— Капитан, мы с Кельзавом только что проверили характер нового свечения, — произнес Энквен.
— Говори.
— Корабль бомбардируют античастицы.
— Я догадался об этом без приборов, Энквен, — сказал капитан.
— Каким образом?
— Посмотри, — сказал Икаров, указывая роботу на экран. Энквен сделал несколько шагов и остановился рядом с капитаном. Изогнутые плоскости корабельной обшивки равномерно светились. Вдруг одна точка огненно вспыхнула и выплеснула вверх фонтанчик пламени. Когда он угас, на месте вспышки осталась маленькая воронка.
— Капитан, это опасно? — спросил Энквен.
— Единичные взрывы — не очень.
— А если поток античастиц усилится? Что будет тогда? — допытывался робот.
Капитан посмотрел на Энквена.
— Ты видел, Энквен, как кусок сахара тает в горячем кофе? — неожиданно спросил он.
— Видел много раз, поскольку Ливен Брок любил… — быстро начал Энквен, не удивившись вопросу.
— Вот так же может растаять «Пион», — не дослушав, перебил капитан.
— Нужно принять срочные меры…
— Я думал над этим, Энквен, — сказал капитан.
Энквен помедлил.
— Говори, капитан, — сказал робот. — Экипаж готов и ждет твоих распоряжений.
— Нужно собрать магнитные ловушки для античастиц, — сказал капитан.
— Есть.
— И установить их на каждом отсеке «Пиона».
— Есть.
Энквен побежал к выходу. Уже взявшись за рукоятку люка, обернулся:
— Капитан, что делать с частицами, которые будут накапливаться в ловушках? — спросил он.
— Выбрасывайте в пространство, — сказал капитан, пожав плечами.
Чуткий прибор, изобретенный Икаровым и собранный экипажем, продолжал улавливать и фиксировать неровное гравитационное дыхание Тритона. Ежедневно информационный отсек пополнялся все новыми блоками, на которых были записаны результаты наблюдений.
Разгадка тяготения, по убеждению Икарова, была у него в руках. Однако цифры и факты, связанные с природой этой таинственной силы, которая движет мирами, мертвой грудой покоились в информации. Были у капитана кое-какие наметки, но картина гравитации оставалась далеко еще не законченной. Превратить груду экспериментальных данных в стройную систему, вдохнуть в нее жизнь капитан Икаров со своим экипажем был не в силах. Для этого нужны были тысячные отряды физиков и математиков не только Земли, но и всей Солнечной системы.
Путь домой для «Пиона» был закрыт. Проверка показала, что наличного топлива на корабле оставалось катастрофически мало, с его запасами нечего было и думать о том, чтобы преодолеть притяжение Черной звезды.
Виток за витком наматывал «Пион» вокруг Черной звезды. И на каком-то из них суждена Икарову смерть. На каком-то витке бесконечной спирали…
Человеческое сердце не может тягаться с ядерным, которым снабжен белковый робот.
— На каком-то витке бесконечной спирали… — вслух повторил Икаров. Эта строчка не давала ему покоя. С нею была связана какая-то важная мысль, которая все время ускользала.
И снова, как всегда, когда на душе было неспокойно, капитан отправился в оранжерейный отсек.
В условиях невесомости, под воздействием гравитационного поля Черной звезды, различные растения вели себя по-разному. Деревья, например, стали тоньше. В то же время ткань их упрочилась настолько, что стальной топор тупился, не брал древесину.
Икаров подошел к березе Лин, вспомнил о сухой ветке, затерявшейся в кроне, и решил хотя бы на этот раз избавиться от нее. Он нагнулся, отстегнул магнитные присоски, затем легким, точно рассчитанным движением оттолкнулся от почвы, взлетел вверх и ухватился за толстый сук. Перебирая сучья, добрался до усохшей ветки. Дернул — ветка не поддалась. Капитан рванул сильнее — тот же результат. Продираясь сквозь листья, ставшие жесткими и тяжелыми, Икаров приблизился к стволу березы. Внимательно осмотрел засохшую ветку. Потрогал ее у основания. Осталось такое ощущение, будто прикоснулся к металлу. В то же время ветка не производила впечатления мертвой.
Капитан погладил пальцем еле заметный шрам на лбу — память о первой вылазке здесь, в окрестности Черной звезды, и об операции, безукоризненно проведенной Энквеном. Затем вытащил из кармана лупу и обследовал странную ветку. Он обнаружил на ней мельчайшие прожилки. Поверхность ветки напоминала географическую карту, изображающую в крупном масштабе дельту могучей реки.
Неужели дерево в новых условиях начало перерождаться? Икаров повнимательнее присмотрелся к соседней ветке, обычной, покрытой листьями. И на ее коре тоже намечались прожилки… Капитан попробовал оторвать листок, но из этого ничего не получилось. Впечатление было такое, что он крепился к ветке проволокой. После нескольких безуспешных попыток Икаров отпустил измочаленный листок, задумался. Посмотрел сквозь ветви на эрцеллу, неутомимо карабкающуюся вверх: рост ее достиг чуть ли не трехметровой высоты. Остальные растения, взятые с Земли и других планет Солнечной системы, тоже изменились в условиях Тритона.
Икаров подумал о том, что на земном шаре известно около четверти миллиона различных растений, если говорить только о тех видах, которые относятся к высшим цветковым. Люди используют ничтожную часть этих растений: из каждых ста видов только один или два используются либо в пищу, либо на промышленные нужды. Остальные непригодны… Да, но непригодны в земных условиях. А если поместить эти растения в условия Тритона? Если переделать их природу так, как это нужно человеку? Какие поистине безбрежные перспективы откроет это земным ботаникам и растениеводам! Вся флора Земли будет поставлена на службу человеку.
Икаров спрыгнул с дерева, пристегнул к обуви магнитные присоски и двинулся дальше.
Теперь он совсем другими глазами присматривался к растениям, теснящимся с обеих сторон дорожки. Дорожка была выложена крупным склеенным гравием, перемешанным с песком. Песок хранил следы и капитана и экипажа.
На заре космических полетов люди считали, что выращивать растения в космосе совсем не сложно. Однако длительные полеты в пространство показали, что это не так.
Первые астронавты поступали, не мудрствуя лукаво: они брали в полет ящики с почвой, взрыхленной и соответственно удобренной. В почву внедрялись семена, над ящиком включалось кварцевое солнце, после чего оставалось ждать появления всходов. Но почва в невесомости вела себя капризно: несмотря на перегородки, она просачивалась в измельченном виде в атмосферу, загрязняла воздух, мешала дышать. Никакие меры предосторожности не помогали. К тому же и весила почва, которую необходимо было взять в полет для растений, совсем немало…
Тогда взоры астроботаников обратились к гидропонике. Это слово, в переводе с греческого означающее «работа с водой», весьма точно отражало суть дела. Гидропоника на Земле была известна задолго до космических полетов. Первые гидропонные устройства были очень просты. Контейнер наполовину заполнялся питательным раствором. В верхней части ванны укреплялся ящик с сетчатым дном. Этот ящик и был главной частью установки, ее изюминкой: в него насыпали опилки или древесные стружки, которые служили заменителем почвы. В опилки помещали семена или саженцы растения, которое хотели вырастить.
Даже первые примитивные гидропонные установки оказались очень эффективными: одинаковые культуры на гидропонной основе приносили урожай, в двадцать раз больший, чем в обычном земледельческом хозяйстве.
Но то, что было хорошо на Земле, выглядело совсем иначе на космическом корабле, в условиях невесомости. На Земле при наличии гравитации существуют понятия «верх» и «низ» и жидкость льется сверху вниз. В этом случае гидропонная установка работает очень просто: бак с питательным раствором достаточно поместить выше ящика с выращиваемыми растениями, жидкость, питающая установку, будет стекать вниз.
В условиях невесомости жидкость из бака вытекать не будет. Без насоса здесь не обойтись.
Шагая по оранжерейному отсеку, Икаров припомнил, как они с Лин посетили Музей звездоплавания. Они долго ходили по павильону «Выращивание растений в космосе». Лин особенно интересовалась эволюцией гидропонных установок — от первых, самых простых, до новейших, которыми оснащались звездолеты, уходящие в дальний космос. Особенно понравилась Лин установка, в которой в качестве рабочего вещества, куда высаживались семена, использовались ионообменные смолы. Астрохимики создали смолы, способные поглощать определенные химические соединения, являющиеся питанием для растений. Достаточно увлажнить такие смолы, и они отдают растениям ранее поглощенные питательные вещества.
— Как остроумно, Федя! — не переставала восхищаться Лин, идя от стенда к стенду. — При наличии на корабле такой установки уход за космическим огородом упрощается до чрезвычайности.
— Неплохо придумано, — равнодушно соглашался Федор. Смотрел он больше на Лин, а не на стенды.
— Астроботаникам не нужно специально приготавливать для растений питательные растворы, они будут уже содержаться в смолах, понимаешь? — допытывалась Лин.
— Понимаю, — кивал Федор, не сводя с нее глаз. Но следующий зал павильона заинтересовал и его. Зал назывался «Аэропоника». Здесь показывался «воздушный» метод выращивания растений, применяемый на некоторых космических кораблях.
— Метод профессора Петровского, — с уважением произнесла Лин, рассматривая огромную установку, помещенную в центре зала.
Основу установки составлял прозрачный контейнер. Закрепленные внутри растения опрыскивались питательным раствором из пульверизаторов.
— Хорошая вещь — аэропоника, — сказал Икаров. — Минимум материала, максимум выгоды. Беру эту установку, — кивнул он, — к себе, на космический корабль.
Лин рассмеялась так, что несколько посетителей на нее оглянулись.
— Ты прогадал, капитан, — сказала она серьезно, только в глазах еще плясали смешинки. — Аэропонный метод — это вчерашний, даже позавчерашний день астроботаники. Он имеет множество недостатков.
— Не вижу недостатков, — неосторожно сказал Федор.