мея некоторую подготовку, можно научиться чуять места возможных прорывов. И это совсем несложно, правда, моих умений пока хватало лишь на определение самого места истончения реальности, а вот бойцы Каменградского резервного, что натаскивали меня на полигоне, могли за несколько секунд определить даже примерное время предстоящего прорыва, уж не говоря о его мощности. В общем-то, как уверял поручик Жигайло, при достаточном опыте и сноровке понимание этих нюансов приходит само собой, главное, не сачковать.
А сачковать означенный поручик мне не позволял. От четырёх до шести часов занятий на полигоне каждый божий день, без выходных… Я только и делал, что осваивал премудрость «серых». Боёвка? Почти ничего нового мне не преподавали. Жигайло на первом занятии попросил продемонстрировать имеющиеся у меня «боевые» воздействия и, полюбовавшись на развороченную площадку полигона, спустя полчаса довольно кивнул. Мол, вполне достойный набор и при толковом применении его будет вполне достаточно… чтоб удрать от стабилизированного малого Прорыва.
– А от большого? – фыркнул я.
– А от большого и вся моя рота не уйдёт, – огрызнулся поручик.
Правда, применение известных конструктов в конкретных ситуациях мы отрабатывали упорно. Вообще, большую часть времени меня даже не учили, натаскивали. Развивали чутьё на прорывы и тварей. Вбивали различия потусторонних гостей, их повадки, гастрономические предпочтения, подчас весьма мерзкие, надо заметить, и способы противодействия тварям. Где-то летальные, а где-то из разряда сказочных приёмчиков, вроде броска жмени зерна в догоняющую тварь. И всё это с практическими примерами… правда, в виде иллюзий, но легче от этого мне не становилось. Получить в лоб от настоящего гостя из-за грани или от прикрывшегося его иллюзией «серого» бойца – разница невеликая. Хотя вру. Тварь норовит сразу на тот свет отправить, а боец тот каждый день по кумполу лупит, да не по одному разу, и ведь не упокоишь его, коллеги такого финта не поймут. Вот и думай, что лучше…
Впрочем, были и другие занятия, менее травматичные, но и после них голова порой трещала не хуже. А всё из-за того, что помимо прорывающихся из-за кромки тварей в мире полно и собственной, местной, так сказать, нечисти, о которой, кстати говоря, до Уральского сдвига почти и не слышно было, забыли о ней, лишь в сказках и упоминали. А вот как некоторые волхвы «форточку» в небытие приоткрыли, так и все эти мавки, русалки да домовые с лешими и попросыпались. И тут уже одним экзорцизмом или Дланью Перуна не отделаешься. С ними по большей части договариваться надо. А для этого, опять же, неплохо знать повадки, желания и… да, способы противодействия. Те самые, которые нелетальные. Нет, можно, конечно, заигравшегося лешака чем-нибудь огненным приголубить, но по словам всё того же поручика Жигайло, после убийства хозяина лес его либо зачахнет, либо местом очередного прорыва обернётся, и хорошо ещё, если малого.
– Помнится, один идиот, со спеси да дури, грохнул лешего в Мещерском лесу. Дурака того казнили, конечно, да только от мести леса это не спасло, – протянул мой учитель, глядя куда-то в пространство, и умолк.
– И что было? – устав ждать, спросил я.
– Три роты Второго Волоколамского полегли, пока образовавшийся на том месте прорыв закрывали, – резко договорил хмурый поручик и… погнал меня на отработку боя с десятком упырей. На радость заскучавшим подчинённым, которые тех самых упырей и изображали, под иллюзией, само собой.
Утро, душ, завтрак, гимназия, обед, домашняя подготовка, полигон, ужин… утро. И так по кругу, день за днём. В круговерти дел я и не заметил, как осень окончательно уступила место зиме. Да что там, я о рождественских каникулах узнал только за день до того, как их объявили… четвёртого января, если быть точным. А когда явился на полигон, был ещё больше ошеломлён.
– А где все? – спросил я, оглядывая почти пустую раздевалку гимнастического зала, где ещё вчера весело гоготали два десятка бойцов-яговичей, предвкушающих очередную тренировку «пасынка Каменградского резервного полка».
– А всё, Ерофей, – развёл руками единственный, оказавшийся в помещении Ягович – поручик Жигайло, застёгивая огромный баул. – Занятия окончены. Дальше ты уж как-нибудь сам.
– Вот так вот и всё? – недоумённо протянул я. – Всего же месяц прошёл!
– Почему же? – пожал плечами Вацлав Мечиславич. – Сорок дней ровно. Мало? Но ты ж не в отряде занимался, а индивидуально, в таких случаях эффективность всегда выше. Да и от учёбы не отлынивал, работал на результат, а не номер отбывал, так что мы фактически за это время весь УПК прошли.
– Это что такое? – не понял я.
– Ускоренный профильный курс для лиц, допущенных к информации о прорывах… и для нижних чинов, претендующих на перевод в «серые» полки, – пояснил Жигайло, вскидывая на плечо глухо лязгнувшую каким-то железом сумку. – Шестьдесят часов лекций и сто сорок часов практических занятий. Кстати! Вот, держи, чуть не забыл отдать!
Жигайло сунул мне в руку дата-карту. Серый невыразительный пластиковый прямоугольник с чёрной стекляшкой кристалла, вплавленного в верхнем левом углу чёрный выдавленный номер в противоположном углу и моё ФИО над ним. И что это такое?
– Твой сертификат, – пояснил поручик, правильно расшифровав мой недоумённый взгляд. – К идентификатору привяжешь сам, не маленький, чай.
– Сертификат, да? – повертев карточку в руках, я сунул её в карман и уставился на Жигайло. – Полагаю, подтверждающий прохождение мною этого самого УПК, да?
– Какой ты догадливый, – усмехнулся в усы поручик.
– И на кой он мне нужен?
– А я-то почём знаю? – неподдельно удивился Вацлав Мечиславич. – Мне было приказано провести тебя через курс, я провёл. Итоговые оценки по результатам подготовки выставил. Велели передать сертификат, я передал. Остальное – не моё дело.
– Замечательно, – пробормотал я. – На службу не иду, но сертификат имею. Что дальше? Меня в какой-нибудь полк, не спросясь, запишут?
– Ну, в принципе, в некоторых случаях покровитель может провернуть что-то подобное со своим протеже, но, насколько мне известно, так поступают лишь в очень редких случаях, и только с согласия попечителей, – задумчиво погладив ус, протянул Жигайло. Совсем здорово… Я покосился на поручика, но тот только головой помотал. – Не-не-не, я об этих делах ничего не знаю и знать не хочу. И вообще, твои проблемы, решай сам. Только сертификат всё же привяжи, чтоб не нарушать отчётности.
– Вот вы… – я еле сдержался, чтоб не выматериться.
– Да ладно тебе, Ерофей! Не накручивай себя, – махнул рукой Вацлав Мечиславич. – Обычно подобный финт проворачивают, когда нужно быстро убрать нашкодившего протеже с глаз долой. А ты вроде бы ни в чём… компрометирующем пока замечен не был, а?
– Не был, – согласно кивнул я, стараясь не вспоминать о Ростопчиных.
– Вот и не переживай. И вообще, я бы на твоём месте радовался. Мало кто из гражданских может похвастаться таким вот сертификатом, а уж среди твоих ровесников таких и подавно нет. Так что гордись. Есть чем всё же, – произнёс поручик и, вскинув сумку на плечо, подтолкнул меня к выходу из раздевалки, но от подколки всё же не удержался. – Бывай, Ерофей. Надумаешь идти на службу, звони, составлю протекцию. Нам такие упёртые бойцы ой как нужны.
– Нет уж, спасибо, – я покачал головой. – Я цирк люблю.
– Э-э? – Жигайло даже на месте на миг замер. Обернулся. – Это ты к чему?
– Ну… – мысленно чертыхнувшись, я всё же пояснил: – Где-то слышал, будто тот, кто в армии служил, в цирке не смеётся. А зачем он тогда, вообще, нужен? Цирк в смысле…
– Да? – поручик задумчиво потеребил ус и, неожиданно хохотнув, кивнул. – А ведь и верно. Хех, расскажу своим, они оценят. Удачи тебе, Хабаров.
– И вам, Вацлав Мечиславич, – кивнул я в ответ и, проводив взглядом крепко сбитую фигуру Яговича, вздохнув, отправился в противоположную сторону, к главному входу.
Поёжившись под порывами холодного, дерущего щёки ветра, я уже привычно накинул на себя «погодный» щит и, подняв повыше воротник бушлата, поплёлся по заметаемому снегом тротуару, ныряя из одного круга жёлтого света в другой. Цепочка уличных фонарей оказалась неплохим путеводителем, куда надёжнее, нежели еле видимые в темноте абрисы домов, теряющиеся в круговерти разыгравшейся метели, так что уже через полчаса я стоял на знакомой остановке и ждал трамвая.
Топать до дома пешком, по такой погоде, да через весь город, мне совсем не улыбалось. И не надо про погодный щит. От ветра и снега он, конечно, защищает неплохо, а вот от холода – ни черта! Нужно другой конструкт лепить, а тот, зараза, со щитом конфликтует, и отладить их сочетание никак не получается. Уже неделю голову ломаю, и вроде бы кое-какие наметки появились, но до окончательного решения проблемы ещё далеко. Нет, можно было бы жахнуть нечто такое, на Смысле замешанное, по-волхвовски, так сказать, но ведь это не панацея. Держать постоянно такую конструкцию… лениво, а иначе приёмы старой школы не работают. Это не классические ментальные конструкты, действующие по принципу «включил и забыл», стоит на миг ослабить контроль, и техника слетит. Так что я уж лучше отработаю обычный конструкт, привяжу его к какой-нибудь безделушке и буду в своей лавке продавать. Хольмградцы оценят.
От размышлений меня отвлёк чуть приглушённый метелью, но от этого не менее весёлый трезвон катящегося по рельсам трамвая. Блеснув леденцовым оранжевым светом в стеклах, небольшой старомодный «одноглазый» вагончик замер перед остановкой, и я, не теряя времени, устремился к двери.
Мерное покачивание полупустого вагона под стук колёс на стыках рельсов, благостное тепло, окутавшее тело… я едва не задремал, пока трамвай катил по заметаемому снегом городу. Но всё же «поймал» свою остановку и, соскочив с подножки, нырнул в украшенные гирляндами огней ворота, ведущие в университетский городок. Здесь было необычно шумно и ярко. Обитель вагантов и их наставников вовсю готовилась к празднику. Хотя, подозреваю, что сами студенты больше радовались не грядущему Рождеству, а каникулам.