Он держал листок перед собой, глубоко задумавшись. Била в глаза некая странность послания. Автор не указал времени, когда он будет ждать. И не подписался. В письме также не указывалась дата. «Завтра» без даты не имело смысла. Отложив листок, Александр потянулся к телефону, но раздумал и убрал руку.
В четыре я выключила компьютер и поднялась из-за письменного стола. Зашла к секретарше и сказала, что у меня встреча с клиентом и на работу я больше не вернусь. Она кивнула: «До завтра, Ксения Валентиновна». Я испытывала злобное чувство удовлетворения, думая, что Александр будет ожидать меня в семь у входа. «Пусть ждет, пусть… так ему и надо… пусть побегает…» – невнятно билась мысль, пока я шагала куда глаза глядят, впервые за две долгие недели оставшись без провожатого. Я испытывала чувство странной освобожденности и судорожной, истеричной легкости. Я не шла, а летела, не замечая ни людей, ни машин, и очнулась лишь тогда, когда большая черная иномарка, вопя, затормозила в метре от меня, а мужчина за рулем обругал меня идиоткой. Увидев мое перевернутое лицо, он заткнулся и уехал.
Ноги не держали, и я с трудом добралась до изувеченной скамейки на остановке троллейбуса. Чувства легкости уже не было и в помине. Я с удивлением поняла, что наступил вечер. Шаги прохожих шуршали по асфальту, рождая видение бесконечной ленты конвейера. Постепенно менялся звук, становясь мельче и площе – прохожих становилось все меньше. Район города был мне незнаком и выглядел не слишком приветливо. Я поднялась со скамейки и пошла в обратную сторону, пытаясь понять, где нахожусь. Подошла к краю тротуара, подняла руку. Тотчас же рядом тормознул частник. Я заглянула в открытое окно. Шофер дернул подбородком – куда, мол. Был это человек без возраста, с незапоминающимся лицом и неожиданно цепкими глазами, липко обежавшими меня с ног до головы.
– Извините, – пробормотала я, захлопывая дверцу.
– Поехали, – сказал он настойчиво, перегибаясь со своего сиденья и заглядывая мне в лицо снизу вверх. – Куда вам?
Но я уже почти бежала прочь от машины, испытывая иррациональный страх и нащупывая дрожащими пальцами в сумочке мобильный телефон.
Александр отозвался сразу и, еще не услышав моего голоса, закричал: «Где ты? Никуда не уходи, я сейчас приеду. Где ты?» В его голосе звучало такое неподдельное волнение, что я всхлипнула от облегчения.
Он появился через двадцать минут. Я узнала его белую «Тойоту» издалека и рванулась к ней, как будто за мной гнались. Плюхнулась на сиденье рядом с Александром. Он притянул меня к себе и поцеловал. Впервые за все это время поцеловал так, как раньше. Я обхватила его руками, и мы застыли так на долгий миг.
– Господи, как ты меня напугала, – прошептал он. – Обещай, что не будешь больше, пожалуйста! Я уже думал, что…
Недосказанная фраза повисла в воздухе.
– Что? – спросила я, заглядывая ему в лицо.
– Я очень за тебя беспокоюсь, – ответил он, и я поняла шестым или седьмым чувством, что он ушел от ответа.
– Послушай, – начала я, когда мы были уже дома, – я не понимаю…
Мы сидели на кухне, ужинали. Он оторвал взгляд от тарелки, поднял голову.
– Что, Ксенечка? О чем ты?
– Я видела кровь. – Я наконец сказала то, что мучило меня так долго.
– Где кровь? – Он, казалось, решил, что я спятила.
– В прихожей. Я видела, как Стелла ударилась о стену и кровь… Красную!
– А сон был черно-белый?
– Да. Странно. Но я действительно видела кровь…
– Я думаю, это не кровь, – сказал, помедлив, Александр.
– А что?
– Не знаю, – он отвел взгляд. – Энергетический выброс… Не знаю. Это не главное. Главное – что ты увидела, как она умерла.
– Я не видела, как она умерла, – возразила я. – Я не видела, как ее ударили ножом.
– Это ведь ничего не меняет, – полувопросительно сказал он. – Правда? Ты ее увидела…
– Не меняет, – согласилась я.
Глава 19Возня
Знакомый длинный голубой конверт лежал на столе. Александр увидел его еще с порога. Сунул руку в карман – вчерашнее письмо было на месте. Он вскрыл новое послание, развернул сложенный вдвое листок. Чуть ниже сгиба, совсем как в старом письме, помещались две знакомые строчки: «Мне очень нужно встретиться с ясновидящим человеком, о котором вы говорили в передаче. Буду ждать завтра у входа в телестудию».
Александр вытащил из кармана первое письмо, разложил на столе рядом со вторым, уселся в кресло и задумался.
Он, как и вчера, протянул руку к телефону. Снял трубку и задумался. Потом медленно набрал знакомый номер. Капитан Астахов отозвался неприветливо:
– Ну?
– Привет, это я, нужно поговорить, – сказал Александр.
– Очень нужно? – спросил капитан.
– Очень. – Александр непроизвольно понизил голос.
– Через час у тебя! – сказал капитан и отключился.
– Может, кто-то из твоих подопечных, – высказал предположение капитан Астахов, рассмотрев письма самым внимательным образом, держа за уголок и осторожно поворачивая их и так и эдак.
– Моим подопечным незачем писать письма. Им достаточно прийти ко мне и спросить. А этот… непонятно, чего он хочет. Идиотское письмо. Если в первом был какой-то смысл, то в них обоих смысл отсутствовал вообще. Идентичный текст. Снова ни времени, ни даты. И снова никто не видел человека, который его принес. Я почему-то уверен в этом. Единственная разница заключается в том, что второе письмо доставили «на дом», то есть не в вестибюль телестудии, как первое, а прямо на мой письменный стол. Внизу сидит дежурная, стервозная баба, мимо которой и муха не пролетит незамеченной, но вот поди ж ты… Кабинет мой закрывался на ключ, который, уходя, я вешал на стенд. И никогда еще никто не входил в кабинет в мое отсутствие.
– И ты ничего не… чувствуешь? – В голосе капитана прозвучали саркастические нотки. – Ты же у нас экстрасенс.
– Мы с тобой это уже обсуждали, – резко ответил Александр. – Это все, что ты можешь сказать?
– Нет, не все. Письма я заберу. А ты не спускай глаз со своей подруги. Эти письма мне не нравятся. Как не нравятся всякие бессмысленные трюки, которые некий «икс» берет на себя труд проделать. Спрашивается, зачем?
– Будешь? – спросил Александр, доставая из тумбы стола литровую бутылку «Абсолюта» и два граненых стакана.
– Не откажусь, – вздохнул Астахов. – Хотя и следовало бы. Я давно хотел у тебя спросить, – начал он после недолгой паузы, – откуда такие пролетарские настроения? – И пояснил, отвечая на вопросительный взгляд Урбана: – Граненые стаканы. Неужели их еще штампуют?
– Они тут уже сто лет, – ответил Александр, пожав плечами. – Закусить нечем, переживешь?
– Как это нечем? – Капитан уже доставал из портфеля хлеб в пластиковом пакете и колбасу в яркой упаковке. – Нож есть? Еще бы огурчик, – произнес он мечтательно, принимая из рук приятеля самодельный нож с разноцветной наборной ручкой. – Откуда?
– Подарок, – ответил кратко Александр, не вдаваясь в подробности. Он был занят, разливал водку.
– За все хорошее! – объявил капитан, чокаясь. Выдохнул, потянулся за хлебом. Спросил с набитым ртом: – Давно хотел спросить, а водяра… она как, не влияет на твои способности? Не притупляет?
– А на твои? – ответил, начиная злиться, Александр.
– Притупляет, – признался капитан. – Еще как! Но у меня работа грубая, грязная, не то что у тебя. У нас без этого нельзя. А тебе, может, лучше на ликер перейти? Или на шампанское?
– Заткнись! – ответил Урбан, разливая новую порцию водки в стаканы. – Бери!
– А за что пьем?
– За все хорошее!
– Достойный тост, – похвалил капитан. – Мой любимый. Поехали!
– Ксенечка, можно взять твою машину? – спросил Александр вечером. – Моя на станции техобслуживания. Что-то стучит в моторе.
– Конечно, – ответила я. – Завтра утром заберешь с парковки. Это рядом с работой.
Моя брошенная серебристая «Хонда» почти две недели простояла на парковке, где «Глобал виллидж» абонировал несколько мест. С тех пор как Александр переселился ко мне, машина мне была не нужна. Мне пришло в голову, что за все это время я ни разу не ездила на встречу с клиентами, бросив все на бабу Броню, и занималась в основном статистикой и бумагами или бездумно смотрела в окно. Пожалуй, хватит. Хватит! Я вдруг поняла, что соскучилась по «Хонде», по работе. Моя безрадостная физиономия, наверное, уже сказывается на показателях. Незабвенный господин Бьяготти любил повторять: «Свое кислое настроение надо оставлять дома. Никому не нужны твои проблемы, моя девочка. Мне, правда, можешь сказать все. Я твой друг». И Александру пора домой. Я испытала мгновенное чувство радости, представив себе его физиономию… Расстаться? Укол в сердце – нет! Я не хочу расставаться с Александром. Мне просто хочется… сделать ему больно. Не об этом ли говорила Стелла?
Машина оказалась взломанной. В центре города, на оплачиваемой стоянке с дюжим охранником. Он топтался рядом с нами, повторяя, что, блин, не понимает, как же так… в натуре, все время он тут, не отлучался, все было тихо, противоугонка не сработала, может, напарник чего знает… Напарник не знал ничего. Ведь не угнали же, повторял он, спугнули их или побоялись. От обоих несло перегаром. «А чего взяли-то?» – повторял напарник.
Брать было особенно нечего. Но то немногое, что лежало в бардачке, неизвестный вывалил на пол. Старые квитанции, блокнот, ручки, перчатки, носовой платок, губная помада, кожаный футляр с визитными карточками, колготки со спущенной петлей – весь этот скарб кучей лежал на сиденье. Всякие пестрые бумажки, хранящиеся за козырьком, теперь опущенным, разлетелись по салону. И, завершая разгром, раной зияла длинная белая поролоновая брешь на спинке водительского сиденья. Как будто человек, не найдя того, на что рассчитывал, не в силах сдержаться, злобно полоснул его ножом…
Я стояла, растерянно рассматривая вздувшийся поролон. Бессмысленность акта вызывала не гнев, а оторопь.
– Ксенечка! – Александр погладил меня по голове. – Успокойся, родная. Это ерунда. Мало ли хулиганов.