— И тоже было совпадение?
— Да.
— А на какую глубину ты погружался?
— Пятнадцать метров.
Нетрудно было уловить ход мысли Ливена Брока. Его опыты с Энквеном подтверждали, что мысленная передача не может быть прервана или искажена ни толщей воды, ни металлическими плитами. Однако передача может осуществляться только каким-либо из видов материальных волн. Стальные плиты, водная толща задерживают и искажают почти все виды волн. Единственным исключением являются гравитационные волны: в отличие от электромагнитных волн, от радиоволн, они не ведают преград. Вывод ясен: передача мысли осуществляется с помощью волн тяготения. Но вот каким образом?
— Чтобы раскрыть загадку биосвязи, нужно понять природу тяготения, — произнес Энквен, будто угадав мысли Икарова.
Снова и снова гравитация!
— Ливен Брок сказал кому-нибудь о своих последних опытах? — спросил Икаров.
— Нет.
— Почему?
— Опыты не закончены из-за моего внезапного вылета, — сказал Энквен.
Заканчивался второй час полета. Несколько минут Энквен провел в неподвижности. Он замер так, как это могут только белковые роботы да еще каменные статуи. Взгляд Энквена был прикован к секундной стрелке часов на пульте, которые включились, когда оператор на космодроме отсчитал «ноль!».
Едва только секундная стрелка завершила круг, Энквен перевел взгляд на конверт с заданием, который Икаров все еще держал в руке.
Капитан вскрыл конверт и быстро пробежал глазами листок с заданием.
Робот ждал. Это он умел.
— Мы летим на Рутон, Энквен, — сказал Икаров после паузы.
Огромная память робота мгновенно отреагировала на название планеты. Но из всей суммы знаний, зафиксированных в запоминающем устройстве, он выделил только одно:
— Рутон почти не исследован.
— Тем лучше, — сказал капитан.
По звездной навигации Икарову в академии не было равных. Вдвоем с Энквеном он быстро составил программу для маршевых двигателей корабля. Теперь все было готово для пульсации — прыжка через всю Солнечную систему и дальше — к неблизкой Проксиме. Корабль уже достаточно удалился от Земли, и ядерное пламя, которое при пульсации вырвется из ракетных дюз, будет безопасно для планеты.
Теперь капитану — хочешь не хочешь — оставалось пройти неприятную процедуру усыпления: при пульсации возникали перегрузки, которые не мог перенести ни один человеческий организм в состоянии бодрствования.
Федор не любил сам себе делать укол, но выбора не было. Он приготовил шприц и закатал рукав.
— Разреши мне, капитан, — вдруг сказал Энквен и протянул руку к шприцу.
— Ты умеешь делать уколы?
— Да.
— Откуда?
— Лин показала.
— Хорошо, — сказал Икаров и протянул Энквену шприц. На память робота можно было положиться, капитан знал это.
Шестипалые руки уверенно взяли шприц. Робот посмотрел шприц на свет — в этом порывистом жесте Федор узнал Лин.
— Пока я буду спать, следи за приборами, — сказал Икаров.
— Когда ты проснешься, капитан, мы выйдем на эллиптическую орбиту вокруг Рутона, — произнес Энквен.
— Ненавижу сон, — вздохнул Икаров. — Треть своей жизни человек убивает на сон.
— Такова ваша несовершенная природа… — выразил сочувствие Энквен.
Икаров забрался в манипулятор, в котором по инструкции полагалось быть во время пульсации усыпленному астронавту.
— Ненавижу быть пассажиром, — негромко сказал Икаров. Глядя в сосредоточенное лицо Энквена, склонившегося над манипулятором, он добавил:
— В вену попади.
Игла шприца кольнула, как жало.
— Я мячом с лета в карандаш попадаю, — сказал Энквен. Ответить Икаров не успел: темная волна наркотического сна затопила мозг. Щупальца манипулятора охватили спящего капитана, окутали его, словно кокон.
Энквен, хотя и не страшился перегрузок, сел в капитанское кресло и перевязался ремнями, чтобы страшная сила инерции не расшибла его о стенки штурманской рубки, когда корабль войдет в пульсацию.
Автоматы, руководимые Энквеном, исправно вывели корабль из пульсации. После маневра выравнивания орбиты на планетолете воцарилась невесомость. Корабль вынырнул из пульсации в районе двойной звезды а Центавра, ближайшей соседки Солнца.
Икаров очнулся и покинул манипулятор. На обзорном экране медленно проплывала темная, изъязвленная поверхность планеты.
— Под нами Рутон, капитан, — доложил Энквен.
— Параметры орбиты?
Энквен выпалил цифры.
— Высота подходящая для разведки, — решил Икаров. Общая программа исследования новых планет была разработана давно.
Вращаясь вокруг планеты, астронавты должны были прежде всего произвести геодезическую и картографическую съемку поверхности, составить хотя бы общее представление о геологии небесного тела. Попутно необходимо было промерить магнитные поля, окружающие планету, определить структуру гравитационного поля, взять пробы воздуха и исследовать их, выяснить, что представляет собой климат планеты.
Федор и Энквен, не отрываясь, смотрели на экран. Новый, неисследованный мир лежал перед ними.
Рассчитывать приходилось только на собственные силы и сметку: связь с Землей по радио в самостоятельном поиске запрещалась.
Неведомые чувства обуревали Федора. Никогда еще не удалялся он так далеко от Земли. Капелька воображения — и можно себе представить, что ты среди звезд, вдали от Солнечной системы… Корабль неутомимо нанизывал витки. Работы у Энквена и Икарова, несмотря на помощь автоматов, было много.
С момента пробуждения Федор, не переставая, думал о литии. С каждым новым витком сведения о геологии Рутона пополнялись. В принципе для геологической разведки чем ниже обращается над планетой корабль-спутник, тем лучше. Но поверхность Рутона, как справедливо заметил Энквен, почти не изучена. Слишком снижаться опасно: можно врезаться в скалу. Капитан оставил корабль на высоте порядка двадцати километров.
Энквен следил за тем, чтобы витки не накладывались один на другой, а образовывали над Рутоном равномерную сетку.
На одном из витков стрелка магнитометра запрыгала, указывая на наличие руд в толще планеты. Что это за руды? Какова их глубина залегания? Мощность пластов? Детализация потом, потом… Сначала — общая картина планеты.
Барабаны приборов вращались, и все новые и новые штрихи ложились на ленту.
Нелегко было привыкнуть к планете, которая принадлежит одновременно двум Солнцам.
Как бы глубоко и хитро ни прятала планета клад полезных ископаемых, ключ к нему всегда можно подобрать. Чтобы обнаружить такой клад, вовсе не обязательно вгрызаться в толщу породы. Отмычкой к запрятанным сокровищам часто служит магнитное поле, незримым покрывалом охватывающее всю планету. Над месторождением полезных ископаемых магнитные линии искривляются, что и улавливают чуткие приборы. По этим искривлениям машины вычисляют точные координаты месторождения, мощность пласта, глубину залегания и прочие параметры. Если же у планеты нет собственного магнитного поля, на помощь приходит ее гравитационное поле.
Будничная, черновая работа, которой невпроворот в космосе. После всесторонней аэромагнитной и гравитационной разведки наступит миг, которого Федор ждал столько лет, — они высадятся на Рутон. Какие моря, какие пропасти, какие бури и грозы ожидают их на неведомой планете?
Сколько времени понадобится им, чтобы разобраться в Рутоне — клубке загадок?
От посторонних мыслей Федора отвлек Энквен, возившийся с феррозондовым щупом. Глаза робота, не отрываясь, смотрели на кривую, вычерчиваемую самописцем прибора.
— Что у тебя, Энквен? — спросил Икаров.
— Клюет, — ответил Энквен, бог весть по какой ассоциации вспомнив совместную с Ливеном Броком рыбалку на Оби.
— Железо?
— Подозреваю гранитоид, содержащий молибден и вольфрам, — сказал Энквен.
— Литий пока не попадался?
Энквен покачал головой.
Капитан нанес обнаруженное с помощью Энквена месторождение на глобус — макет Рутона.
— Поищи-ка земной аналог этому месторождению, — велел капитан Энквену.
Чтобы выполнить приказ Икарова, робот должен был искать нужную информацию не в толстых справочниках, не в микропленках и не в картах геологических разрезов Земли. Все эти громоздкие аксессуары поисковиков заменялись для Энквена его памятью. Икаров знал: белковый робот помнит столько, что и в сотне энциклопедий едва ли уместишь. Но от этих знаний было бы мало проку, если бы воспитатель не научил Энквена распоряжаться ими. Что толку в складе, забитом под самый потолок всякими полезными предметами, если для того, чтобы отыскать нужную вещь, необходимо копаться целый день и все перерыть? Что касается Энквена, то он из склада своей памяти умел сразу же извлекать нужную вещь.
Икаров несколько секунд ждал результат.
— Капитан, по мощности рудоносного пласта, — доложил Энквен, — земного аналога не имеется.
Икаров понимал, что означает эта находка. И вольфрам, и молибден — хлеб космической промышленности, хлеб, в котором Земля давно уже ощущала нехватку…
Полтора десятка витков ушло на то, чтобы набросать предварительную аэромагнитную карту Рутона.
На шестнадцатом витке Икаров отключил магнитометр.
— Садимся, капитан? — спросил Энквен.
— Рано, — ответил Икаров, медленно вращая перед собой глобус Рутона, который он успел испещрить различными значками. — Сделаем еще один портрет планеты.
— Какой портрет?
— Радиационный. Меня тут кое-что смущает… — нахмурившись, сказал Икаров.
Не только смещение магнитных линий выдает местоположение горных руд. Многие горные породы «дышат», посылая в окружающее пространство радиацию. В результате планета оказывается окутанной облаком излучения. По рельефу этого облака также можно составить представление о богатствах, которые таит в своих недрах новая планета.
Время шло. Корабль нанизывал витки вокруг Рутона, все время меняя плоскость обращения.
Оторвавшись от приборов, Икаров устало разогнул спину, глянул на часы. Время спать. Вокруг — масса интересного, хочется сделать своими руками и то, и другое, и третье, но первая заповедь астронавта в далеком поиске — режим. Собьешься с колеи — потом ее нащупать трудно.