Повторюсь: что это было?
Глава 8Дипломатия и маты…просто маты
Родион Витальевич, несмотря на большое внешнее сходство с отцом, показался мне человеком совершенно иного склада. А может, мне это только померещилось из-за весьма негативных эмоций, которыми он так и фонил во время нашей встречи. И ведь даже подарок, сделанный мною, его совершенно не смягчил. А я старался, между прочим! Не так-то легко было найти ту тонкую черту, за которой изначально медицинский ментальный конструкт успокаивающего действия не переставал бы оказывать своё влияние на пациента, но и не вгонял бы его в лечебный сон, как это было определено его изначальной настройкой… то есть делал бы лишь то, что мне от него требовалось: умиротворял.
Рогнеда, кстати, которая матушка моей Светы, от подобного подарка была в восторге, и я её понимаю. Час-другой, проведённый в одном помещении с работающим конструктом «уютного времени», выполненным в виде настольных часов, не только расслабляет, но и изрядно прочищает мозги, причём без всяких вредных побочных эффектов. И уж кто-кто, а Рогнеда с её нервной работой оценила подарок по достоинству.
Ну, ничего, думаю, и сынок князя, что сейчас старательно пытается стереть с лица брезгливую мину, опробовав часики, подобреет. По крайней мере, ничем иным как перманентной усталостью я его раздражение объяснить не могу. Ну да, есть небольшое недовольство от того, что он лицезреет перед собой некоего наглого юнца, но и у этого чувства, как мне кажется, ноги растут из того же источника. Заработался княжич. Ничего-ничего, перефразируя персонажа одного бессмертного кинофильма… «И тебя вылечу».
– Про полевые испытания техники Граца ты уже знаешь? – спросил Старицкий, невозмутимо прихлёбывая чай из массивной кружки и искоса наблюдая за сыном, брезгливо смотрящим на такую же кружку, стоящую перед ним. Ну да, на фига мне в лавке сервиз на сто персон?
– Разумеется, – фыркнул я в ответ. – Уж которую неделю в лаборатории кипиш стоит. Учёных трясёт в предвкушении, как припадочных. Даже Грац, уж на что флегма флегмой, и тот дополнительными экспериментами забодал!
– Ерофей, – укоризненно взглянул на меня старший Старицкий, взглядом указав на сына. – Следи за речью.
– Да-да, конечно, – пробормотал я. – Прошу прощения. В общем, я в курсе дела. Но какое отношение этот факт имеет к моей персоне? Или вы тоже пришли уговаривать меня потратить каникулы на мотыляния по стране?
– Тоже? А кто ещё тебя уговаривал? – неожиданно подал голос Родион, осторожно пробуя приготовленный мною чай. В эмоциях булькнуло настороженностью… Боится, что я его отравлю, что ли?
– Остромиров все уши прожужжал сегодня, да и Грац предлагал. Не так настойчиво, как волхв, но весьма убедительно, – ответил я, пожав плечами.
– А ты, значит, не хочешь? – осведомился князь, переключая моё внимание на себя.
– Виталий Родионович, – я чуть помолчал. – Как бы повежливее сказать-то? У меня на сегодняшний момент сложилась следующая ситуация. Занятия в гимназии плюс работа с Грацем, учёба у Остромирова, работа в лавке и разработка новых конструктов и артефактов для продажи. Про домашнюю работу и консультации людей Багратова я и вовсе молчу. Первая в гимназии выдаётся нечасто, слава всем богам, да и вторые в основном предпочитают решать свои проблемы сами. Но это тоже время. На личные дела у меня остаётся один день в неделю, официально считающийся в гимназии «библиотечным». Я не жалуюсь, но очень рассчитывал на каникулах немного отдохнуть. Зная же Граца с его сворой учёных, и волхва, который непременно пожелает присоединиться к выходу «в поле», таковой возможности я буду лишён. Первый ни за что не упустит возможность совместить испытания аппаратуры с моим участием, а второй не угомонится, пока не втемяшит мне в голову всё, что ему кажется полезным и нужным. Иными словами, каникулы полетят коту под хвост. Котяра, прости, я не имел тебя в виду!
Двухвостый смерил меня коротким взглядом и, тихо фыркнув, вновь уставился на модель галактики, медленно вращающуюся в глубине большого хрустального шара.
– Надо же, какой занятой… лавочник! – пробурчал княжий сын.
– Вы семью свою часто видите? – кое-как сдержавшись, чтобы не нахамить, спросил я, стараясь абстрагироваться от фонящего любопытством и интересом старшего гостя.
– Это ты к чему? – прищурился Родион Витальевич, отставляя в сторону полупустую кружку.
– Ответьте, если не жалко.
– Стараюсь уделять им время каждый вечер, – хмуро ответил княжич, катнув желваки.
– А у меня из близких есть только моя девушка, с которой я могу провести больше часа кряду лишь единожды в неделю, потому что в остальные дни упахиваюсь, уж простите за «плебейское» словцо, как лошадь на мельнице. Чёрт! Да я этих каникул ждал, как манны небесной, чтобы устроить нам со Светой хороший отдых.
– А ты её с собой возьми, – неожиданно предложил старший Старицкий, не дав своему сыну вымолвить и слова.
– Куда? – опешил я.
– В экспедицию, конечно, – отозвался князь как ни в чём не бывало. – Со своей стороны могу пообещать, что Грац и Остромиров будут держать себя в рамках приличий и не станут злоупотреблять твоим временем. Каникулы – это святое. Подумай, Ерофей… весна, горы, реки, палатка на двоих… романтика же!
– Суета и нытьё, толпы неприспособленных к походной жизни городских, холодрыга, дожди и консервы вместо нормальной еды, – договорил я вместо Виталия Родионовича. Тот хохотнул.
– Нет в тебе романтики, Ерофей. Ни на грамм, – заключил он и добавил уже серьёзно: – Тем не менее это был бы оптимальный выход. Мне бы очень хотелось, чтобы ты всё же отправился в этот поход.
Я глянул в глаза своего работодателя и вздохнул. Стало понятно, что шуточки и уговоры закончены, а значит, и спорить не о чем. Поездке быть. Неожиданное решение, но не мне его оспаривать.
А в следующий миг рядом раздался треск грохнувшейся о столешницу кружки.
– Да кто её туда пустит? – рявкнул младший Старицкий, но наткнулся на резко построжевший взгляд отца.
– Я разрешаю ей присоединиться к предстоящей экспедиции, – протянул князь и неожиданно мне подмигнул. – А вот отпустит ли её матушка – это другой вопрос. Но, думаю, у тебя найдутся стоящие аргументы для этой уважаемой женщины?
– Найдутся, почему нет, – задумчиво проговорил я и, вздохнув, покачал головой. – Вот не думал, что вы настолько плотно следите за моей жизнью…
– Ты о чём? – сделал непонимающий вид князь.
– О вашем знании семейного положения матушки моей Светы, – фыркнул я. – Будь иначе, вы бы упомянули не её, а «родителей».
– Ерофей, ты же сам всё понимаешь, – устало вздохнул князь и кивнул на сына. – И он тоже всё понимает, и теперь бесится от того, что ему и его людям предстоит присматривать уже не за одним юнцом, а за парочкой.
– Полагаю, Родион Витальевич будет моим куратором в экспедиции? – спросил я, переводя тему. Ну да, кто бы сомневался, что Старицкий так легко отпустит меня в свободное плавание без всякого присмотра, да ещё и до окончания работы по проекту.
– Почти угадал, – кивнул князь. – Родион будет прикрывать вас от интереса излишне любопытных на выезде. И, в случае необходимости, давить авторитетом, чтоб не докучали.
– Чтоб не докучали, это хорошо… – улыбнулся я. – Мне бы ещё такого вот прикрывальщика, чтоб защищал от однокашников в гимназии, и я был бы абсолютно счастлив.
– Достают? – с деланым сочувствием поинтересовался князь.
– Двадцать два приглашения в гости за два месяца, – поморщился я. – И чего им так приспичило, понять не могу. От половины еле отбрехался, на другую убил кучу времени, и всё ради пустых расшаркиваний.
– К твоему сведению, эти «расшаркивания» в приличном обществе зовутся знакомствами и обзаведением личными связями. Для твоего будущего совершенно необходимая вещь, между прочим, – наставительным тоном произнёс Старицкий-старший. Но в эмоциях… Чёрт, да он наверняка знает, что к чему!
– Ваше сиятельство, – проникновенно произнёс я. Князь прищурился, а его сын, кажется, даже немного отодвинулся в сторону от отца. – Ваше сиятельство, а ведь вы осведомлены о том, откуда у этих приглашений ноги растут…
– Эх, Хабаров! Не знал бы, что ты эмпат, точно сдал бы в канцелярию как неучтённого мозголома, – вздохнул князь.
– Стоп! Так это о нём мне Болх талдычил?! – встрепенулся Родион Витальевич. – Ну, точно! И как я не сопоставил-то, а? Так…
– Сын, сядь, – резко оборвал его князь. – Ерофей не мозголом. Иллюзионист, да. Сильнейший из тех, что я когда-либо видел. Артефактор? Великолепный, прямо скажем. Эмпат – тоже да, но об этом, кроме нас троих, на данный момент никто не знает. Но не мозголом. Заруби себе на носу! Кстати, об эмпатии тоже лучше помалкивать. Ерофей, ты слышал?
– Да я вообще-то и так никому об этом таланте не говорил и не собираюсь, – пожав плечами, произнёс я и, глянув на князя, медленно договорил: – Как и о ваших успехах в этой сфере, Виталий Родионович.
– Отец? – Родион недоумённо посмотрел на него.
– Ну… как-то так, – развёл руками старший Старицкий и тяжело вздохнул. – Стоило догадаться, что если я его учуял, то и он меня расколет.
– Вы… вы… – княжич потёр лоб и, махнув рукой, уставился куда-то в пустоту. – Да чёрт бы с вами!
– Что это с ним? – тихо спросил я у князя. Тот хмыкнул.
– М-м… разрыв шаблона, так это там называлось, кажется, – произнёс старший Старицкий доверительным тоном, одновременно подвигая сыну чашку с новой порцией чая. – Эмпаты – не такой редкий зверь, как природные мозголомы, но выявленных чтецов эмоций и чувств стараются поставить на учёт в том же ОГВ. Кого для контроля, а кого и для возможного предложения работы. Учитывая же, что Родион у нас человек государственный, мы поставили его перед дилеммой: заложить отца родного его бывшему ведомству, или ну его…
– Уверены, что «отца», а не одного молодого, но жутко талантливого… «лавочника»? – так же, почти шёпотом спросил я, покосившись на отрешённо прихлёбывающего чай сына Старицкого.