— Обязанность! — повторила она, гримасничая, — кто же говорит об обязанности… фи!
— Но вы именно так принимаете меня, как будто я в чем-то согрешил перед вами, — заметил Светлов.
— Согрешил! — опять повторила хозяйка, с новой кокетливой гримаской. — Разумеется, согрешили: всякий молодой человек хорошего тона грешит, лишая других удовольствия своего общества.
— А вы очень уверены, что я — «молодой человек хорошего тона»? — спросил Александр Васильич, которому почему-то в настоящую минуту захотелось побесить эту провинциальную львицу.
— Иначе, я полагаю, я не имела бы чести принимать вас теперь у себя, — величаво пояснила Рябкова с очевидной досадой и недружелюбно покосилась на гостя.
— В таком случае, позвольте извиниться, что я не предупредил вас с первого шага: я к вам по делу, — сказал Светлов.
— По де-е-лу! — растянула она, снова передразнив его. — Как это мило, однако, сказано! А так, из вежливости, вы бы и не наведались к нам?
— Согласитесь, что если б только существовал подобный закон вежливости, — мне бы пришлось объехать весь город…
— Зачем же непременно «весь город», monsieur Светлов? Я полагаю, прежде к тем, кто ближе, — еще с большей досадой заметила хозяйка.
— Я так и сделал: побывал с приезда у всех своих родственников и друзей, — ответил спокойно Александр Васильич, как будто не замечая ее раздражения.
— Вы меня не поняли: я хотела сказать, что мы, кажется, на одном дворе живем с вами…
— Виноват! — сказал Светлов, — но эта оплошность не столько зависела от меня, сколько от привычки: в Петербурге — в одном доме сотни жильцов.
— О-о-о, как надо с вами осторожно!.. — опять погрозила ему пальцем Рябкова, смягчаясь почему-то. — А я, должна признаться, так желала вас видеть и познакомиться…
— Согласитесь, я не мог этого знать. Отчего же, в таком случае, вы сами не зашли к нам? — спросил Александр Васильич, придавая наивнейшее выражение своему вопросу, — матушка говорила мне, что вы знакомы.
— Фи-и!.. monsieur Светлов!! — покачала она головой, вся вспыхнув, — я не делаю визитов к молодым людям…
— Ну вот видите, мы совершенно расходимся во взглядах, — заметил лукаво Александр Васильич, — не думаю, чтоб подобное знакомство могло доставить вам какое-нибудь удовольствие.
— Ah, mon dieu! Au contraire… — защебетала хозяйка, — я сама большая охотница до всего оригинального; c'est le défaut de presque tous les jeunes gehs. Je vous assure…[16]
— Извините, я не говорю по-французски, — резко остановил ее Светлов..
— Вы… не говорите по-французски?! Не верю, не верю! — вскричала Рябкова, делая большие глаза, и грациозно замахала руками, обнажив их чуть не до локтя.
— По крайней мере без нужды, — подтвердил Александр Васильич. — Мне кажется, на родном языке мы гораздо лучше поймем друг друга. Впрочем, виноват!., вы, может быть, француженка? — поспешил он добавить с тонкой иронией в голосе.
— Ах нет, я русская… — сконфузилась она, — но это так принято в порядочном обществе.
— Ну вот видите: ясно, что я не принадлежу к «порядочному» обществу, — рассмеялся Светлов, сделав особенное ударение на предпоследнем слове.
— Ах… вы совсем меня не поняли… — засмеялась и еще более сконфузилась Рябкова.
Ей показалось, что гость обиделся.
— Напротив, мне кажется, я совершенно вас понял, — сказал Александр Васильич холодно, — каждый имеет право называть порядочным только то, что ему; представляется таким.
— О-о-о, какой вы!..
Она опять погрозила ему пальцем, но на этот раз, кажется, исключительно потому, что уж очень была смущена оборотом их разговора.
— Позвольте мне теперь прямо перейти к тому делу, по которому я побеспокоил вас, — молвил вежливо Светлов, пользуясь минутой смущения хозяйки. — Собственно, мне следовало бы обратиться за этим к вашему мужу; но так как его нет дома…
— Да, да, monsieur Светлов, с делами, пожалуйста, к мужу, — бойко перебила его Рябкова, — я ничего не смыслю в делах. Полковник через час воротится, а до тех пор я считаю вас исключительно моим гостем…
— Очень вам благодарен; но мое дело не сложно, — заметил Александр Васильич, вставая, — я уверен, вы так же хорошо его поймете, как и ваш муж. Отец поручил мне извиниться перед вами и просить вас приискать для себя другую квартиру.
— Не предупредивши нас об этом зараньше? — запальчиво спросила «полковница» — и величественно поднялась с места.
— Вот именно он и поручил мне предупредить вас.
— Но… но я не понимаю, как же это так… вдруг? Я полагаю, мы не подали никакого повода вашему отцу…
— О совершенно, совершенно никакого! — поспешил подтвердить Светлов, — напротив, он даже уполномочил меня передать вам, что не желал бы иметь лучших жильцов, так что в этом отношении…
— Так я не понимаю после этого ни вашего дела, ни вашего отца, — перебила нетерпеливо Рябкова.
— Дело очень просто: мы хотим переселиться сами в большой дом.
— Разве ваш батюшка получил наследство? — спросила хозяйка больше раздражительно, чем насмешливо.
Александр Васильич вспыхнул.
— Отец мой всегда рассчитывает только на свою трудовую собственность, которою и распоряжается по своему усмотрению, — сказал он едко, — но я надеюсь, он будет очень рад дожить до той минуты, — если вы имеете в виду какое-нибудь наследство, — когда и у вас будет своя недвижимая собственность.
— Вы, кажется, забываетесь, monsieur Светлов!
Она горделиво окинула его глазами.
— Ровно настолько, насколько позволили себе это вы, — сухо подтвердил Светлов.
Рябкова чуть не до крови прикусила нижнюю губу.
— Я скажу мужу, — ответила она, всеми силами стараясь казаться спокойной, — но не думаю, чтоб он это принял так легко…
— Как бы он ни принял, это до нашего семейства совершенно не касается. Мне, впрочем, очень жаль, что я, по-видимому, принес вам большую неприятность… что роль эта пала именно на меня… но… — Светлов пожал плечами. — Позвольте с вами раскланяться.
— Ах, боже мой! — бойко заговорила Рябкова, переменив вдруг тон и принудив себя улыбнуться, — да к чему же нам с вами так горячиться из-за пустяков? Поссорились немножко — и помиримся. Прошу вас, monsieur Светлов, будьте столько любезны, присядьте на минутку, — пропела она сиреной и опять приютилась на диване.
— К вашим услугам, — вежливо проговорил Александр Васильич и тоже присел на кресло.
— Дела — делами, знакомство — знакомством… не так ли? — начала она, обворожительно прищуривая на гостя левый глаз. — Вы меня не поняли: мне просто хотелось узнать, — мы ведь, женщины, ужасно как любопытны, — отчего ваши переходят в большой дом? Уж не выходит ли замуж Ольга Васильевна?
— Ох нет, совсем не потому. Вы напрасно не спросили у меня прямо о причине. Дело в том, что нам необходимо очистить флигель: я устраиваю в нем школу.
— Так значит, корень-то всего зла — вы? — спросила Рябкова с хитрой улыбкой и таким тоном, как будто этот вопрос совершенно успокаивал ее.
— Да, я… если школу можно назвать злом, — улыбнулся, в свою очередь, Светлов.
— Что это вам вздумалось, monsieur Светлов, брать на себя такую скуку, как школа? В ваши годы, при вашем образовании… помилуйте! да вам здесь, в городе, все открыто настежь, стоит только за…
— Извините меня, — не дал ей договорить Александр Васильич, — мы, кажется, опять касаемся такого пункта, что… что, я боюсь, не пришлось бы нам снова мириться.
— О! да вы настоящий дипломат, monsieur Светлов, — звонко засмеялась хозяйка. — Je gagerai tout ce que jous plaira[17], — наши дамы погибли…
— Разве вы предполагаете в скором времени какую-нибудь женскую эпидемию здесь? — невозмутимо осведомился у нее Светлов.
— Ах, какой несносный! — вскричала Рябкова, очевидно, приходя в восторг и кокетливо гримасничая. — Замолчите лучше или я даже и за себя не ручаюсь…
— Воля ваша, но я совершенно не понимаю, что вы хотите сказать, — молвил Александр Васильич, пожимая плечами.
— Он «не понимает»! Скажите! он «не понимает», — кокетничала хозяйка. — Замолчите, замолчите! Я вам говорю, что даже за себя не ручаюсь…
— Если это, действительно, так опасно, как вы говорите, то мне остается только посоветовать вам… горчичник! — не выдержал Светлов и так безумно расхохотался, как только был способен.
Рябкова, по-видимому, не поняла его.
— Вы наш! Это решено: вы наш! — захохотала она, в свою очередь, грациозно махая руками и снова обнажая их почти до локтя.
Александр Васильич вдруг сделался серьезен.
— Вы очень веселая женщина, — сказал он, вставая, — и мне остается только пожалеть, что между нами такая разница во вкусах… Желаю вам… здоровья!
Светлов сухо поклонился и, не подавая ей руки, пошел к дверям в залу.
— Постойте…. На что же вы опять так рассердились, monsieur Светлов? — остановила его Рябкова.
В эту минуту в соседней комнате послышался слабый детский плач и чей-то старушечий шепот.
— Я думаю, что мы уже достаточно поняли друг друга, — несколько боком повернулся к хозяйке Александр Васильич, — да и вас, кажется, призывают ваши обязанности, — прибавил он колко и указал головой по направлению, откуда слышался детский плач.
— Ах, это моя дочь изволит там капризничать, — небрежно проговорила Рябкова, стараясь придать себе как можно больше мнимого аристократизма. — Но вы еще не сказали мне, какую вы школу устраиваете? для кого? Надеюсь, что для детей нашего круга?
— Напротив, для простонародья, — ответил ей вскользь молодой человек уже в зале, направляясь к передней.
— Удивляюсь, monsieur Светлов, вашей охоте возиться с мальчишками! — пожала она плечами, рисуясь.
— У меня будут учиться и взрослые, — также вскользь пояснил Александр Васильич, надевая в передней пальто.
— Мужики? Возиться с мужиками… фи-и! Вот уж не ожидала-то, monsieur Светлов, найти в вас такие… странные наклонности. Удивляюсь, удивляюсь!.. — насмешливо говорила Рябкова, в то же время как-то смущенно потирая двумя пальцами правой руки левый мизинец.