– Богат, – кажется, произнесено было с завистью.
– А что богатство? – вскинулся Ардылов. – Да, один из самых в России, если по величине капитала. Ну и что? Я тоже не беден. Разве в количестве денег счастье? Куда потратить такую прорву?
Он знал, что на себя тратит Флейшман сравнительно мало. Разве что в той степени, которую требовало положение. Практически все свободные средства уходили в оборот, множась с каждым разом. По части хватки Юрию действительно можно было позавидовать. Но если сам хочешь стать дельцом. Ардылов становиться олигархом не хотел. Его устраивало нынешнее положение. Точно так же он не завидовал регалиям и чинам Командора, Ширяева, Сорокина. Там вообще народ военный, им положено лезть наверх служебной пирамиды. Да и за дела все получили. Но зато внизу спокойнее.
Как-то незаметно выпили за то, чтобы денег всегда хватало и даже оставалось немного. Потом – за нынешнего государя, пусть будут долгими его дни, а уж правление, несомненно, одно из самых ярких.
Нет, в тосте не было желания прогнуться или страха, что некто донесет – вон за тем столиком за царя не пили. Пить за особу императора никто не заставлял. Против нельзя, а будешь ли подымать чарку во здравие, никого не волнует. Однако царский работник правителя искренне уважал за бьющую через край энергию, за любовь к труду, даже за умение много пить, а наутро вскакивать бодрым.
Через пару столиков за бутылкой сидела пара офицеров. Один совсем молоденький, явно недавно произведенный, второй в летах. Причем если про молодого особо сказать было нечего, мало ли как повернется жизнь, то старший явно отвечал словам из знаменитой офицерской характеристики: «пьяница и дурак, но жизнь за Отечество отдаст». А что еще требуется от обычного офицера? В генералы суждено выйти не всем, лишь единицам. Вот с тех спрос иной. Дело же офицерское: службу править да умирать, если придется.
Еще подальше, но к другому углу, сидела компания каких-то стряпчих. А может, купцов не первой гильдии или их приказчиков. Все безбородностью своей подчеркивающие дистанцию от простого люда.
– Но ваш Флейшман – голова! – убежденно вымолвил новый знакомый. – Столько под себя подгреб! Что только не производит! Даже по небесам летает. Или это не он, а другой? Ну, фельдмаршал ваш. Кабанов, да!
– Мы все одна компания, – признался Ардылов. – Кабанов по армейской части и по флотской, Флейшман – по торговой и производственной. Я – если сделать что-то надо. Те же двигатели на дирижабле починить – никто лучше не справится.
Тут же подумалось, что дирижабль остался фактически один. Да и тот непонятно сколько протянет. У любого мотора имеется ресурс. А тут безжалостная эксплуатация, вместо положенной солярки – масло… И никаких запчастей без шансов их изготовить в обозримом будущем. Технологии не позволяют, что им! Тут вон сколько бьешься над попыткой изготовить простейшую рацию – и никакого толка! Правда, наметились успехи с телеграфом. Но сколько тогда придется провести проводов! Которые еще изготовить надо. А расстояния в России огромные.
Однако телеграф пока оставался тайной. Как и некоторые иные вещи. Ученых в Европе больше, уровень производства тоже несколько иной. Украдут и будут первыми пользоваться благами. В той же Англии уже сами изготавливают и штуцера, и паровые машины, и даже вроде пробуют электродвигатели.
– А вот тут слухи всякие ходят… Мол, это – изделия древних, найденные где-то в Америке… Или врут? Здесь изготовили?
– Здесь. Ну, в смысле, изготовили в Америке, однако сами, – привычно объявил Ардылов. – Хотя кое-какие старые манускрипты имелись. Жаль, там столько всего наворочено из того, что при желании сделать нельзя… Материалов таких нигде не достать. Хоть весь мир обойди…
– А что за материалы? Может, я помогу?
– Если бы все так просто! Искали мы везде. Нигде нет. Да и ведь не просто металлы, скажем, нужны. Их еще обработать надлежащим образом надо.
– Но ведь раз получилось! – воскликнул Прибылович. – Значит, должно и еще!
– Должно, да не получается. Там точность изготовления не та. Ювелирная работа. Чуть отступил – и все. Ни хрена не работает. Было бы иначе, мы бы все небеса воздушными судами наводнили.
Ардылов незаметно захмелел. И весьма сильно. Слова давались ему уже с трудом. Может, виноват возраст, может, отвык пить всерьез, может, втайне хотел напиться. Разницы никакой, когда налицо результат.
– То есть когда сломается?.. – продолжать собеседник не стал.
Ардылову не понравились его глаза. Какие-то холодные, безжалостные. Некогда напуганный бойней на уже далеком берегу, потом долгое время бывший рабом, воином мастер на все руки не был. Вот что-то сделать, починить – дело иное.
Сейчас Прибылович вдруг напомнил токарю бывшего хозяина. Вот отдаст приказ, и немедленно надсмотрщики повлекут сечь. Больно, безжалостно. Потому все сказанное обязано быть сделанным.
Захотелось немедленно уйти, пока не стало хуже. Собеседник отлично понял состояние Ардылова, заметил невольное движение и коротко бросил:
– Сидеть!
Ардылов застыл. Он проклинал собственную беспомощность, однако ничего не мог с ней поделать. Глаза Прибыловича гипнотизировали, как удав гипнотизирует кролика.
– Где вы это все нашли? Место! Я понимаю, ты не шкипер, однако район помнить обязан. Ну, вспоминай! Такое не забывается. А после этого нуждаться не будешь ни в чем. Говори!
И вдруг сами собой вылетели слова:
– Слово и дело!
Короткая фраза, зато эффект от нее был воистину волшебный. Привычный кабацкий гул мгновенно стих. Посетители застыли, зато оба офицера взвились, словно подброшенные пружинами, и шпаги молниеносно покинули ножны.
Ждать Прибылович не стал. Он тоже вскочил, опрокидывая на Ардылова тяжелый стол со всей посудой, и тоже рванул клинок.
Секунда – и в тесном помещении грянула схватка. Офицеры моментально отреагировали, поняли, кто является врагом государя. Но их противник оказался человеком опытным и умелым. Клинки встретились, зазвенели, и молодой офицер вдруг стал заваливаться на пол.
Его напарник, тот самый, в летах, вдруг оказался практически вплотную к Прибыловичу, так, что не осталось места ни для удара колющего, ни для удара рубящего, и без особых изысков и затей двинул врага кулаком в лицо. В кулаке был зажат эфес шпаги.
Прибылович тяжелой куклой отлетел назад, рухнул на подвернувшийся стол, переломил его надвое и безжизненно застыл.
– За ближайшим патрулем, живо! – рявкнул пожилой офицер, обращаясь непонятно к кому. – Остальным оставаться на местах!
Он, видно, еще успел подумать о возможных пособниках нокаутированного ловкача.
Профессионал, не кто-нибудь!
16. Флейшман. Интриги и заботы
Ромодановский был мрачен и хмур. Впрочем, как практически всегда. За долгие годы знакомства у меня создалось впечатление, что улыбаться князь-кесарь вообще не умел. Статью и повадками Ромодановский смахивал на матерого медведя. Такого не уломаешь, не завалишь, не зря Петр доверял боярину безгранично.
На его долю выпадала самая неблагодарная работа. Любое государство обязано защищать себя не только от врагов внешних, но и от врагов внутренних. Причем вторые обычно так или иначе связаны с первыми. Если не напрямую, то через некое воздействие, словесное ли, еще какое.
Во всяком случае, беспорядки внутри страны выгодны лишь тем, кто находится снаружи.
Роль свою боярин оправдывал полностью, не считаясь ни с чем. Враги боялись его до беспамятства, друзья относились с некоторой опаской. Если был на Руси человек, не боявшийся крови, то это был Федор Юрьевич Ромодановский.
Друзьями мы с князем-кесарем не были. Да и был ли им кто-нибудь, кроме императора? Если в плане помощи, то, может, и да, однако общение с ним было тяжеловатым из-за характера старого боярина. Разумеется, не потому, что он требовал всех положенных согласно его положению почестей. Даже Петр оставлял возок или электромобиль у ворот и через двор шел пешком. Мы не гордые, к крыльцу подъезжать нам необязательно. Но ведь дружба, помимо прочего, это еще приятность общения и взаимный позитив. Вот этого как раз не чувствовалось. Да и ладно, нормальные рабочие отношения – тоже неплохо.
Я и сейчас прошелся ножками от ворот до подъезда петербургского особняка князя-кесаря. Мне ведь все равно, а человек это честью считает.
– Не нравится мне сие, – боярин посмотрел на меня так, словно именно я был виноват в случившемся.
– Мне тоже, – признался я. – Что-нибудь известно об организаторах?
– Откуда об организаторах знаешь?
– Простое рассуждение. Не сам же Прибылович задумал подобное. Деньги предлагал, значит, некто готов был их предоставить. Наверняка душегуб лишь исполнитель, а вот куда уходят нити заговора… Откуда он хоть приехал?
– Ниоткуда, – и пояснил. – В числе пересекших границы империи никакой Прибылович не значится. В городе таковой тоже не останавливался. Поиски пока ничего не дали. Назвался он в кабаке явно не своим именем. Или не под своим появился у нас. Мы искали по приметам, но в гостиницах никто такого мужчину не видел. Значит, ночевал у какого-то знакомца. Город велик, за каждым не уследишь.
Времена тотальной слежки не наступили. Наверно, их и не было в моей истории. К каждому человеку соглядатая не приставишь. Попадались всегда на чем-то, если же недоволен, но вида не показываешь, кто тебя арестует? Как минимум требуется донос.
Исключение – грядущее царство демократии. Сколько помню, там уже шли разговоры о камерах слежения, возможности найти кого-то через них. Я уже не говорю про мобильники, по которым тоже реально следить за каждым, про кредитки, оставляющие заметный след, про грядущую чипизацию.
Пока же все осуществляется дедовскими методами. Преступников ловят в основном реальных, при дознании активно применяются пытки, как и во всем мире, сексотов нет, лишь есть крик: «Слово и дело». Правда, появились следователи в нашем понимании слова, но все в стадии становления…