Стемнело. Федор развел небольшой костер, натаскав валежника. Лин, сложив руки на коленях, неотступно смотрела, как пляшут пламенные языки.
В костре что-то щелкнуло. Один уголек откатился в сторону, но долго еще тлел, борясь с темнотой, прежде чем подернуться пеплом.
— Словно умирающая звезда… — прошептала Лин. — Федя, звезды умирают?
— Умирают, но не так, как человек.
Лин вздохнула.
— Звезды гаснут, как угольки, — тихо сказала она.
Федор покачал головой.
— Остывший уголек можно потрогать, — сказал он. — Когда умирает большая звезда, от нее ничего не остается. Для нас, конечно, для наблюдателей.
— Значит, погасшая звезда рассыпается в пыль? — спросила Лин.
— Нет, она остается на месте.
— Вы разыгрываете меня, Федя! — воскликнула Лин. Она поднялась с валуна, сделала несколько шагов. — Если звезда остается на месте, пусть даже погасшая, то почему ее нельзя обнаружить?
— По очень простой причине, Лин, — сказал Федор. — Если звезда достаточно велика… Она не отпускает от себя ничего, вырваться от нее невозможно. Ни один луч, ни один квант света не может покинуть такую звезду. Любая частица, как бы скоро она ни мчалась, если и попытается оторваться от звезды, то тут же упадет обратно, — указал Федор на пропасть.
Лин посмотрела в сгущенную тьму пропасти расширенными глазами.
— Звезда — черная темница, — негромко произнесла она. — Страшно… Звезда, берущая навеки в плен все, что к ней приблизится. Вечная тюрьма в шапке-невидимке…
— Именно в шапке-невидимке, — подхватил Федор. — Астрофизики называют ее сферой Шварцшильда.
— А что это за сфера? — оживилась Лин.
— Условная величина, рассчитываемая отдельно для каждой звезды, — пояснил Федор. — Если звезда занимает пространство большее, чем сфера Шварцшильда, — она сияет для нас в небе, как обычная звезда. Однако достаточно ей, сжимаясь, стать меньше сферы Шварцшильда — и звезда исчезнет с небосклона, превратится в черную дыру, бесконечную воронку, попав в которую, уже не выберешься.
— Знаете, Федя, я однажды побывала на Марсе, — произнесла задумчиво Лин, — и повидала там бальсанч — песчаную бурю.
— Слышал о бальсанче, — кивнул Федор, — но видеть его еще не приходилось.
— Во время бальсанча небо смешивается с землей, становится сразу темно, как ночью, — продолжала Лин. — Поднимаются тучи песка, и песчинки жалят, как пчелы. Огромные обломки скал летают легко, словно перышки. Горе тому, кто не успеет спрятаться: пространство пронизывают фиолетовые стрелы молний, которые испепеляют все на своем пути… Но мертвая звезда, о которой вы рассказали, больше потрясает воображение. Потому что, попав даже в такую передрягу, как бальсанч, можно надеяться спастись… А Черная звезда… — не договорив, Лин смолкла.
Костер погас, лишь несколько углей еще тлели. Пахло увядшей травой.
— Послушайте, Федя, а если человек попадет в плен к Черной звезде? — спросила Лин.
— Трудно будет вырваться, преодолеть притяжение звезды, — сказал Федор.
Лин кивнула.
— Понимаю. Но он сможет жить там, в плену?
— Этот вопрос еще не выяснен, — нахмурился Федор. — Чтобы ответить на него, нужно полететь к Черной звезде.
Из-за дальней снеговой шапки выглянула Луна. Лин посмотрела на нее.
— Тянет туда? — спросил Федор, показывая на Луну сломанной веткой.
— Конечно. Луна — моя родина.
— Я недавно читал о первых поселенцах на Луне, — сказал Федор.
— Хроника?
— Фантастика. Автор пытается представить себе, как будут жить люди, впервые прилетевшие на Луну.
— И как они там у него живут? — поинтересовалась Лин.
— Неважно живут. Вся беда, по мнению автора, заключается в том, что человеческий организм за миллионы лет эволюции приспособился к земному тяготению…
— Сейчас только и говорят о тяготении, — заметила Лин. — По-моему, гравитация во все времена была злым роком человечества.
— Автор дальше описывает, как люди, попавшие на Луну, начали вырождаться. Оттого что притяжение было гораздо меньше земного.
— Чем же дело кончилось?
— От поколения к поколению люди мельчали и в конечном счете превратились в карликов, злобных, завистливых и слабоумных, — сказал Федор.
— Мрачная фантазия, — задумчиво произнесла Лин.
В потемневшем небе проступила первая звезда.
— «Вверху одна горит звезда, мой взор она манит всегда», — прочел Федор.
— Я тоже люблю Лермонтова, — сказала Лин. — А знаете, Федор, о чем я сейчас думаю? — вдруг улыбнулась она, глядя на звезду.
Федор развел руками.
— Я думаю, что насчет Черной звезды вы все придумали. Я права, признайтесь? Это такая же мрачная фантазия, как того автора, который писал о первых поселенцах на Луне.
— Нет, это не фантазия, — покачал головой Федор. — Одна такая звезда, уже известна человечеству. К счастью или к несчастью, не знаю.
— Странно… — сказала Лин.
— История начинается давно, — произнес Федор. — Один инженер — дело было в первой половине XX века — занимался изучением радиопомех. Настроил он однажды свой приемник, и вдруг на волне пятнадцать метров поймал необычные сигналы. Дальше дело разворачивалось, как в хорошем детективе. Сигналы проверили — оказалось, что это не могли быть обычные атмосферные помехи… А самое удивительное — что таинственные сигналы повторялись с периодичностью 23 часа 56 минут!
— Звездные сутки.
Федор кивнул.
— Шумиха поднялась невообразимая, — продолжал он. — Как же: братья по разуму протягивают руку! Инопланетная цивилизация желает вступить с землянами в контакт! Обитатели космоса шлют привет! И прочее в таком духе. Подобные заголовки украшали в те дни газеты всего мира. Доводы газетных авторов выглядели убедительно. «Ясно, что только разумные существа могут посылать сигналы через равные промежутки времени», — вещали статьи.
— Чем же все кончилось?
— Дело оказалось проще простого, — сказал Федор. — За время, равное периоду сигналов, наша планета совершает полный оборот вокруг своей оси. А это означает, что сигналы, принятые инженером-радистом, исходят из одного и того же небесного участка. Этот участок уточнили — оказалось, что он расположен в созвездии Стрельца. Шумиха умерла, дав начало замечательной науке — радиоастрономии. Одновременно были открыты новые небесные объекты — радиозвезды… Ну, а потом уже открыли Черную звезду — «дырку» в небе…
Лин улыбнулась — в темноте ровно блеснули зубы.
— Похоже, дело кончится тем, что я предам астроботанику и подамся в звездочеты, — сказала она. — Вы, наверно, будущий астроном, Федор?
— Нет.
— Кто же?
— Угадайте.
— Попробую.
Глаза Лин озорно блеснули.
— Рулевой на байдарке?
— Это моя побочная специальность.
— А основная?
— Я курсант Звездной академии, — сказал Федор. — Буду, как отец. Он звездопроходец.
Лин знала, что такое звездопроходец. Улетая в дальний космос, к звездам, человек навсегда прощается со своим поколением. Когда он возвращается на Землю, его встречает новое поколение.
Каждое возвращение со звезд приносит благо человечеству, делает его могущественнее и мудрее. Звездопроходцы помогают остальным обживать звездный дом. Немного таких людей, идущих впереди других землян в освоении пространства. Земля окружает их — редких гостей! — почетом и уважением.
Жить по нескольку лет в разных веках и эпохах непросто.
— Есть такая исландская сага, — тихо сказал Федор, будто угадав мысли Лин. — Воины сидели в длинной хижине, греясь у костра. Двери с обеих сторон были распахнуты, чтобы выходил дым. В дверь влетела птица. Она покружилась над костром и улетела прочь. «Вот наша жизнь, — сказал вождь. — До — небытие, и после — небытие, а посреди — несколько мгновений света и тепла».
— Зато те, кто покоряет пространство, живут как бы несколько жизней, — произнесла Лин. — Они имеют возможность познакомиться с различными поколениями землян, увидеть, чего они достигли.
Федор посмотрел на Лин.
— Эта возможность дается недешево, — сказал он.
Лин вздохнула.
— Разве нельзя отказаться от таких полетов?
Федор покачал головой.
— Когда-то пионеры осваивали нашу планету, бредя по топям, прорубаясь сквозь джунгли, пересекая прерии, — ответил он. — Благодаря им Земля принадлежит людям. Ныне пионеры должны прокладывать путь к звездам.
— Нужно посылать в пространство автоматы! — нарушила Лин паузу.
— Автоматы не заменят человека.
Рядом, в кустарнике, резко прокричала какая-то птица.
— Ужасно… — прошептала Лин. — Ужасно, когда люди навсегда прощаются со своим поколением, улетая к звездам. Мы их никогда не увидим. Значит, для нас они умирают… Недалеко от института, где я учусь, расположены стапели, где строятся звездные корабли.
— Вы были там? — с живостью спросил Федор.
Лин кивнула.
— Недавно, — сказала она. — Там сейчас строится фотонный звездолет «Пион». Представляете, Федя, это не корабль, а целый город! Там столько отсеков, что без карты не разберешься. Наверно, экипаж корабля будет состоять из сотен, тысяч людей. Целого выпуска Звездной академии не хватит! Разве можно свыкнуться с мыслью, что все они умрут для нас?
— «Пион» уйдет в пространство с одним человеком на борту, — сказал Федор.
— С одним человеком? — Лин показалось, что она ослышалась.
— С одним, — подтвердил Федор.
— Одному человеку без экипажа там делать нечего, — сказала Лин.
— На «Пионе» будет экипаж, — произнес Федор. — Но не из людей, а из белковых роботов.
— Из Зеленого городка?
— Да.
— И Энквен полетит?
— Конечно.
— А я никогда не интересовалась судьбой белковых братьев, — сказала Лин. — Почему-то думала, что их используют только на работах в пределах Солнечной системы.
— Так было до последнего времени. Только последняя группа белковых воспитывается для звездных рейсов, — сказал Федор.
— Но Энквен-то каков! Уж он-то мог бы мне рассказать, — заметила Лин.