– Вот твой дядя Раскал. – Она слегка подтолкнула мальчика. Шагги вежливо протянул руку и пожал лапу дяди.
Его воспоминания об отце были настолько туманными, что ему на мгновение показалось, будто он видит перед собой Шага. Те же румяные щеки и такие же густые аккуратно подстриженные усы полумесяцем. Этот человек походил на фотографию, которую Шагги видел когда-то, – спрятанную под бельем его матери в комоде, правда, у человека перед ним были густые волосы, выкрашенные в превосходный каштановый цвет, но свои, настоящие. Раскал так тряс руку мальчика, что ему стало больно.
– Долго ты к нам собирался, мужичок! Ужасная ситуация, да.
Человек улыбнулся. В его глазах горели счастливые искорки.
Кэтрин представила его Донни Осмонду – тому, кто ее целовал.
– Это Дональд. Ты ведь его помнишь, правда? Мы с Дональдом собираемся пожениться.
Мальчик посмотрел на нее.
– А мне пирожное дадут?
Человек подошел к Шагги и пожал ему руку. Его каштановые волосы были расчесаны как бы изнутри, отчего они изогнулись, словно покрытая лаком шляпка шампиньона. Он был розовый, плотный и смотрел по-дружески. И он не только пожал, но и потряс ему руку.
– Я вижу. Да. Да. Сходство есть, – громким голосом прорычал он.
– Мне жаль, что ты теперь не можешь делать большие корабли, – серьезно сказал Шагги.
– Не переживай, мужичок, – сказал Дональд. – Приедешь к нам в гости в Африку?
Кэтрин сердито посмотрела на Дональда, когда приподняла брата и чуть не засунула в кухоньку через окно подачи. Там дым шел коромыслом – что-то булькало в кастрюлях, во фритюрнице в углу скворчала жареная картошка. Кэтрин представила Шагги матери Дональда, тетушке Пегги. Все в ней было какое-то маленькое и заостренное – от счастливых морщинок в уголках глаз до розовых кончиков ушей. Кэтрин шептала Шагги на ухо, и мальчик повторял за ней:
– Спасибо. Что. Пригласили. Меня. На. Обед. Тетя. Пегги.
– Так где же он? – спросила Кэтрин, опуская брата. – Я врала и врала, и тащила этого мальчонку через весь город ради него. Хотите сказать, что он не появлялся?
Шагги почувствовал легкий щелчок по загривку, плотный плоский удар ногтем, вроде тех, что он получал от Джербила Макавенни, когда отец Барри отворачивался.
– Ой!
– Не стой ко мне спиной, сынок. – Человек в черном костюме заполнил дверной проем, но не в высоту, а в ширину. Шагги осторожно разглядывал его. Те же густые усы и проницательные глаза с фотографии. Человек этот с розовой вылизанной головой, с начесом тонких каштановых прядей на макушке, весь казался каким-то румяным. У него был маленький и изящный нос, не то что кэмпбелловская кость, прямые и темные брови, скрывавшие бегающий взгляд ясных глаз. Шагги смотрел на мужчину, и ему хотелось прикоснуться к своему лицу, пощупать его и убедиться, такие же ли у него румяные пухлые щеки, такие же ли густые волосы на верхней губе.
За мужчиной, скромно сцепив перед собой руки, стояла женщина – ждала, когда ее представят. Шаг покрутил кольцо на мизинце.
– Ну что – так и не хочешь обнять своего старика?
Шагги давно не видел отца – тот перед каждым приездом в Питхед сначала непременно выяснял, спят ли дети. Мальчик стоял, держась за ногу сестры. Вместо брата заговорила Кэтрин.
– Шаг, он такой пугливый. Оно и не удивительно – ты сразу на него так напустился.
– Это фирменная манера Бейнов. Бить их до того, как они начали бить тебя. – Он присел на корточки, и Шагги услышал громкий звон серебряных монет в его кармане. – Мне нравится твой галстук, просто потрясающий. Ты уже начал разбивать девичьи сердца, пошел по стопам отца?
За его спиной что-то пришло в движение – женщина, которая стояла в ожидании, шагнула вперед.
– Ей-богу, ехать куда-то в день дерби «Старой фирмы» – плохая идея, – сказала она. У женщины был усталый вид, в уголках глаз появились морщинки, когда она натянуто, через силу улыбнулась. Она в росте уступала его отцу, а значит, была пигалицей. Шагги отметил ее коротко подстриженные волосы с сединой у корней. На ней были женские брюки, простой джемпер с треугольным вырезом и большим принглским львом[60] на груди. Она своим внешним видом напоминала школьных поварих, когда те после ланча выходят покурить у мусорных бачков.
Кэтрин вышла вперед и сдержанно произнесла:
– Рада познакомиться, Джоани.
Чего нельзя было сказать по ее лицу. Они обменялись рукопожатием, потом сошлись в неловком, нервном объятии.
Шагги чуть шею себе не свернул, так он задрал голову, а челюсть, вероятно, отвисла, потому что на лице Кэтрин тут же появилось выражение «немедленно прекрати». Его отец, все еще сидевший на корточках, не сводил глаз с сына и улыбался, будто получал удовольствие от происходящего. Шагги потянул Кэтрин за блузку. Она наклонилась, а он прикрыл ее ухо ладонью, чтобы никто не услышал, и сказал: «Кэт, это плохая Джоани. Ты ее не должна любить. Это та шлюха, которая украла моего папу».
– Поздоровайся со своей новой мамой, – стал подначивать его Шаг, продолжая довольно ухмыляться. – Ну-ка, обними свою новую мамочку.
– Нет. Некоторые из нас знают, с какой стороны ветер дует, – сказал Шагги, покидая безопасное место у ноги предателя. Он не знал, откуда ему известно это выражение, может быть, его выкрикивала мать в телефонную трубку.
– Ну-ну. Тебе будет нужна новая мама, Шагги. Прежняя, которая у тебя была, отправляется на свалку. – Шаг встал с хрустом в колене и поморщился. – Вероятнее всего – в «Истерн-отель»[61].
Джоани приветственно помахала мальчику, в руке она держала бумажный пакет для покупок.
– Не слушай, что он говорит, сынок. Иногда, могу поклясться, что сердце у него такое же пустое, как кладовка фения к четвергу. – Она подошла к нему с пакетом. – Слушай, ты можешь называть меня просто Джоани. – Она заглянула в пакет. – Наша Стефани уже переросла такие штуки, но они как новенькие, у меня духу не хватило их выбросить. Хочешь взять?
Он отрицательно покачал головой, но его губы спросили:
– А что там?
Она подошла к нему, поставила пакет между ними, словно хотела накормить опасливого зверька. После этого Шлюха Джоани отступила на два шага.
– Ты сам посмотри.
Его отец вышел из кухни с высоким стаканом молока, с его усов уже капали сливки. Он оперся о стену, наблюдая, как мальчик держится в облюбованном безопасном уголке. Шагги хотел отойти подальше от пакета, пытался сделать вид, будто содержимое его ничуть не интересует, но пакет манил его, и он вдруг понял, что шагнул вперед. Он прикоснулся к низу пакета носком – тот оказался довольно тяжелым. Он приоткрыл его пальчиком. На дне лежали восемь ярко-желтых колес. Его глаза стали огромными, как блюдца, когда он вытащил первый роликовый конек.
– До сих пор не понимаю, почему мы не могли отдать ему старый футбольный мяч Эндрю, – сказал Шаг, обращаясь к Джоани.
Ботинки были замшевые, шмелино-желтого цвета, с белыми полосками и белыми шнурками. Шнурки продевались через десяток отверстий, а сами ботинки доходили ему чуть не до коленей. Ах, как они ему понравились.
– Что нужно сказать тете Джоани? – напомнила брату Кэтрин.
Он хотел сделать вид, что ему безразличны эти коньки. Он хотел убрать их назад в пакет и сказать Кэтрин, что им нужно уходить. Он чувствовал себя предателем. Он был ничем не лучше своей сестры.
Из кухонного окна донесся голос тетушки Пегги.
– Шаг. Ты не поверишь, что натворил этот Блудный.
Шаг ухмыльнулся, глядя на племянника, потом так ухмыльнулся Кэтрин, что ей захотелось прижать руки к груди, к животу.
Первым заговорил Дональд-младший.
– Нет, речь не про то, дядя Шаг. Мне предложили работу, хорошую, высокооплачиваемую, на которой у меня в подчинении будет больше четырех десятков человек.
Шаг допил остатки молока.
– А я ждал, что ты подашься в таксисты.
– Пока еще ты можешь его увидеть на стоянке такси на Ренфру-стрит, – сказала Кэтрин, помогая Шагги надеть новые ролики. Она повернула голову, заговорила с Дональдом-младшим через худенькое плечо. – У меня своя карьера. Я не собираюсь срываться с места и мчаться за тобой абы куда.
Шаг понаблюдал, как она пытается загнать его племянника под каблук, и рассмеялся.
– Донни, сынок! Я думал, ты на пути к успеху, но посмотри, как бунтуют католики.
Дональд-младший повернулся к своему дяде.
– Это хорошая работа на палладиевых шахтах. Где-то там, в Трансваале[62], кажется, это так называется. Они нам сказали, что возьмут почти всех гованских[63] клепальщиков. Они доставят нас туда самолетом, дадут жилье. Даже выплатят нам жалованье за месяц вперед. Йессс! Ююююжная Аааафрика. Ураааа.
– Ты там будешь начальником кафров![64] – сказал Шаг, оттопырив в искренней гордости нижнюю губу.
– Не произноси это ужасное слово при ребенке, – сказала Кэтрин. Она помогла брату подняться на ноги и развернула его в сторону двери. – Иди, поиграй в коридоре. Не забудь дверь за собой закрыть.
Они проводили его взглядом – Шагги шел, разведя руки в стороны для равновесия, растопырив пальцы, словно птичка – крылышки. Он на каждом шаге отталкивался одной ногой для последующего изящного скольжения, но ролики почти сразу же зарывались в ворсистый ковер. Он выбрался в коридор, на лице расплылась улыбка до ушей.
Шаг разочарованно втянул воздух.
– Не думаю, что это мой сын.
Шагги опустил руки. Он перестал скользить по ковру. Он вдруг ощутил, какие тяжелые на самом деле эти старые роликовые коньки.
Шаг развернулся к Кэтрин и спросил:
– Что, по-твоему, она скажет, когда узнает, что я с ним встречался?
Кэтрин посмотрела на Шагги, увидела его пылающие щеки.
– Нет-нет. Ей никак нельзя говорить, что он был здесь.