Рирз не переживал из-за смерти рыцаря или его братьев, но испытывал некоторую жалость к погибшим девушкам. Судя по всему, теми, кого нашел бастард, дело не ограничилось. Почему сиры не увидели иного способа избавиться от тел, Холдбист точно знать не мог и теперь уже вряд ли узнает. Скорее всего, причина крылась в желании полюбоваться проделанной работой, снова вернуться в славные деньки, а может, это было способом попугать будущих жертв и заставить тех делать, что скажут, или насладиться страхом… Сын Рогора не терпел подобного и категорически не желал, чтобы на его землях – он уже считал их своими – убивали женщин.
В сложные времена слабую половину населения следовало защищать в первую очередь. Тех, кто еще способен дать потомство, тех, кто в силу опыта может помочь вырастить детей, или тех, кто еще совсем юн, но после заменит первых. Каждый новорожденный мог стать землепашцем, кузнецом, лесорубом, пекарем, конюшим, плотником или гончаром. Кем угодно. Тем, кто поведет народ и правителя к процветанию.
Если бы сиры только насиловали дам, Холдбист не злился столь сильно. Он мог бы понять рыцарей, не одобрять, но простить. Открывшаяся же правда не позволяла ему успокоиться. Посланники Его Высочества останавливались еще не в одном городе по пути к столице. Полдесятка, а то и десяток городов на севере, а значит, как минимум столько же женщин и столько же будущих подданных. Следовало бы сообщить регенту обо всем, что открылось бастарду, но существовала одна весьма весомая проблема – сложно объяснить, каким образом Рирз расправился со всеми обученными воинами в полном одиночестве и что делал в том здании. Если же поведать историю от начала и до конца, то уже к середине повествования Форест будет иметь все основания, чтобы либо казнить сына Рогора, либо отправить его на остров Фейт для лечения.
Бастард в конце концов придумал выход – когда-нибудь он напишет письмо, в котором откроет большую часть правды и сообщит, что сиров отыскали его люди, устроили самосуд, а сам Холдбист наказал горожан, поднявших руку на королевских воинов. Чтобы раньше времени никто не распустил слухи, ночью ему помогли вытащить бочки. Женщин похоронили, так и не вытащив из деревянных усыпальниц, за стенами города. Старый дом заколотили, поставили крепкую дверь и повесили замок, чтобы никто не лез в него без надобности.
Беды не желали заканчиваться. Словно почувствовав, что его частенько вспоминают, регент прислал Рирзу письмо. Нервы захватчика и без того были на пределе – он убил королевских рыцарей, и неизвестно, сумел ли уничтожить всех или не заметил второго сбежавшего, того, кто оказался хитрее и после скрылся в другом направлении. Кроме того, мужчина захватил Фиендхолл и избавился от женщины, о чем тоже уже поползли слухи, – столь неосмотрительно оставленной в замке и опасной супруги Робсона, которая уже успела родить наследника и вновь ожидала пополнения. Может быть, кто-то отправил послание, в котором поведал о поступках бастарда, назвать которые подвигами было весьма затруднительно?
Неприятная новость, еще одна, свалилась на его голову, когда он спустился к погребенной родне и их супругам, чтобы, следуя традициям, выразить свое горе. Ничего подобного бастард не испытывал, но северяне пристально следили за каждым его шагом.
– Мне жаль, что леди покинули нас в столь юном возрасте, – тихо, но чтобы жена отца слышала, сказал тогда Рирз. Он надеялся вернуть расположение слишком молчаливой и взволнованной женщины. – Если бы я мог их защитить…
– Робсон не переживет горестных вестей, – леди продолжала верить в благоприятный исход.
– Думаю, дядя Ренрог тоже не обрадуется.
– Чему Ренрог не должен радоваться?
– Его жена, – Рирз махнул рукой в ту сторону, где хоронили жен младших братьев и других малозначимых леди, для них существовало несколько общих могил, и когда те переполнялись, кости отправляли в овраг за городскими стенами. Мало кто знал об этом. – Погибшая от болезни. Я чувствую свою вину до сих пор, быть может, именно я ее принес, из Новых Земель или с юга…
– Но леди Холдбист отправилась вместе с супругом на поиски Рогора.
Рирз даже забыл, что ему следует положить дары Богам на обе могилы, и швырнул все на одно надгробие.
– Он не мог ее забрать, она умерла. Страдала несколько дней, изрыгала кровь и померла. Я видел.
– То была не она.
– А кто? Она назвалась леди Холдбист, женой Ренрога. Ее видели другие люди, и они подтвердили, что это она.
– Быть может, они напутали или не пожелали открывать тебе правды. То лишь глупая придворная, думаю, она хотела обезопасить себя. – Леди Эббиана не улыбалась, но Рирзу казалось, что вот-вот она рассмеется ему в лицо. Женщина молчала и сказала лишь сейчас, потому что хотела мести? Потому что давала Ренрогу время? Или потому что не думала ни о чем, кроме Рианы и Робсона? Скорее кроме как о сыне, она всегда его любила больше, чем других.
– Благодарю за помощь, миледи.
– Робсон не единственный, кто мешает тебе. Ренрог, если займет место правителя, не даст тебе послаблений, но Робсон – добрый, благородный и способный к прощению юноша, вы можете помогать друг другу.
Ах вот почему леди столько ждала! Давала время брату мужа и его девице убраться. Неудивительно, если она подговорила девчонку назваться чужим именем, а жителей Фиендхолла – признать в ней леди Холдбист.
– Я готов к встрече с дядей, – коротко ответил Рирз, он нуждался в тишине и спокойствии, подальше от леди, чтобы не сорваться на нее, и потому направился к выходу, так и не дойдя до места захоронения придворной дамы. – Я распоряжусь, чтобы тело лишней здесь леди отправили в Храм. Там знают, что с этим делать.
Дядя так и не объявился, в последний раз его видели близ границ с Миррорхоллом. Два южных отряда из тех, что отправились на разведку, не вернулись, их либо убили, либо они заблудились и, не привычные к погоде, замерзли. Доверять подобные вылазки пришлось людям Утто Грейвула, который в самом деле держал слово и всячески помогал бастарду. Он охотно искал Ренрога, но Рирзу казалось, что куда охотнее тот ищет Рогора Холдбиста, нежели его брата, оно и понятно, убедиться, что враг мертв, лучше всего лично.
Люди вассала Бладсворда помогали нести караулы, ночами заменяли южан, чтобы те не заболевали пуще прежнего, встречали прибывающее подкрепление, слуг и обозы, доставляемые кораблями, и настолько прочно вплелись в жизнь узурпатора Холдбиста, что Рирз стал считать Грейвулов своими первыми последователями. Быть может, чуть погодя он сумеет изменить границы или и вовсе заберет владения восточных лордов себе. Лишит Бладсвордов вассалов. Такое редко, но происходило, и Грейвулы были типичным примером: некогда они являлись вассалами Холдбистов, а к Бладсвордам угодили самыми последними из Ветвей, задолго до Эпохи Королей. В каких-то легендах говорилось, что восточные правители сдвинули горы, чтобы отгородиться от северян, а в других – что Грейвулов из-за бесполезности прогнали и те отыскали себе новые владения и новых правителей.
Вернуть Холдбистам старых подданных – вполне здравая и практичная идея. Тем более что пронырливый моряк предложил заключить союз и пророчил счастливую жизнь бастарду лишь в компании с одной из своих дочерей.
Думать о жене и заниматься поисками подходящей партии было рановато, все мысли занимали вопросы, что делать с регентом и как обезопасить себя. Холдбист не желал давать волю опасениям и чрезмерно эмоционально вести диалог с Вихтом, однако понял, что это прекрасный шанс в очередной раз воспользоваться некоторым преимуществом. Вайткроу почти не изменился и зачастую оставался все тем же болваном, что и во время их знакомства. Сын Рогора успел привязаться к нему, отрицать теплые дружеские чувства было глупо, однако своей собственной жизнью захватчик Фиендхолла дорожил куда больше.
Не являться к регенту почти так же опасно, как и являться. Требовалось отправить кого-то на разведку, чтобы оставить для себя план к отступлению, и выбор пал, разумеется, на Вихта. Пара душевных разговоров – и южный правитель был готов спасать друга и первым принимать гнев регента, если таковой в самом деле имеет место быть. А при приятном стечении обстоятельств лорд успеет переубедить Его Высочество насчет Рирза, укрепит позиции бастарда, и по прибытии Клейс Форест будет готов подарить сыну Рогора титул и признать законным наследником и правителем севера. Было бы неплохо узнать в том числе и о смерти младшего брата. Незаконнорожденный отпрыск Рогора никак не мог решить, желает ли присутствовать на казни Робсона или предпочитает только узнать о ее свершении. В конце концов, нынешний глава рода никогда не делал Рирзу ничего плохого, и, не будь он помехой на пути к власти, Рирз бы оставил его в покое. Но увы.
Отправляя друга в Санфелл навстречу опасностям, бастард не чувствовал никаких угрызений совести. Почти. Он аккуратно подводил южанина к нужной мысли, медленно, чтобы тот уверовал, что сам возжелал отправиться первым и прикрыть Рирза собой. Через пару дней Вихт переубеждал бастарда, требовал, чтобы тот не рисковал, и горячо ругался с другом, убеждая придерживаться требуемого северянину плана. Некоторое волнение, что с Вайткроу что-то может случиться по пути или регент раскроет их план, присутствовало. Не меньше терзала тревога, что южного правителя обманут, ведь сделать это несложно, и он пришлет письмо о том, что можно плыть, а Рирза вместо приятной постели и изысканных блюд встретит армия Его Величества, которая сопроводит бастарда в тюрьму. И тогда уже Робсон будет решать, стоит ли являться на казнь брата или это выше его сил.
Вихта казнить не станут. Убивать отца будущих племянников рука у Клейса Фореста не поднимется – уж в этом Холдбист был уверен. Дочь Райана, скорее всего, если исходить из возраста леди Кейдс Форест и ее состояния, о котором Рирз много слышал, останется единственной девочкой этой четы. Законной дочерью, разумеется. О количестве бастардов лорда Ласса Фореста ходило множество слухов, равно как и о бастардах всех остальных членов семьи, но, несмотря на это, регент явно испытывал теплые чувства именно к Фейг, следовательно, ни в коем случае не посмеет причинить ей неудобства. Поступок Райана, когда тот отдал дочь, вопреки обетам, сыну друга, а после пожалел об этом, также мог повлиять на положение Вайткроу в Санфелле. Южанин был благосклонным – принял вдову, взял в жены, простил ее родню и вел себя чрезмерно благородно.