— Ну, еслиф через дискриминант, тогда ладно, — успокоился старик.
«Дискриминант», твою мать, ужаснулся Тапок.
Пока летели, Башмак сильно переживал, что на входе в Дом Правительства у них возникнут большие проблемы. Охрана обязана была заинтересоваться такой подозрительной компанией. Но Светка ловко посадила флаер прямо на крышу фешенебельного небоскрёба, выполненного в виде трёх гигантских кубов, поставленных друг на друга. Вот только грани и плоскости архитектурной конструкции были изрядно объедены ракетным обстрелом. Далеко внизу мельтешили крошечные машинки пожарных.
В лифте Башмак с Аней испытали культурный шок. Они первый раз ехали в лифте. И это был большой лифт. Он был весь зеркальный, с диваном и телевизионной панелью. И с фикусом в кадке. И он был скоростной. Серёжа Соломатин шока не испытал, он примерно представлял, какие лифты могут быть в Доме Правительства. Но он по-новому взглянул на Светку. Оценивающе. А Паркинсон и вовсе прокатился с явным удовольствием.
Ну а квартира их всех окончательно добила. Это были хоромы. Светка вела по бесконечным залам, обставленным с наглой роскошью, пока они не оказались в помещении размером с университетский спортзал. Многочисленные тренажёры, боксёрская груша и деревянный манекен Вин Чунь только усиливали сходство.
— Это моя комната, располагайтесь, — сказала Светка. — Здесь нас никто не потревожит.
Женюсь, точняк женюсь, подумал Серёжа Соломатин. А Светка уже хлопотала вокруг Ани. Щуплая с виду, она легко подхватила шагательницу на руки, перенесла из кресла на кровать. («Сексодром», отметил про себя Соломатин.) Остальные гости были мгновенно усажены в удобные кресла, в руках у них оказались чашки с горячим какао, а Светка уже волокла тарелки с бутербродами, вазу с фруктами и запотевшую бутылку «Исконной».
— Света, а у тебя, случайно, не найдётся в кладовке какого-нибудь наземного транспорта, с которым ты управляешься так же лихо, как с флаером? — набивая рот бутербродами с малосольной сёмгой, спросил Башмак.
— Почему в кладовке? — удивилась Светка. — В гараже гоночный антиграв с форсированным движком.
Башмак даже жевать перестал. Гонки на антигравах считались развлечением самоубийц. Башмак по телику видел эти гонки, даже отчёт по ним писал. Соломатин посматривал на Светку уже с восхищением. А она макнула сухарик в соевый соус и сказала:
— Нет, если боитесь, можно папину «Родину» взять, но там кондиционер не работает.
— А я родину никому не отдам! — послышался бодрый насмешливый голос.
— Толстый папа пришёл, — резюмировала Светка.
Она наговаривала на отца. Угол Куба и член Центрального Комитета партии Углоединства не был толст. Он был пузат. И туго затянутый брючный ремень с большой квадратной пряжкой акцентировал эту пузатость, выпирающую между распахнутыми бортами элегантного пиджака. Хозяин пуза как бы говорил: «Да, сидячая работа, и некогда мне по качалкам ходить, я человек занятой».
— Зигмунд Евграфович, — с отвращением выговорила Светка. — Мой папа.
Все встали, но Зигмунд Евграфович замахал руками, дескать, не тревожьтесь, чувствуйте себя как дома. Он с каждым обменялся рукопожатием, цепко поглядывая колючими глазками, и скромно присел на пуфик.
— Ну, так кому понадобилась моя «Родина»?
— А ведь я вас знаю, — сказал Башмак. — То есть видел. В репортаже с пленума. Вы перед Мировым Советом зачитывали доклад о недопустимости скатывания в овальность.
— Да, была такая проблема, — задумчиво согласился Зигмунд Евграфович. — Возникла, знаете ли, некая фракция, начали протаскивать в правительство идеи веротерпимости и толерантности.
— А что плохого в толерантности? — запальчиво спросил Башмак. — Почему нельзя уверовать в истинность Колеса или Треугольника, если кому-то так больше нравится?! И вообще — ну чем вам Венера Милосская не угодила?
— И Архимед, — поддакнула Светка.
— Почему Архимед? — не понял Башмак.
— Архимед сумел установить, что объёмы конуса и шара, вписанных в цилиндр, и самого цилиндра соотносятся как 1:2:3, и считал это своим главным достижением, — сказала Светка. — Папа готовит новый доклад о кощунственности использования понятий «шар», «круг» и «окружность» в математических вычислениях.
— Но это же абсурд! — закричал Башмак. — В математике не обойтись без этих понятий. И в астрономии. В геометрии, баллистике, картографии…
— О, да вы либерал! — то ли с осуждением, то ли с одобрением воскликнул Зигмунд Евграфович.
— Что такое «либерал»? — удивился Башмак.
— Была такая древняя секта, — пояснил Зигмунд Евграфович. — Они отчего-то полагали, что человек имеет право на свободу выбора.
— Выбора чего? — не понял Башмак.
— А всего, — сказал Зигмунд Евграфович. — Религии, политического режима, сексуальной ориентации.
— Нет, ну так тоже нельзя, — возразил Башмак. — Надо решать большинством голосов.
— Правильно, — сказала Светка. — Сексуальную ориентацию большинством голосов — это замечательно.
Башмак понял, что ляпнул, и снова вцепился зубами в бутерброд.
— Он, как видите, скорее демократ, — сказал Паркинсон и меленько по-стариковски захихикал.
— А вы молчите! — закричал Зигмунд Евграфович. — Я знаю вашу историю. Вы же древний человек, вы должны помнить, какой бардак тогда творился. Никто не хотел работать, все хотели получать. Все требовали прав, забыв об обязанностях. Кризис за кризисом, войны, эпидемии. Нам реформы кровью давались, пока вы отсиживались в резервации. Думаете, легко было создать Мировое Правительство, ввести единую религию, выкорчевать расовую ненависть?
— И чего вы добились своими реформами? — спросил Башмак. — Дискриминация, казни, потеря стратегических ориентиров. К чему вы стремитесь, имея в резерве всё человечество? Газоны по квадрату окучиваете? Не мелко при таком-то ресурсе? Или всерьёз собираетесь Луну оквадратить? Вы занимаетесь профанацией и прожектёрством, в то время как правящая верхушка озабочена лишь тем, как выцарапать из резервации секрет продления жизни. Облучатель вам нужен, вот и всё.
Башмак про себя удивился, как гладко у него получается излагать мысли. Раньше он так не умел. Вот что значит полгода перед теликом просидеть. Наблатыкался!
— Это округло, округло, — погрозил ему пальцем Зигмунд Евграфович. Он покосился на Свету, ему было неловко произносить бранные слова в присутствии дочери. — Вы молоды и многого не понимаете. К чему стремимся? Для начала накормить голодных и вылечить больных. И у нас это уже почти получилось, к вашему сведению. Практически канули в Лету вооружённые конфликты, армия давно уже выполняет декоративную функцию. А продление жизни… Я полагаю, что вполне справедливо, когда столпы общества, индивидуумы с высоким социальным индексом, имеют некоторые привилегии. Это практично, в конце концов. Вырастить профессионального управленца ой как не просто.
— Скажите лучше, вы член Временного Правительства? — спросил Башмак.
— Нет, — быстро ответил Зигмунд Евграфович. — Мне предлагали, но я отказался.
— Что так? — спросил Паркинсон.
— Надо, знаете ли, присмотреться, — туманно ответил Зигмунд Евграфович.
И тут Аня, которая внимательно слушала весь разговор, с трудом сев на кровати, спросила:
— А оу ээ не выее?
— Действительно, — встрепенулся Башмак. — Почему это вы, уважаемый, СС ещё не вызвали? Вы же знаете, что мы в бегах.
— Я ему вызову, — пригрозила Светка, но Зигмунд Евграфович резко её одёрнул:
— Помолчи, Светлана!
Светка, видимо, не привыкшая к такому обращению, удивлённо взглянула на отца, а он встал и, заложив руки за спину, несколько раз прошёлся взад-вперёд. Паркинсон, ухмыляясь, открывал бутылку «Исконной». Он знал, что сейчас скажет Угол Куба и член Центрального Комитета партии Углоединства.
— Я не стану вызывать Санитарную Службу, — наконец заговорил Зигмунд Евграфович. — Да, я пойду на должностное преступление и не выдам вас. Более того, я помогу вам всем, что потребуется. И поделюсь с вами кое-какой важной информацией. Взамен же я прошу всего несколько ампул эликсира. Что?! Жалко вам, что ли? У вас же будет облучатель, а я прошу немного. Ну хотя бы одну ампулу!
Голос у него дрожал. Светка сидела бледная, с окаменевшим лицом, на неё старались не смотреть. Всем было очень неловко. И тогда Серёжа Соломатин очень вежливо спросил:
— Зигмунд Евграфович, вы нам дадите машину?
— Дам! — решительно ответил Светкин папа.
Посёлок, примыкающий к периметру резервации, не только благополучно возродился после налёта головорезов Супогреева, но и разросся, на улицах царила суета, в воздухе пахло деньгами. Была построена новая гостиница с казино и проститутками, вместо старой железнодорожной ветки пробросили линию гравитационного сообщения, открыли ресторан с «подлинными блюдами аборигенов», работал круглосуточный кинотеатр, в баре показывали стриптиз. Мэром избрали Пеку, и он быстро наладил производство фальшивой контрабанды. Созданный при муниципалитете научный отдел, в котором нанятые на большой земле умники стряпали шахматные задачи, научные работы, диссертации, рефераты и доклады, выдавая их за труды колёсников, трудился не покладая рук.
Гораздо труднее дело обстояло с добычей генетического материала. Заказы на кровь колёсников поступали по-прежнему стабильно, но сами аборигены, напуганные железным диктатом Тапка, шли на сделки крайне неохотно. Пека взвинтил цены и скрупулёзно налаживал новую контрабандную сеть, вербовал новых пограничников, за баснословные взятки вытаскивал из карантина СС старую гвардию.
Зато теперь совсем не было проблем с пересечением периметра. Армейцы, сменившие на вышках и блокпостах бойцов Санитарной Службы, большую часть времени шатались по Посёлку нетвёрдой походкой, теряли парализаторы, дрались с патрулями муниципальной милиции, валялись в канавах и под заборами. Их командиру в отдельном кабинетике ресторана «Угловатая Луна» Пека раз в неделю проигрывал в секу крупную сумму. Сегодня партнёр задерживался, и Пека решил поужинать.