ыпрямившись, слегка откинувшись назад, на спинку стула.
— Поскольку Луна лишена была атмосферы, — тряхнула волосами Май, — космические частицы и метеориты могли беспрепятственно бомбардировать ее поверхность. Такая бомбардировка продолжалась в течение миллиардов лет…
— Значит, масса Луны должна была бы увеличиваться? — спросил начальник.
— Конечно. Так оно, наверно, и было вначале, — ответила Май. Она уже ухватила нить рассуждений и обрела уверенность. — Однако энергия метеоритного дождя была так велика, что при встрече частиц с поверхностью Луны происходил взрыв. Ведь метеориты не тормозились защитной атмосферной «шубой»… Те частицы взрыхленной лунной породы, которые приобретали в результате взрыва вторую космическую скорость, безвозвратно уносились в космическое пространство. В результате этого процесса в конце концов установилось равновесие, масса Луны не уменьшалась и не увеличивалась, а на поверхности ее образовался особый слой.
— Согласен, — кивнул начальник. — Именно на этот слой ступили первые космонавты. Но какие выводы можно отсюда сделать относительно земной атмосферы?
Федор неприметно положил руку на оплавленный осколок лунного камня. Каким-то шестым чувством Май догадалась, что он хотел сказать.
— На Земле такого слоя, подобного лунному, нет, — сказала Май. — Значит, с давних времен наша планета имела атмосферу, которая играла роль защитной брони.
— Логично, — согласился начальник. Непонятно почему, но он не касался злополучного лунного вояжа Федора и конфуза Май с рекогносцировкой на местности.
Май перевела дух.
— Что это у вас под рукой? — вдруг спросил начальник, переведя взгляд на Икарова. Он, оказывается, заметил жест Федора.
— Анортозит, — ответил Икаров.
— А можете сказать, из какой примерно области Луны он доставлен? — спросил начальник и тут же пожалел о своем вопросе: вряд ли сумеет ответить на него этот симпатичный учлет.
Федор в раздумье вертел в руках светло-серый кристалл.
— В море Изобилия анортозит имеет другой оттенок, более темный, — начал он рассуждать вслух. — Пожалуй, это порода высокогорная. Она встречается… — Федор помедлил, что-то прикидывая, припоминая, и уверенно добавил: — Да, в кратере «Аполлоний С».
— Точно, — не сдержавшись, улыбнулся начальник. — Образец я привез оттуда. Собственноручно добыл.
Взгляд начальника потеплел. И впрямь ответ учлета был незаурядным по точности. Но каковы истоки этого ответа? Что это? Феноменальная глубина знаний вкупе с абсолютной памятью либо случайное попадание, вытащенный наудачу лотерейный билет, оказавшийся счастливым? Справедливы ли неуемные похвалы, на которые не скупятся обычно осторожные в оценках преподаватели Звездной академии, когда речь заходит о Федоре Икарове?
Во всяком случае далеко не каждый специалист по геологии Луны — селенолог — сумел бы, как этот парень, глянув на обычный образец породы, определить, из какой он географической области Луны. Для этого нужно обладать особой зоркостью, чутьем, тем, что планетологи зовут «нюхом».
— Что вы можете сказать о лунном железе? — спросил начальник Икарова.
Федор, поискав глазами, безошибочно определил в груде, лежащей перед ним, нужный образец. Положив на стол осколок анортозита из кратера, Икаров протянул руку к поблескивающему кристаллу.
— В этом лунном минерале имеется металлическое железо, — сказал Федор. — Оно связано с силикатами. Состоит это железо из двух полиморфных видов, которые часто встречаются в метеоритном железе. Эти виды — камасит и тэнит.
— Чем характерен тэнит? — спросил начальник.
— В нем много никеля.
Поначалу начальник сыпал вопросы, Федор отвечал на них, но постепенно разговор утрачивал экзаменационный характер, превращаясь в беседу двух специалистов относительно предмета, интересующего их обоих.
Май не без удивления наблюдала за этой метаморфозой, совершающейся на ее глазах.
Ведь начальник академии в прошлом был одним из известнейших селенологов, не потому ли, кстати, он и был так пристрастен к двум учлетам, которые завалили зачет по Луне? Что же касается Икарова, то для него селенология была в конце концов обычным учебным курсом. Интересным? Да. Важным? Пожалуй. Но ведь таких курсов у слушателя Звездной академии был не один десяток…
Теперь уже Федор все чаще задавал начальнику вопросы. Они спорили, каждый отстаивал свою точку зрения.
— Долго я ломал голову с этим чертовым тэнитом, — признался Федору начальник. — Слишком много в нем никеля. А как вы считаете, почему в лунной почве вообще так много никеля и платиноидов?
— Я думал над этим, — сразу ответил Федор, словно ждавший этого вопроса. — По-моему, главная причина — вещество метеоритов.
— Да, мне это тоже приходило в голову, — кивнул начальник. — Ну, хорошо. — Он встал, поднялись и Май с Федором. Начальник проводил учлетов.
— Мы продолжим беседу завтра, Икаров, — сказал он, когда Федор был уже в дверях.
После отчаянного прыжка и неудачного приземления Энквена прошло несколько месяцев. Биокибернетики как будто бы восстановили все функции робота, но дотошный Ливен Брок обнаружил одно тревожное обстоятельство. Когда Энквен не торопился, с ним все было в порядке. Но стоило ему ускорить шаг, побежать или высоко подпрыгнуть, как у Энквена нарушалась координация движений.
Плохо было и другое. Вслед за Энквеном, как бы беря с него пример, начали хромать и спотыкаться и другие белковые роботы из группы «Пиона».
Это явление выглядело абсолютно непонятным до тех пор, пока на очередном научном семинаре не выступил Алексей Волга с очередной сногсшибательной идеей. «Белковые роботы как бы связаны невидимой нитью с Энквеном, — сказал Волга, — и объясняется это очень просто: между всеми белковыми группы „Пион“ установилась биологическая связь». В каком-то смысле вся группа представляла собой единое целое.
«Вылечим Энквена выздоровеют и остальные», — утверждал Волга.
Карбенко и Волга сидели на садовой скамье во дворе института и разговаривали о разных разностях. На двери операционной они по молчаливому соглашению старались не смотреть.
— Волнуешься? — спросил Карбенко.
— Начинаю волноваться, Володя, — признался Алексей.
— Не нужно, Леша. Великая река Волга должна быть спокойной.
— Почему?
— Потому что она отражает небо, — не очень вразумительно ответил Карбенко.
— Не только небо, Володя.
— Тем более. Ты лучше скажи-ка, Леша, какие у тебя планы на ближайшее воскресенье?
Волга пожал плечами.
— Какие могут быть планы? — сказал он. — Все зависит от того, с чем сейчас выйдут Ливен Брок и Ван.
— С чем, с чем! Я не сомневаюсь, что все будет в порядке, — произнес Карбенко. — А задумал я, Леша, пригласить тебя на небольшую прогулку.
Волга махнул рукой.
— На шахматы больше меня не затащишь, — произнес он мрачно. — Я не хочу быть у вас в клубе мальчиком для битья.
— Речь не о шахматах, а о пещерах, — сказал Карбенко. Волга, внимательно рассматривавший на дорожке муравья, который тащил сухую травинку, поднял голову:
— Каких пещерах?
— Ну, тех, где мы искали с тобой Ливена Брока и Энквена, — пояснил Карбенко.
— Ах, вот оно что! — усмехнулся Волга. — Понравилось, значит?
— Хочу еще раз картину посмотреть, — сказал Карбенко.
— Какую еще картину?
— На стене, первобытного художника, охотник и олень! — громко произнес Карбенко. — Скажи, пожалуйста, где твои мысли?
— Мои мысли там, — кивнул Алексей в сторону операционной. — Уже третий час идет операция.
Карбенко посмотрел на часы.
— Три двадцать, — уточнил он.
— Как думаешь, Володя, смогут они поправить Энквена? — спросил Волга, не поднимая головы.
Вместо ответа Карбенко вскочил со скамьи и ринулся к двери: из нее вышли Ливен Брок и Ван Каро, которым было поручено оперировать Энквена. Брок и Ван шатались от усталости.
— Чем закончилась партия? — спросил Карбенко. — Победой?
— Партия отложена, Володя, — сказал Ливен Брок.
— В какой позиции?
Ливен Брок вытер лоб.
— Позиция неясная, Володя, — сказал Ван.
— Что с Энквеном? — спросил подошедший Волга.
— Операция закончена, Энквен жив, но до испытаний ничего нельзя сказать определенного, — сказал Ливен Брок.
— За чем же дело стало? Полетим на полигон, — предложил Карбенко.
— Испытывать нужно не только Энквена, но и остальных белковых группы «Пиона», — напомнил Ливен Брок.
— Пройдемся по аллее, — предложил Ван. — Подышим свежим воздухом.
Он все время оглядывался.
По аллее они дошли до волейбольной площадки. Шла игра, но играющих не было видно — их заслоняла плотная толпа болельщиков. Слышались лишь глухие удары по мячу, отдельные восклицания игроков да изредка восторженные или раздосадованные вздохи болельщиков.
— Сегодня Лин прилетела, а я ее еще не видел, — пожаловался Ливен Брок.
— Дома ждет? — спросил Карбенко.
— Как бы не так, — улыбнулся Ливен Брок, неплохо изучивший непоседливый характер внучки. — Лин всегда, когда прилетает с Луны, жалуется, что на Земле ей тяжело, «словно карманы камнями набиты». Но вместо того чтобы идти в Дом акклиматизации, как все нормальные люди, прилетевшие на Землю, она либо бежит на Обь поплавать, либо в гимнастический зал, либо в горы отправляется…
— В общем, Лин акклиматизируется на свой лад, — сказал Карбенко.
Кое-как они пробились к игровой площадке. Старый профессор не ошибся — Лин с увлечением играла в волейбол. Вновь подошедших она не заметила.
— Как же мы решим с испытаниями белковых? — озабоченно произнес Ван.
Они говорили негромко, склонившись друг к другу.
— Предлагайте, мушкетеры, — сказал Ливен Брок.
— Есть идея! — воскликнул Волга так громко, что на него оглянулись.
— Очередная, — добавил Карбенко.
— Испытаем немедленно белковых! — так же громко сказал Алексей.
— Где? — спросил Ван.