…Ранние сумерки, томное предвкушение осени. Мы бродили по городу, словно прощались.
– Я хочу на Мальту, – сказала я. – Поедешь со мной?
– Поеду! – сразу отозвался Александр. – Давно собирался. Когда?
Мы обсуждали нашу поездку, а в глубине души я почему-то знала, что этого не будет. Странное состояние покорности и безразличия охватило меня. Я вспоминала, как Белоглазый ударил меня ножом, а я вытянула руку, защищаясь. Вспоминала резкую боль в ладони… Иногда подносила ее к глазам, словно пытаясь рассмотреть следы пореза. Но на ней остался лишь след от ожога. Александр целовал мою ладонь и спрашивал:
– Больно? Уже не больно?
…Я увидела убийства – все они случились. Я увидела, как Белоглазый убивает меня. С одной лишь разницей: на сей раз я увидела то, чего еще не было… Можно ли что-то изменить? Или нет? Или это окончательный приговор судьбы, не подлежащий обжалованию?
– Что с тобой, Ксенечка? – спрашивал Александр под каждым фонарем, заглядывая мне в лицо. – Ты плохо себя чувствуешь?
– Я познакомлю тебя с господином Бьяготти, – отвечала я невпопад. – Я прекрасно себя чувствую.
– Не хочу ни с кем знакомиться, – говорил Александр. – Я буду ревновать! Никого не хочу. Только мы вдвоем. Обещаешь?
Глава 27След(окончание)
Мальта – это хорошо. Натужные попытки встряхнуться. Натужные и напрасные. Есть судьба – разве от нее убежишь на Мальту? Александр поддерживает мою идею убежать, но в глаза мне не смотрит. Я кажусь себе зачумленной и чувствую, как вокруг меня постепенно образуется вакуумная воронка, в которую меня затягивает неотвратимо и бесповоротно. Не уверена, возможно ли такое с точки зрения физики – вакуумная воронка! Но как бы то ни было… Обреченная. Невеста в ожидании жениха…
Александр изо всех сил пытается меня растормошить, от этих попыток за версту разит безнадежностью. Кому, как не ему, знать, что это значит и как все закончится в один прекрасный день. В один страшный день. Или ночь. А пока он стережет меня, как старательная овчарка стадо овец. И мне кажется, он начинает тяготиться навязанной ему ролью. Капитан Астахов, расставив капканы и развесив красные сигнальные флажки, с нетерпением ожидает появления зверя. Жертва интересует его мало – главное поймать хищника. За это спишутся потери. Прошлые и будущие.
Я становлюсь подозрительной – в каждом слове и жесте мне чудится подтекст. Я даже знаю, как произойдет финальная сцена. Как капитан Астахов заманит зверя в ловушку? Для этого нужно всего-навсего оставить меня одну… Я вспоминаю какой-то фильм, где несчастная женщина, привязанная к дереву, исполняет роль приманки. Не помню только для кого – дракона ли, гигантского питона или человека. Она бьется и кричит, полная ужаса, и пытается освободиться, а охотники сидят в засаде, потирая руки – чем громче она кричит, тем скорее придет зверь.
…Я не могу работать, мой мозг требует хоть какого-то смысла и действия. Сказавшись нездоровой, я выхожу на улицу, где горит яркий теплый день. Прохожие, смеясь и размахивая руками, деловито обтекают меня, и мне становится легче. Я бреду куда глаза глядят. Бессмысленно, бездумно, отдаваясь равномерному движению без цели. В никуда. Ноги приносят меня в знакомое кафе «Знаки Зодиака», где мы недавно сидели со Стеллой и куда пришел Урбан… сто лет назад. Зачем? Какой в этом смысл? Кто это придумал и свел нас всех в большом городе?
Я усаживаюсь в углу под пышным фикусом. Ищу глазами наш столик. Нахожу. Там сидят двое. Александр Урбан и молодая женщина с длинными темными волосами. Колючка пронзает мне сердце, и перехватывает дыхание – женщина удивительно похожа на Стеллу: такие же волосы, стать, хрупкость, она так же пожимает острым плечом. Женщина сидит боком, и лица ее мне не видно. Зато я прекрасно вижу лицо Александра… Мне знакомо это выражение – ласковое, чуть насмешливое, восхищенное. Он улыбается ей так, как давно уже не улыбается мне. Когда он со мной, его улыбка больше похожа на гримасу…
Я поднимаюсь с кресла. Покачнувшись, хватаюсь руками за край стола – ноги отказываются держать меня. Знакомая белая вспышка, полусвет-полутень… коротко блеснувшая в воздухе гибкая длинная вещица… кажется, женское украшение… Я отчетливо вижу светлые крупные камешки… Вещица падает в траву и исчезает… Вон отсюда!
Я мчусь по улице, натыкаясь на прохожих. Это мне только кажется, что мчусь. На самом деле едва плетусь, испытывая такую боль, что лишь усилием воли заставляю себя идти, а не броситься на грязный асфальт и не разрыдаться. От горя, безнадежности, предательства. Из-за своей роли подопытного кролика для Александра и капитана в их мужских играх. Из-за собственного ничтожества.
Почему в том же месте? За тем же столиком? В этом чувствуется какое-то извращение… Извращение также и в том, что женщина похожа на Стеллу…
После его уверений, что мы одно целое, две половинки, связаны навеки и «только смерть разлучит нас»… Или это он говорит всем? Дежурный набор слов? Это же он говорил Стелле? Что ж, он оказался прав – их разлучила смерть…
Стремясь унять боль, он ищет женщин, похожих на нее. И берет на себя их карму. А я? Духовная связь на астральном уровне? Девственница в венке? Или подопытный кролик? Что я для него?
Никогда еще ни один мужчина не заставлял меня чувствовать то, что я чувствовала сейчас. Никогда. Всегда я уходила первой. Это они настаивали и недоумевали… Но если честно, то не очень. Наши отношения не обременяли ни меня, ни их. Что изменилось сейчас? Это любовь? Та самая, с большой буквы? О которой пишут в романах? Как в омут с головой? Из-за которой травятся, выплескивают в лицо сопернице серную кислоту, бросаются из окна? Потому что нет сил терпеть боль… Будь она проклята, такая любовь, жестокая, как смерть! С жестокой ревностью, с огненными стрелами ее!
От уверенного в себе человека, каким я была еще недавно, ничего не осталось. И тут мне в голову приходит мысль, что… у всякого свой путь и свой конец. У одних раньше, у других позже. И большой разницы нет. Равно как и смысла. Странный покой внезапно снисходит на меня – одуряющий и тяжелый. Не остается ни мыслей, ни страха. Одна тупая покорность. Наверное, я перешла грань, за которой уже нет ни желания жить, ни защищаться.
Я оглянулась – где ты, мой зверь? Приди и возьми меня – я с готовностью протяну к тебе руки и подставлю горло. Я уже почти люблю тебя, зверь, за то, что ты не притворяешься, за твою последовательность и страсть. Такие, как ты, не сворачивают с пути и не предают.
Приди! Твоя Анапелис ждет тебя с нетерпением!
Кто? Я жадно вглядывалась в лица людей вокруг. Этот высокий мужчина, взглянувший на меня с интересом? Или тот молодой парень, скользнувший равнодушным взглядом, показавшимся мне нарочитым? Или благообразный старик, с чьим строгим взглядом пересекся на долю секунды мой блуждающий?
Мне уже все равно. Я одна на свете, и мое одиночество глухо звенит во мне в такт шагам и толкает с нетерпением вперед и к концу. Скорей бы!
Я не помню, как добралась до дому. Кажется, уже наступила ночь. Не помню, как поднялась, забыв о лифте, на восьмой этаж, как на Голгофу, ударяясь плечом о стены и цепляясь непослушной рукой за перила. Достала ключи, отперла дверь. Постояла в темноте прихожей, не сразу сообразив, что нужно включить свет. Позвала негромко: «Эй, ты здесь?» Мне никто не ответил…
Я стояла, вдыхая родные запахи жилья, и чувствовала слабый чужой душок – неуловимый, ускользающий, пряный. Кофе, трава, кора растения, кожа? Мой зверь был здесь совсем недавно. А может, и сейчас еще тут. Сидит, не оборачиваясь на мои шаги, в гостиной на кушетке в стиле ампир – я вижу его жесткий затылок. В его неподвижности непреклонность, упрямство и принятое решение.
На цыпочках, осторожно, я двинулась по коридору на кухню, потом в комнату. По дороге я зажигала лампы – яркий свет люстры отражался в стеклах серванта, мягко сиял хрусталь и позолота на кофейном сервизе. Торшер, настольную лампу, боковые бра. Квартира была залита светом, но потоки его от разных светильников накладывались друг на друга, создавая атмосферу безжизненности и беспощадности.
На кушетке никто не сидел. Подушки на месте. Одна на полу – я забыла поднять ее утром. За портьерами никого. Дверь на балкон заперта. Спальня тоже пуста. Мебель не сдвинута с места, дверцы шкафа закрыты, на ночном столике – книга. Обостренным зрением я воспринимала мельчайшие детали, ускользавшие раньше, – вроде серой перламутровой пуговички от блузки, закатившейся за ножку кровати, или птичьего перышка, неизвестно откуда взявшегося, на полу у шкафа. Все вроде в порядке. И все же, все же… что-то было не так, что-то витало в воздухе…
…Я стояла на пороге, стараясь понять, что именно не так. «Геральдическое» покрывало – память о Мальте, – темно-красное, простроченное ромбами, в каждом из которых вышит рыцарь в латах на коне, щит с гербом или королевская лилия, пожалуй… пожалуй… лежит неровно. Серебряный рыцарь в центре у изголовья чуть смещен в сторону, и под ним угадывается какой-то предмет…
Я всматриваюсь в рыцаря так напряженно, что он в конце концов оживает и взмахивает копьем, шевелится от ветра пышный плюмаж на шлеме…
Я шагнула к кровати, вцепилась в край покрывала негнущимися пальцами и рванула его на себя…
Трое друзей сидели в «Тутси». Разговор не особенно клеился. Капитан Астахов, по его словам, пришел напиться, а поэтому дурацких вопросов просил не задавать.
– Ну, не знаю я ничего, – повторял он с досадой. – Не знаю. Мы сейчас прочесываем с фотороботом городские интернет-кафе, транспорт, психоневрологические диспансеры, районные поликлиники. Задействованы все… Вам же известно, как у нас с людьми. Даже курсанты школы полиции. Вместо занятий. Пока ничего…
– Зачем поликлиники? – спросил Савелий.
– Свидетель утверждает, что у него красное лицо, как после ожога, – стал объяснять Федор. – Поэтому глаза кажутся светлыми. Если действительно ожог, то должны быть какие-то следы, где-то он лечился… Если он из нашего города, конечно.