– Подстрахуешь, кот?
В ответ мой потусторонний приятель тихо муркнул и зевнул во всю пасть, продемонстрировав окружающим внушительный частокол игольчатых клыков. Вот и славно. С двухвостым под боком… точнее, на шее, мне будет куда как спокойнее.
– Ерофей, рад видеть, – сухо кивнул подошедший к нам Грац и ткнул пальцем в сторону запертой двери, ведущей в небольшое помещение – лабораторный стенд. – Вперёд, времени мало.
Вздохнув, я поднялся с только что отвоёванного стула и поплёлся в свою «камеру». А как ещё назвать облицованное кафельной плиткой холодное помещение два на два метра, в котором даже окошка нет? Камера и есть. Зато систем наблюдений и фиксации во всех возможных и невозможных диапазонах, хоть отбавляй.
Тяжёлая стальная дверь захлопнулась за моей спиной, глухо грохнули кремальеры, и мы с двухвостым оказались в полной тишине. Ненадолго. Сейчас сидящие за стеной маньяки от естествознания спровоцируют здесь небольшой прорыв потустороннего, и если не смогут закрыть его техническими средствами, придётся действовать мне… в качестве аварийной заглушки. За тем меня сюда, собственно, и засунули. Закрыть прорыв, находясь за стеной, я не смогу, пробовали, так потом пришлось плазмой помещение «отмывать». А уж как был рад финотдел, выделяя деньги на новую облицовку камеры, у-у! Опасно? Ну, в принципе, да, немного. Но это всё же не обычный прорыв, его размеры не так велики, чтобы в помещение смогло бы пробраться что-то действительно опасное. В тот прокол, что организуют мои «коллеги», сторожащий здешний проход ключник разве что щупальце просунуть сможет, но его я отчекрыжу в момент. А вот основное тело уже не протиснется. Для этого ему понадобится куда большее напряжение поля, увеличивать которое, естественно, никто не собирается. Мелочь же, которая могла бы просквозить через открытый нами прокол, до него просто не доберётся. Ключник схарчит. Жадный он, что называется, сам не ам и другим не дам. Ну а нам это только на руку.
– Ерофей, как меня слышишь? – через шипение дрянного динамика прорвался голос профессора.
– Нормально, – откликнулся я.
– Готов к работе?
– А куда я денусь, – буркнул я, но тут же прибавил громкости. – Готов, Всеслав Мекленович!
– Замечательно, тогда начинаем. Свен, давай вводную!
– Окно девять-прим. Восьмой порядок. Прогнозируемое отключение техсредствами – десять секунд. Аварийное отключение через тридцать секунд. Ерофей?
– Да готов я, готов!
Динамик отключился с громким треском, а через секунду у противоположной от входа стены начало разгораться белёсое марево. Кафель за ним пошёл волнами, будто вода, в которую бросили камень. Послышался тонкий свист, и уши почти сразу заложило, как в самолёте при наборе высоты. Двухвостый вздыбил шерсть и, спрыгнув с моих плеч, метнулся в угол комнаты, где и застыл в напряжении, не сводя взгляда со всё растущего прокола пространства.
– Стабилизация! – хрипло выдал динамик голосом Свена.
– Вижу, – себе под нос отозвался я. Рост аномалии прекратился.
– Отсчёт! – вновь разнёсся голос рыжего. – Девять, восемь…
Из белёсого марева, взбудоражив ментал, хлестнуло потусторонним. Холодный туман заскользил над полом, скрывая его под собой. Котяра уже не шипел, тихо рычал… а я слушал отсчёт.
– Ноль… минус один, два…
Я почувствовал, как под ногами дрогнул пол, и туман поймал эту вибрацию, заколебался, словно желе… сейчас, за стеной с натугой завыл поглотитель – то самое «техсредство», но здесь его воя не слышно. А вот лаборантам, сидящим рядом с агрегатом, не позавидуешь. Звук у этой «дуры» жутко противный, как у бормашины стоматолога. Старой, годов шестидесятых, ага…
– Минус шесть, – голос Свена по-прежнему ровен. Нормально, у нас же ещё целых пятнадцать секунд до того момента, как я должен буду включиться в работу. До аварийного закрытия прокола то есть… – Есть контакт.
– Юстировка сигнала! – а вот в голосе Буривоя слышится радость. Ну да, он же у нас главный по железкам, его детище там сейчас воет, словно банши. – Поймал! Есть резонанс.
– Гармоники? Свен – отсчёт! – громыхнул Грац.
– Минус одиннадцать, – тут же отозвался рыжий. А я воздвиг перед собой щит Яговичей. Туман, как раз доползший до его границы, вновь дрогнул и, ткнувшись влево-вправо, начала ползти вверх в поисках прорехи. Ну же, всего семь секунд осталось! Потоки моего внимания скользнули к проколу, готовясь отработать аварийное закрытие…
– Есть гармоники с первого по пятый контуры. Снижаю плотность поля…
– Минус шестнадцать… – произнёс Свен, и тут же в комнате загрохотало.
Туман, словно испуганная псина, метнулся к проколу, а тот, задрожав, неожиданно схлопнулся, разбрызгав белёсую муть по стенам. Двухвостый взвыл, и от этого душераздирающего звука пятна белой дряни, заляпавшей кафель, закурились противным зеленоватым дымком… и сгинули, будто их и не было. Камера вновь предстала передо мной в обычном виде. Белый кафель и гулкая пустота. Потоки внимания развернулись, скользнули по стенам, полу и потолку, но растворились, так и не уловив ни малейшей эманации потустороннего, за исключением двухвостого, уже успевшего снова забраться мне на плечи.
– Чисто! – произнёс я.
– Подтверждаю, – отозвался Буривой, и дверь в камеру, натужно скрипнув кремальерами, отворилась, выпуская меня из своего нутра. Замечательно.
– Ну что, получилось? – спросил я, едва оказался в лаборатории.
– Получилось, – флегматично кивнул Грац. – Но время закрытия могло бы быть и поменьше. Двадцать семь секунд, это много.
– С имеющимся алгоритмом лучшего результата нам не добиться, – развёл руками Буривой. – Сами знаете.
– Не знаю, – отрезал профессор. – Расчёты выдают десятисекундный интервал, так что я склонен считать, что дело в чьей-то криворукости, а не в алгоритме.
Черноволосый обиженно засопел, но, получив толчок кулаком в плечо от Свена, сдулся.
– Можно попробовать увеличить разрешение настроечного модуля, – предложил рыжий.
Грац окинул взглядом кучу аппаратуры, раскинувшуюся на рабочем столе и… задумчиво кивнул.
– Считаешь, поможет?
– Буривой? – повернулся к приятелю Свен.
Тот пожевал губами и, что-то прикинув в уме, согласился.
– На порядок. Меньшие доли в юстировке особо роли не играют, а вот если я смогу ловить тысячные, это вполне может ускорить процесс подстройки.
– Что ж, работайте, – после недолгого молчания заключил Грац и, выудив из блока фиксатора дата-карту, потопал к своему столу. – Но не забывайте, что нам нужно ещё сборку оборудования закончить! Ерофей, жду твой отчёт.
Вздохнув, я уселся за свободный стол и принялся строчить очередную бессмысленность. Сколько я таких отчётов уже составил? Пятьдесят? Больше? Эх, а ещё говорят, что научная работа – это интересно. Бр-р!
Домой я вернулся только в двенадцатом часу. Сначала работа в лаборатории, потом встреча со Светой. Пока доставил её домой, пока попрощались, то да сё… ничего удивительного, что в свою квартиру в преподавательском квартале я вернулся незадолго до полуночи. И был очень удивлён, обнаружив на столе белый конверт без каких-либо подписей. Осторожно подняв его телекинезом и ощупав потоками внимания, я пожал плечами и, вернув невесть как попавший в закрытое помещение конверт на стол, отправился в душ.
Загадки загадками, но надо же и себе внимание уделить… и двухвостому, да. Я, кстати, сейчас и сам не откажусь от хорошего стейка. Грац на работе загонял так, что мы даже перекусить не успели, и мой желудок вот уже который час распевает матерные рулады.
Приведя себя в порядок и посоревновавшись с котом на скорость поедания мяса, я наконец взялся за конверт. Вновь исследовав его потоками внимания и снова не обнаружив ничего подозрительного, я чуть помялся, но уже через секунду плюнул на паранойю и взрезал телекинезом плотную белоснежную бумагу. Встряхнул тем же телекинезом конверт, и из него на стол спланировал небольшой, в половину тетрадного, листок, на котором была лишь одна надпись: «Берегись туманов». Весело. И что это было?
От размышления над бестолковой надписью меня отвлекла трель зеркома.
– Вечер добрый, Ерофей, – раздался знакомый голос. – Я тебя не разбудил?
– Добрый вечер, Виталий Родионович, – отозвался я. – Не разбудили. Я только-только ужин закончил.
– О как! Совсем тебя Грац загонял, да? – хохотнул князь.
– Есть немного. Но он и сам вкалывает как проклятый, так что я не в обиде. Всё же скоро полевые испытания…
– Точно. Рад, что ты это понимаешь, – произнёс Старицкий и, помолчав, добавил: – Кстати об испытании. Я бы хотел с тобой встретиться на днях и познакомить с одним человеком.
– Эм-м, да я как бы и не возражаю, – недоумённо протянул в ответ. – А как он связан с предстоящим выездом в поле?
– Плотно связан, Ерофей. Плотно, – с явной усмешкой ответил князь.
– Ла-адно, приму пока как данность, – проговорил я. – Мне подъехать в ваше имение?
– Незачем, мы с ним сами к тебе в гости зайдём. Заодно на лавку полюбуемся, – отмёл моё предложение Старицкий и закончил уже куда более резким, почти приказным тоном: – Скажем, завтра вечером. После семи.
– Буду ждать, Виталий Родионович, – отозвался я. Покосился на письмо, невесть как оказавшееся в моей квартире, но решил пока о нём не говорить. Смысл болтать об этом по телефону? Подождёт до личной встречи. Или всё же…
– Что затих, Ерофей? – отвлёк меня от размышлений князь.
– Задумался, – честно признался я. – А что за человек-то, Виталий Родионович?
– Хороший человек, мой человек, – протянул тот почти нараспев. Хорошее настроение, наверное. – Родионом зовут, иногда даже Витальевичем.
– Сын, значит, – кивнул я. – Это будет интересно.
– Я тоже так думаю, – откликнулся Старицкий и вдруг сменил тему: – Ерофей, ты ничего рассказать не хочешь?
– М-м, сейчас – нет.
– Что ж, ладно. Подожду, когда захочешь. До завтра, Ерофей Павлович, до вечера, – почти промурлыкал князь… и отключился.