Из всего отряда лишь Галоша не утратила твёрдости духа и, как ни странно, физической энергии. Она заряжала всех своим оптимизмом и незаметно стала фактически выполнять обязанности командира отряда взамен умиротворившегося Пятки. Вот и сейчас она раскладывала шагателей по ямкам, присыпала песком, маскировала дыхательные трубки. Пятка слышал, как она приговаривала, закапывая в песок Каблука — совсем молодого и неопытного парнишку:
— Как шухер подымется, ты в самую заваруху не лезь! Понял, да? С краю секи, кто из колёсников уже выпалил и ружьё перезаряжает. Понял, да? Вот к нему подскакиваешь и дубиной по башке ему! Понял, да? Дубина есть же у тебя? Ну вот. Бошки у них здоровенные, не промажешь. Ну а как ружьё себе заберёшь, понятно чего делать? Не ссышь? Вот, правильно — не ссы.
Пятка посмотрел вслед раненым, ковыляющим вдали сквозь душное марево пустыни. Они же так прямиком к блокпосту выйдут, рассеянно подумал Пятка и встряхнулся. Он всё же сплюнул в песок остатками слюны пополам с песком, встал и спокойно позвал Галошу:
— Сударыня! Благоволите приблизиться. На военный совет, так сказать.
Галоша удивлённо взглянула на командира, но подошла, заговаривая на ходу:
— Что, Пяточка? Всё же уже обговорили, давай я тебя песочком присыплю, а то козлы эти уже близко, не приведи Колесо, приметят.
— Слушай, тётка, — сказал Пятка. — Всё, что ты придумала, — херня. Ты погляди, как они идут — вооружённые ары впереди, а сзади ахты с такими же дубинами, как у нас. Что толку нам на них сзади нападать? Оружие не захватим.
— Так-то оно так, — легко согласилась Галоша, — а что это меняет? В лоб атаковать — перестреляют.
— Правильно. Поэтому единственный наш шанс — это захватить трактор. На тракторе наверняка шагатель и наверняка вооружённый. Поэтому — по сигналу вы все из песка выскакиваете и драпаете в разные стороны. Отвлекаете. А я заскакиваю на трактор и убиваю водителя. У меня три патрона есть.
Пятка продемонстрировал наган, крутанул барабан.
— Хороший план, — одобрила Галоша. — Обрубить постромки, развернуть машину и по колонне… Только вот чего делать будем, если тебя подстрелят сразу же?
— Тогда сдавайтесь, — равнодушно сказал Пятка.
— Ага, — согласилась Галоша. — Щаз! А ты молодец, командир, смотрю — взбодрился. Думала, совсем закис, а теперь повоюем!
Она мощно хлопнула Пятку по плечу, он недовольно скривился и тихонько сказал ей:
— Давай, прикопай меня, бойцам инструктаж проведи, а сама за бархан заляг, сигнал подашь.
— А как я его подам? — удивилась Галоша.
— Ты же щекотки боишься? — спросил Пятка.
— Ужас как боюсь, — согласилась Галоша.
— Ну вот пощекочи себя и визжи погромче!
И Пятка принялся шустро закапываться в песок. Ему очень хотелось, чтобы всё это быстрее закончилось. Галоша помогала, совала ему дыхательную трубку, сделанную из пластикового шланга, заматывала наган в относительно чистый носовой платок, но вдруг замерла, вглядываясь вдаль.
— Что? — недовольно спросил Пятка.
— Раненые наши обратно телепают, — удивлённо сказала Галоша.
— Твою мать, — без эмоций произнёс Пятка. — Красиво помереть решили? К чему это? Толку от них всё равно не будет.
— Погоди, — сказала Галоша. — Они не одни. Уходили пятеро, обратно семеро идут. Двое не наши.
И Пятка пошёл встречать пограничников. Это были они — Эй и Чудило, раненые наткнулись на них неподалёку от блокпоста. Они шли с товаром, как в старые добрые времена, они не прятались, они вели себя уверенно и даже нагловато, а следом за ними шла на дистанционном управлении платформа малого транспортного антиграва. И загружена платформа была ящиками с тушёнкой, шоколадными конфетами и патронами к карабинам. Карабины, по четыре на каждом, пограничники несли сами.
— Шесть месяцев в карантине отмотали, не поверишь, брателло, — говорил Эй, постоянно шмыгая своим гигантским носом. — Гайморит заработал. Хорошо, мы товар сбросить успели, а то бы лет на пять закатали.
Он отнял руку, которой долго тряс Пятку в рукопожатии, и вытер себе под носом.
— А в посёлок вернулись — лафа. Санитаров с периметра сняли, поставили армейцев, а они уже купленные-перекупленные. Ну, мы сразу в бар, его по новой отстроили, лучше прежнего.
— В первый же вечер в баре к нам с заказом подкатили, — продолжил Чудило, воровато озираясь. — А это чё вон там? Убивать вас едут? Так вооружайтесь. Это всё аванс.
Он по-хозяйски пнул платформу и сделал приглашающий жест рукой. Потом добавил:
— Опосля у раненых чуток крови нацедим, не обессудьте.
Он небрежно скинул на песок карабины в чехлах и рывком вскрыл цинк с патронами. Пятка мучительно вспоминал благодарственную молитву Колесу Всеблагостному. А Галоша уже выкапывала из песка взопревших бойцов.
Дальше всё было просто. Шагатели разобрали карабины и залегли за дюнами. Они вплотную подпустили колёсников и дали залп по стражникам на волокушах. Потом Пятка прицельным выстрелом застрелил шагателя в кабине трактора. ДТ-75, оставшись без управления, стал медленно разворачиваться на месте, наматывая на корпус верёвки колёсной сбруи.
Ары попадали на песок из кресел, а ахты бросили дубины и, закрыв головы руками, скулили в страхе. Бойцы из них были совсем никудышные. Впрочем, благородные ары тоже не хотели героически умирать. Они хотели вернуться на Главную Станцию, играть в шахматы и молиться Колесу. И чтобы шагатели из пустыни носили вино и котлеты. И Андрюшка Кулешов, командир роты в должности руководителя карательной экспедиции, крикнул:
— Сдаёмся!
Последние полгода, наполненных бесконечным ожиданием событий в Столице, полковник Супогреев успокаивал нервы рыбалкой. Он с остервенением тягал на удочку пираний, на берегу дымилась коптильня, ординарец подтаскивал пиво со льда. Личный состав батальона, расквартированный в городке неподалёку, поддерживал боевой дух короткими марш-бросками и драками с местным населением. Супогреев приказал командирам подразделений не жалеть увольнительных и смотреть на пьянство сквозь пальцы. «Пущай парни как следует отдохнут, с девками покувыркаются перед большим делом», — туманно пояснил Супогреев. Бдительности всё же велел не терять.
— Каршев! — позвал Супогреев ординарца. — Опять щука блесну откусила. Тащи боезапас.
— Пираруку, — сказал старший сержант, подавая полковнику коробочку с запасными блёснами.
— Чё? — спросил Супогреев.
— Пираруку, — повторил Каршев. — Так местные эту тварь называют. Покрупней нашей щуки будет, хоть и похожа, но чешуя крупная и твёрдая очень. Я на рынке видел.
— Иди в жопу, сержант! — рыкнул Супогреев. — Командира он учить будет. Щука она и в Южной Америке щука.
— Вам шифровку доставили, товарищ полковник, — обиженно доложил Каршев.
— Где? — вскинулся Супогреев.
— В бунгало, на столике.
— Почему не доложил?! — заорал Супогреев.
— Сами велели не беспокоить, — буркнул Каршев в спину полковнику, который уже нёсся к домику со скоростью хорошего спринтера. Жирная рыба и пиво не повлияли на спортивную форму Супогреева.
Разрывая пакет, полковник бормотал:
— В Бразилию упекли, штафирки, думали, кончился Супогреев, проститутки, я вам покажу, вашу мать…
Он медленно, шевеля губами, прочёл шифротелеграмму. Нахмурился, прочитал ещё раз, бросил бланк на стол. Забыв, что на нём одни плавки, попытался расправить гимнастёрку под ремнём. Чертыхнулся и спокойно сказал Каршеву, вовремя замершему по стойке смирно в дверном проёме:
— Передать дежурному офицеру — батальон в ружьё, боевая тревога. Мне — полевую форму. Машину.
— Как же рыба, товарищ полковник? — расстроился ординарец.
— Забудь, Саша, — сказал Супогреев.
Переговоры, как водится, начали с застолья. Тапок решил показать себя радушным хозяином и приказал накрыть банкетный стол, сытный и вкусный, с выпивкой и деликатесами. «Формалисты» оказались вполне милыми ребятами. Они с удовольствием рубали предложенную в качестве угощения кильку в томатном соусе, запивали самогоном, грызли лук и сетовали на плохое снабжение.
— На пшёнке круглый год! — воскликнул старый фанатик, отодвигая пустую консервную банку. Он вытер пальцы о штаны и сыто рыгнул. Второй, совсем молодой парнишка, поставил банку на ребро, с умилением посмотрел и значительно произнёс:
— Один Обод, одно Колесо. Так правильно, хорошо. Дай ещё хлебушка, а? И конфетку.
А они мне нравятся, думал Тапок. Фанатики, конечно, отморозки, но бухла им налить, девку подложить и нормально. Немного смущало отсутствие у «формалистов» имён. Они обращались друг к другу «брат», а всех, кто не входил в их секту, звали, соответственно, — «не брат». Не заморачивались.
— Со снабжением у нас последнее время тоже не очень, — сказал Тапок. — Революция у нас случилась, может, слыхали? Были у нас будки такие — Дар Колеса. Мы их разрушили. Были у нас контрабандисты. Мы их распугали. Были у нас шагатели. Мало осталось.
«Формалисты» переглянулись, и молодой спросил:
— А зачем же линию доставки разрушили? — и, видя недоумённый взгляд Тапка, пояснил: — Ну то, что ты, не брат, Даром Колеса называешь?
— Во имя социальной справедливости, — вздохнул Тапок. — У аров, видишь ли, денег было много, они отоваривались лучше. Лебам обидно стало, они все будки и разнесли к херам.
— Горяч народ во гневе, — согласился молодой фанатик. — Ты бы запретил им фулюганить.
— Не доглядел, — повинился Тапок.
— Ломать не строить, — покивал головой пожилой. — А ты себя не спрашивал, откудова вообще деньги-то в наших краях берутся? Ну, сами бумажки-то? Ежели их все в эти самые будки пихают.
— Так из банкоматов!
— А в банкоматах откедова? — хитро прищурился фанатик. — Вся крамола из-за Запретных земель идёт. С шагателями, с контрабандистами к нам проникает, разъедает изнутри, как ржавь старое железо. Вот вы все в ереси и погрязли, на двух колёсах ездите!