"Саргассово море" – остров погибших желаний и надежд, облепило водорослями иллюзий и заблуждений, тянущих на дно. Корабль дал течь, шпангоуты трещат по швам. От горизонта до горизонта – пустота.
SOS…
Поговорить бы с кем!.. Да есть ли те слова, которыми можно рассказать кому-то об ускользающей минуте жизни, исчезающей, как падающая звезда в конце июля.
SOS…
Господь мой! Как Ты далеко! Не дотянуться, не докричаться. Не дошептаться молитвами. Где Ты?..
Уста мои пересохли. Рождающие безмолвие губы стали колючей проволокой.
SOS…
В какой стороне спасение? Где берега обетованные? Гавани, в которых ещё ждут меня? Где магнитная ось Любви, указывающая направление заблудшему? Утренние серые рассветы, с порванными парусами обвисших облаков, порождающие холодный туман, столько дней молчащие, – дайте знать!..
SOS…
Свечи без пламени, лампады без фитиля, киоты без образов. Небеса без знамений. Дни без надежды. Ночи без снов. Крик в никуда…
SOS… SOS… sos… sos… sos… sos…………..
Поезд, хриплым фаготом, дал тревожный гудок и нырнул в снежную пыль.
Мягкие рессоры укачивают. Тепло вагонной печи и запах угля закрадываются в самые потаённые уголки холодного зимнего утра. Сон кошачьей лапой ласкает веки.
За окном белёсая беспросветная муть вспыхнула тусклым светом одинокого фонаря. Словно родившаяся и тут же безвозвратно утерянная мысль.
Еду в пустоту остывших стен, где бесконечные дни похожи один на другой, как замызганные вагоны товарного поезда. Где нет завтра. Есть просто следующий день…
Чайная ложка бьётся о край стакана. Чувств никаких. Желаний – ноль. Раннее утро и дорога стёрли сокровенные строки в книге судьбы. Закладка вывалилась, страницы перепутались. Я в начале книги, середине или ближе к эпилогу?..
Всё с начала!..
Всё сначала?..
Всё с начала…
Я сегодня играл в снежки с клёном. Да-да! Берёза и липа – мои соседи по дому, тому свидетели.
В Москве, за одну ночь, выпало треть месячной нормы осадков. Злые ноябрьские "белые мухи" превратились в добрые предновогодние снежинки. Они завалили бульвары и проспекты, улицы и переулки. Зимние красавицы соскучились по людям, полетели на встречу с человечеством. Человечество не поняло порыва и возопило: "Коллапс!.."
На улицы выехали снегоплавильные, снегоубиральные, снегоподметальные машины. Дворники записались в народное ополчение и вооружились широкими лопатами. Телевизор запестрел сводками с полей сражений.
А снег всё валит и валит! Его армады десантом сыплются с неба, партизанскими тропами пробираются и осаждают детские площадки, школьные дворы. Детвора, с криками: "Ур-ра-а!.." атакует противника.
Я на стороне пацанов. Тоже кричу с балкона: "Ур-ра-а!.." и штурмую агрессора, осевшего на ветвях клёна, гранатами, которые слепил из того же снега, побеждённого в рукопашном бою на подоконнике. При точном попадании он лавиной летит с клёна на тротуар. Пара бросков – мимо. Берёза с липой раскачиваются и словно смеются надо мной: "Мазила-а!.." Клён подыгрывает, иногда дурашливо уклоняется, но всегда радуется моим точным броскам.
Борьба шла всю ночь и целый день. Человечество навалилось на белую стихию всем своим техническим прогрессом.
Вдруг война закончилась так же неожиданно, как и началась.
Люди замерли от победной тишины, чистого неба и слепящей белоснежной радости…
Дворники устало опёрлись на лопаты. Техника расползлась по гаражам и стоянкам.
Сугробы выросли в метр. Выглянуло заходящее солнце и улыбнулось во всю небесную ширь. Снег заискрился настоящей зимней сказкой. Это Дед Мороз прислал свою новогоднюю визитную карточку-привет!
Все огляделись и, не сговариваясь, прошептали: "Ура-а!"
Мы с клёном понимающе переглянулись…
Вам бывает страшно? Так страшно, что вся ваша сущность готова спрятаться в саму себя. Желая стать точкой. Многоточием. Невидимой миру молекулой.
Страх безотчётный, безадресный.
Нет, адрес есть – планета Земля. И я – маленький житель этого голубого шара. Мои глаза ищут спасения в небе и облаках. На какое-то время находят. Пока не опущу взгляд к горизонту. И вот тут…
На Земле жить страшно и грустно. Страшно жить среди людей. В мире, придуманном людьми…
Особенно страшно быть в замкнутом пространстве стен. Когда уютный дом кажется ловушкой, казематом, из лабиринтов которого нет выхода. Стены сужаются, потолок наваливается тяжестью железобетона. В мире исчезает кислород. Его заменяет Страх. Ты начинаешь им дышать. Отравляя плоть и суть. Так можно продержаться какое-то время. Но не прожить…
В такие моменты ты сожалеешь, что рождён человеком, а не поднебесной птицей, кружащей в ущельях гор. Где одиночество и покой. Где тишина и вечность цепляются за облака…
У тебя вместо крыльев – только фантазии и мечты. Цветные сны. Этого так мало для жизни на Земле…
Приходят времена, когда Осень-красавица превращается в осень-убийцу, многоликого монстра, вопящего на улицах и площадях серой безликой массой. Беснующегося "мигалками" и воем сирен. Нависшего бедой, отражающейся в зрачках обезумевших от страха и злобы людей. Вселенский страх…
Ты пытаешься спрятаться в аллеях знакомых бульваров, занесённых жёлтой вьюгой. Сжаться в комочек на дальней скамейке, столько раз разделявшей твоё одиночество. Твоё существование становится таким беззащитным и хрупким, таким ненужным, что вся твоя жизнь, всё, чем жил и что делал, оказывается сплошным уродливым вопросительным знаком…
Ты гибнешь, мечешься в поисках спасения и ответов. И не находишь. Потому что ответов нет в мире этом…
Мгновения растягиваются в бесконечность парсеков. Чёрные дыры беспросветных дней спрессовывают тебя в космическую пылинку. Засасывают в штопор, круговерть бешеных вихрей. Ты летишь в пропасть, у которой нет ни верха, ни низа. Ты – ничто…
Сознание начинает туманиться, угасать. Нет сил, чтобы выдохнуть заткнувший твои лёгкие страх. Всё плывёт. Опрокидывается в черноту. Воздуха уже не надо. Безразличие. Невесомость. Последние удары сердца: "Ту-дум-тум!.. Ту-дум-тум!.." Хм, как стук колёс испуганного поезда…
Всполохи огоньков. Они качаются, убаюкивают, потрескивают. Тебе улыбаются глаза. Такие знакомые, добрые… Мама?.. Хм, мама…
– Всё будет хорошо, сынок! Ты просто устал. Ты – дома…
Пахнет ладаном. Горят свечи. Лампадка у икон. Мама с горячей ладонью на моём чуть было не остывшем челе…
Вот он – островок спасения. Вот она – "альфа" и "омега" сотворения мира. Ответы на все вопросы. Исходная точка бытия и ухода в точку бесконечности. Глоток чистого родника воды живой, излечивающей Страх. Мама…
Душа, в поисках приюта, чертит хорду во вселенной, соединяя две точки земной окружности. От дома до дома.
Трасса М-4 "Дон". Москва-Воронеж…
В распахнутое окно машины рвётся медовый дух разогретых за день подсолнухов.
Накатывают на лобовое стекло донские просторы с высоченным небом. С золотыми горизонтами не скошенных ещё полей. Где-то там Бог. Где-то тут отче Тихон Задонский…
Шипит нагретая скоростью резина по жаркому гудрону. Пьянит аромат спелого разнотравья. Вышибает слезу то ли сквозняк, то ли с детства знакомый запах донника, который мужики в деревнях добавляют в самосад для "коленкору". Справа вытянулись военным парадом Петровские корабельные сосны. Солнце плеснуло на распаренные за день стволы предзакатным розовым. Вспыхнули деревья червонным золотом, обдав округу смоляным духом! Блеснула за поворотом река, показав белизну высокого берегового утёса.
Родина…
Остывший дом. Три тёмных окна.
Вот я и приехал…
О чём думают эти окна в ночи? Чего ждут? Или кого?..
Рассыпался наш игрушечный дом, как детские кубики. Одним домом стало меньше. Трасса "Дон" теперь для меня – односторонняя…
Мама… Точка опоры. Превратившаяся в болевую…
В небе и на земле держусь теперь только цепкостью памяти. Сегодня я намял её до боли. Она вцепилась в сердце сухим корневищем. Не оторвать. Не выкорчевать.
Человек Жив – пока Помнит…
Мотаюсь между полюсами холода и тепла. С севера на юг. С юга на север. Лечу по маршруту детства раненой птицей…
Трасса М-4 "Дон". Москва-Воронеж. Воронеж-Москва…
"Дон"-Дом. "Дон"-Дом…
Маятник часов. С поминальным боем…
Мой город…
По осколкам дней, по изорванному канату воспоминаний, балансируя на грани реальности, возвращаюсь к зовущему свету воронежского детства.
Улица Никитинская. Одинокий жёлтый дом в три этажа, среди серых настроенных пятиэтажек – как старое потухшее солнце. Он притягивает меня, заставляя прямо с вокзала идти к нему пешком.
Я пытаюсь отогреться душой в этом исчезнувшем мироздании старых дворов, некогда полыхавших яркими мечтами и первыми желаниями. Запылённые окна прошлого отражают свет сегодняшнего дня, в которых мелькают видения давно ушедших образов.
Человек жив памятью, которая сметает реальность. В мгновение ока она рисует, как наяву, утопающий в зелени двор детства, медовый запах акации и бушующей сирени. Вечно манящий забор гужевого двора, с ржанием лошадей, звоном кузницы и скрипом подвод. Непередаваемыми запахами конской упряжи, дёгтя и свежескошенного сена, которые заставляли учащённо биться сердца мальчишек и куда-то звали в мечтах. Бесчисленные деревянные сараи, полные тайн. Высокие голубятни с воркующими "почтарями", "крымаками", "турманами", "чеграшами", "павлинами". Пацаны в изодранных штанах, с разбитыми коленями и лукавыми улыбками, лихим свистом и вечным громким призывом: "Выходи-и!.." Вместо будильников – певучие голоса молочниц в подъездах ни свет ни заря: "Мала-а-ко-о!.."
Ежедневное, как наказание, из окон на весь двор: "Марш домой!.." И наша вечная пацанская мольба: "Ну, мам!.."
Вернулись на свои места снесённые двухэтажки коммуналок с длинными коридорами, которые навсегда пропахли копотью керогазов, примусов и запахом жареной картошки. Здесь не принято было запирать двери. Тут жили разные люди. Разных национальностей. Они часто улыбались и вечно щурились от бесконечно большого, слепящего воронежского солнца, которого хватало на всех…