Захваченный в плен в битве при Обсерватории бывший идеологический работник пытался наладить работу установки по производству сыворотки. Мастер Гоша собирал экспериментальные облучатели, руководствуясь воспоминаниями Александра Борисовича о работе погибших Спиц Колеса и рекомендациями самого Тапка, но вероятность получения препарата была нулевой, и Тапок понимал это. Это всё равно, что пытаться приручить крылатого демона, которого в природе не существует.
— Колдуете, еретики? — спросил Тапок.
— Во имя Колеса Изначального, — отозвался Александр Борисович.
— Во имя Обода Его, — подхватил мастер Гоша.
— Вы мне зубы не заговаривайте, — сказал Тапок. — Есть результат?
— Мне бы хоть одним глазком этот облучатель увидеть! — воскликнул Гоша. — Я бы уж тогда в точности воспроизвёл.
— Ну-ну, — сказал Тапок.
Он уже был в коридоре, когда к нему подъехала девчонка-арка и громким шёпотом сообщила:
— Дядя Тапок, а мастер Гоша с Александром Борисовичем в шахматы вслепую играли.
— Кто выиграл? — заинтересовался Тапок.
— Не доиграли. Гоша забыл, что в начале партии пешку на Е5 потерял.
— Где уж ему против Борисыча, — засмеялся Тапок. — А ябедничать нехорошо.
Он дал девочке конфету и вышел на площадь перед Лабораториумом. При виде его народ начал торопливо разъезжаться, стражники вытянулись, отстранив костыли, задрали подбородки. Скука, подумал Тапок. Покушение, может, на себя организовать? Пойду изолятор проверю, кто там у меня в заточении томится, гляну. Он не спеша брёл по пыльной улице, когда из-за угла на него вылетел Сланец.
— Формалисты, Ваша Окружность!
Тапок с тоской поглядел на Сланца. Был он весь пыльный, мятый, небрито-лохматый, и перегаром от него пёрло.
— Ты на кого похож, чучело? Ты же начальник штаба, твою мать.
— Виноват, Ваша Окружность, исправлюсь. Формалисты!
— Да где формалисты, толком говори?
— Так едут. Двое. Не прячась. На дурацких великах своих. Уже к окраине подъезжают.
— Так это же очень хорошо, что к нам едут формалисты, — сказал Тапок.
— Да? — удивился Сланец.
— Точно тебе говорю. Ты гарнизон в ружьё поднял?
— Нет, сразу докладывать побежал.
— А ты подними.
— Слушаюсь!
— А с докладами бегать — у тебя на это гонцы должны быть.
— Да есть гонец, но пока он на коляске своей докатит!
— Это верно, это я не подумал. Ты теперь обратно беги. Формалистов вежливо, слышишь — вежливо! — встреть и ко мне проводи. Понял?
— Так точно!
— Ну, давай.
Попада́ть хоть и в квадратные ворота, но квадратным же мячом было крайне утомительно, и Сергей ушёл с поля, сославшись на боль в ноге. Колено после недавнего перелома действительно слегка побаливало, но куда больше Серёжу раздражало демонстративно почтительное отношение, с которым ему приходилось сталкиваться даже на футбольном поле. Вчерашний ботаник и хронический лузер, а ныне Кавалер Серебряного Уголка Второй Степени внезапно оказался крайне популярен на факультете, уважаем в деканате и неприкасаем на спортивной площадке. От девушек, как и обещал Супогреев, действительно не было отбоя, а студенческая вечеринка считалась удачной, только если Серёжа соглашался рассказать свою историю разоблачения разветвлённой и очень опасной контрабандной сети. Никто, правда, не догадывался, что вся эта история сочинена в Санитарной Службе и вызубрена Соломатиным под контролем «куратора». Реальный же ход событий ему не просто приказали забыть, но и взяли подписку о неразглашении государственной тайны.
— Серёжа, сильно болит, да? — услышав за спиной дрожащий от сострадания девичий голосок, Соломатин отдёрнул руку, которой массировал коленку, и, не оборачиваясь, сердито сказал:
— Чешется.
— Не обманывай, я же знаю, что болит! Слышишь гром? Гроза скоро, а к непогоде всегда переломы болят.
Светка уселась рядом на скамейку и посмотрела на Сергея с обожанием.
— А у тебя срослось совсем недавно, даже прихрамываешь иногда.
— Ничего я не прихрамываю.
— Видимо, сам не замечаешь.
— Как это может быть? — возмутился Сергей. — Я не замечаю, а ты всё замечаешь!
— Со стороны-то видней, — тоном древней, умудрённой жизнью старухи произнесла Светка.
— Какие у нас первокурсники наблюдательные, — восхитился Соломатин. — Не ходи ты за мной, Света. Неудобно же. Смеяться будут.
— Пусть попробуют, — предложила Светка.
Сергей вздохнул. Да, не будут над ней смеяться, не рискнут. Щуплая с виду Света Лихтенвальд была чемпионом университета по рукопашному бою. Он видел её месяц назад на соревнованиях. Это было зрелище. Ну а над ним-то, Кавалером Серебряного Уголка, и подавно никому не придёт в голову потешаться.
— Ну пойми ты. — Сергей старался говорить как можно убедительней. — Нельзя так. Уже месяц это продолжается: куда бы я ни пришёл, а ты уже там!
— Точно, целый месяц, — мечтательно сказала Светка. — С самых соревнований, когда ты на меня посмотреть пришёл.
— Да не на тебя я ходил смотреть!
— Ой, ладно, не притворяйся! — Она засмеялась, а Сергей встал со скамейки и пошёл к главному корпусу. Он знал, что Светка пойдёт следом. Он уже почти привык.
Взять и жениться, вяло подумал Сергей, сворачивая на тропинку между зарослями боярышника. От стадиона так было ближе. Он уже прошёл пустырь, когда за спиной послышался характерный свист флаера в режиме экстренной посадки. Он не успел повернуться, как услышал:
— Стоять! Не двигаться!
Сергей сразу вспомнил слова Супогреева «нельзя же, в самом деле, бежать, когда тебе говорят „стоять“» — и замер. Тогда его вполне аккуратно подхватили под руки и потащили к флаеру без опознавательных знаков. Полувоенная модель, такие сейчас редко используют. Сразу снова заныло колено. Серёжа едва успел вякнуть:
— В чём дело? — а его уже запихивали внутрь, трамбовали, а он рефлекторно сопротивлялся, упирался ногами в комингс, но вдруг хватка ослабла, и он совершенно по-дурацки, задницей вперёд, вывалился из флаера на жухлую осеннюю траву.
— Серёжа, беги! — заверещала Светка, продолжая молотить незадачливых похитителей.
Она уже уработала двоих здоровенных парней в красивых костюмах, а третий, с трудом отбиваясь от вихря ударов, вскрикивал:
— Да ты…
…удар.
— …кто ещё…
…удар.
— …такая? — Он снова пропустил и, зашипев от боли, согнулся в поясе.
— Бежим! — уже как-то истерично, по-бабьи вскрикнула Светка, а Сергей, так и провалявшийся всю драку на траве позорнейшим образом, увидел, как из флаера не спеша высунулся пожилой дядька в форме капитана Санитарной Службы, выставил длинный ствол парализатора и выстрелил в Свету. Она упала, а Сергей сказал:
— Это вы напрасно. У неё папа Угол Куба. И член Центрального Комитета партии Углоединства.
— Да? — удивился капитан. — Тогда нельзя оставлять. Тогда её тоже пакуйте. Быстрее, быстрее.
Побитые парни кряхтя поднялись и за ноги, за руки закинули Светку во флаер. Как мешок с картошкой. Следом капитан, схватив за шиворот, рывком втянул Сергея, захлопнул дверцу, и они резко взлетели.
— А нельзя было сразу сказать, что вы из СС? — спросил Сергей, стараясь в тесноте кабины уложить Светлану поудобней.
— Чтобы, пока мы тебя уговаривали, по нам ракетой шандарахнули? — спросил один из санитаров, осторожно ощупывая ссадину на подбородке. Ссадина формой в точности походила на невысокий каблук Светкиных туфелек. — Некогда нам было миндальничать, уж извини. Да и не привыкли.
— Им жизнь спасают, а они дерутся, — обиженно сказал другой санитар, тоже со следами побоев.
— Какой ещё ракетой? — подозрительно спросил Сергей.
Капитан, сидевший за штурвалом флаера, повернулся к Сергею и сказал:
— Ты, студент, в окошко-то выгляни.
Флаер был оснащён бронированными заглушками на иллюминаторах, и когда Сергей отодвинул квадратную заслонку, то сначала не поверил своим глазам. Столицу бомбили. Вернее, обстреливали ракетами. Вот какой гром слышала Светка! Сверху хорошо было видно, как из скопления зданий, эстакад, переплетения магистралей и автобанов поднимаются к небу огромные столбы смоляного дыма. Больше всего, десятка два, их было в центре, в районе гигантского куба Храма Единственноподлинной Веры. Там же совсем рядом университет, подумал Серёжа, значит, не врут, значит, и вправду прямо из-под удара ушли. У него на глазах от линии горизонта, оставляя ослепительно-красивый конденсационный след, прошла ракета и ударила куда-то в район площади Героев Последней Войны. Взрыва не было слышно, но Серёжа вздрогнул всем телом, когда полыхнула вспышка и следом поднялся дымный гриб.
— Термитными зарядами бьют, суки, — прокомментировал капитан. — Чтобы пожаров побольше.
— Да кто бьёт-то?
— А хрен их знает. Ракеты только на подлёте засекли, да и то случайно. А что ты хочешь? Лунную программу свернули, радары ПВО демонтированы, Последняя война тридцать лет как закончилась.
— И вы что же? Всех кавалеров Серебряного Уголка эвакуируете? Даже Второй Степени? — восхищённо спросил Сергей. — Спасибо, конечно. Даже неловко как-то.
— Чего? Какого уголка? — спросил санитар с разбитым подбородком. — Засунь себе этот уголок и сиди ровно.
И они все заржали так обидно, что Сергею захотелось выйти. Прямо сейчас и без парашюта. А потом он разозлился и попытался вспомнить, что рассказывал о повадках Санитарной Службы его приятель Сашка Хлопотнюк, которого уже два раза задерживали по подозрению в ереси.
— Я тогда арестован, получается? Тогда обвинение предъявите, по какой статье, в чём подозреваюсь. И девушку вы зачем взяли? С её батей у вас проблемы будут, я гарантирую.
Но санитары молчали, продолжая ухмыляться, а капитан снова отвернулся от штурвала и взглянул на Сергея, как ему показалось, с лёгкой жалостью. Но тут пришла в себя Светка, и всем снова стало не до смеха.
Поначалу Башмак не придал значения тому, что Аню привезли в инвалидном кресле. Он привык её видеть в коляске, она слишком долго скрывала свою принадлежность к шагателям. И не обратил внимания на тёмные круги под глазами, запёкшиеся губы, измождённый вид. Он просто был счастлив её видеть. Он встал на колени и взял Аню за руки. Он