
– Тут все ясно, – сказал Кирилл по окончании, – после смерти отца опекунство взяла бабка, потом твой брат. Ничего интересного.
– Тебе мало информации?
– За глаза. Но все это не имеет никакой ценности.
– А что имеет?
– Например, то, что ты вспомнила, когда разглядывала рисунок в больничной палате.
Я усмехнулась, качая головой.
– Не буду терзать тебя долгими историями, – заявила ему, – есть вероятность, что в Греции, если отец, действительно, жил там, он жил под фамилией Хадзис.
Кирилл вздернул бровь.
– Ну и семейка у вас, – хмыкнул после и снова потянулся за телефоном. Дал очередное поручение и получил ответ по предыдущему.
– Смотри, – стал рассказывать мне, положив трубку, – Миланский в вашем городе был известной личностью, я имею в виду, городок, где ты жила с бабкой. При советской власти был партийной шишкой. Овдовел рано, дочь, Анастасию Миланскую, воспитывал один. В порочащих связях, хотя какие они порочащие, если он вдовец, замечен не был. В общем, чистой души и помыслов человек. Твой отец на него работал, закрутил роман с дочкой и пошел вверх по карьерной лестниц, это все нам рассказал Пискарев. Дочь примерно через год после этого умерла, мужик остался один, жену не завел.
– Что он делал в девяностые?
– На рожон не лез. Власть его не интересовала. Купил под шумок пару заводов на честно припрятанные когда-то бабки и в ус не дул.
– А сейчас он?..
– Радуется жизни во все той же деревне, где предположительно родился его внук.
– И ни разу не захотел увидеть его?
– Давай прокатимся туда, и ты сможешь задать ему эти вопросы в лицо.
– Ты серьезно?
– А что? Идти, так до конца. Узнаем, что к чему, и тогда можно смело отправляться в Питер.
– Мне или тебе?
Он рассмеялся.
– Нам обоим. Найдем твоих родителей, я сдам тебя с рук на руки и смогу вернуться к своей работе. Хорошо хоть успел сделать дела фирмы у тебя в городе. Так что возвращаться туда я не вижу смысла. Нас обоих встретят с распростертыми объятьями, но что-то мне подсказывает, что продлятся они недолго.
– А если родители не будут рады мне? – негромко спросила я, отводя взгляд, – ведь все эти годы…
– Не глупи. Твой брат знал, что они живы, и, возможно, поддерживал с ними отношения. Уверен, они держали вас обоих в поле зрения. Даже если у вас там что-то не срастется, они тебя не бросят.
– Ага, – кивнула я, надеясь, что он не заметил моих эмоций. Мне было страшно. Страшно и мучительно больно. Я не знала, смогу ли я сама принять их, принять их поступок. Ведь прошло двадцать лет, я уже не ребенок, все эти годы, когда я росла, становилась тем, кто я есть, их не было рядом. Рядом был Игорь. Мне было стыдно признаться, но факт оставался фактом: если бы пришлось выбирать между родителями и братом, я бы выбрала Игоря. Только никто мне такого выбора не предоставляет. Тут я устыдилась своих мыслей, потому что поняла, насколько не ценю то, что дал мне Господь. А он дал мне семью, спустя семь лет полного одиночества и двадцать лет жизни без родителей, он все-таки вернул их мне. Сердце сжалось в предчувствии возможной встречи, я глубоко вздохнула.
– Что, страдалица, поедем? – как всегда насмешливо спросил Кирилл, расплачиваясь. Я только сгребла документы обратно в папку. – Чего лицо воротишь? – поинтересовался он, приглядываясь ко мне.
– Просто твои шуточки мне надоели.
– Потерпи, недолго осталось. Кто виноват в том, что ты не можешь быть счастливой?
– О чем ты? – кинула я на него взгляд, выходя из кафе.
– Тебе постоянно надо страдать. Жить счастливо и просто радоваться тому, что есть, ты не умеешь. Тебе нужна трагедия, хотя комедию поломать тоже неплохо. Главное, ни в коем случае не дать себе быть счастливой.
– Когда это ты успел сделать подобные выводы?
– Много ума не требуется, – продолжил он, усаживаясь в машину, – у тебя все на лбу написано. Вот скажи, когда ты была счастлива?
Я задумалась.
– До аварии, в которой погибли родители, – сказав это, я усмехнулась.
– А потом?
– Когда мы жили втроем: я, Игорь и бабушка.
– Уверен, это все.
– И вовсе нет… – начала я, но замолкла.
– Продолжай, я слушаю.
– Иди ты, психолог хренов.
– Вот видишь, ты даже сама не отрицаешь. Значит, жили вы втроем, потом что? Он ушел в армию. Ты страдаешь от расставания. Он вернулся, и все стало по-другому. Потом он и вовсе уехал, и ты все годы опять страдаешь. Он забрал тебя к себе, и ты опять страдаешь. Завела любовника, лучшего друга братца, который, узнай об этом, был бы не в восторге. И что? Опять страдаешь, как же так, он узнает, и все сломается. Потом брата убили, и ты опять страдаешь, теперь уже виня себя в его смерти. Сейчас то же. Ты узнаешь, что твои родители живы, но вместо того, чтобы радоваться, начинаешь страдать.
– Ты все сказал?
– Почти. К чему я веду: если ты, наконец, отвлечешься от того, что у тебя все плохо или все не так, как мечталось, и посмотришь по сторонам, то сможешь заметить, что люди вокруг тебя тоже живут, и у них тоже есть дела, радости и печали. Замыкаться в своем страдании – чистый воды эгоизм. Если бы вместо этого ты просто поговорила с братом…