— И самые все-таки… м-м-м… Эстетичные, что ли.
Я пожала плечами и снова опустила очки на глаза. Заход одного солнца ничего не исправил: жара стояла невыносимая, и если бы не щекочущие пробежки бриза по телу, я бы рванула купаться. Облизывать верхнюю губу и хлестать сладкую, ни разу не освежающую дрянь мне надоело. А вот с Карпцовой для разрядки нервов стоило потрепаться.
— Не знаю. Мне до эстетики этих граждан никакого дела нет. Вот первый пол у них самый неприятный в боевом смысле. Сплошь энергетики и отменные стрелки.
— Ну, логично, — сказала докторша. — Защита плода, потомства… Такой боец должен быть эффективен. С их-то родной планетой.
— Лучше бы семьи нормальные сооружали, ага.
Мария согласно угукнула, повозилась на своем шезлонге.
— Слушай, а мы вот бодро их обсуждаем… Как они вообще относятся к таким вещам?
— Да нормально. Чтоб ты знала, техническую разницу наших с тобой, гм, молочных желез они обсудили еще до пляжа.
Карпцова замолчала: во-первых, осмысливала, во-вторых, дулась. Осмысливать, правда, тут особо было нечего, если ты хоть чуток знаком с баронианскими обычаями. Им плевать на прелести человеческих женщин, но в вопросах морфологии тела они прямо-таки двинутые. А вот обижаться икающей гражданке стоило разве что на природу, потому как в купальниках мы с ней сразу разошлись по весовым категориям А-класса и С-класса. И я от скуки уже трижды ей на это намекнула.
— Как там Валкиин? — наконец подала голос Мария.
— Откуда я знаю? Судя по времени, должен как раз выходить на финишную стадию переговоров.
— Я не в том смысле. Вы с ним за последнее время здорово сблизились.
Я зевнула и повернула голову. Мария с деланным безразличием изучала сквозь зонтик небо. Среди туч радугой плелся атмосферный серфер — огромная красивая тварь, и не скажешь сразу, что он всего лишь воздушным планктоном отъедается.
— О, ну у нас с ним все круто, — сказала я. — И что ж ты хочешь знать о нас?
И Мария спросила. Я моргнула. Потом еще раз.
— Так. Это, отодвинь свой шезлонг подальше от меня, извращенка. И если что, я тебя не знаю.
Карпцова хихикнула и бодрым глотком отхлебнула напитка.
Я старательно изобразила румянец, что при жаре было совсем не сложно, и попыталась представить нас со стороны. Все выглядело просто здорово: две отвязные барышни, спутницы капитана, вовсю пользуются гостеприимством лорда Яуллиса, пока на вилле идут переговоры. Пляж, море, напитки, болтовня. Но кто-то из нас должен быть телохранителем, а значит, в случае чего, — первой мишенью.
Радует одно: баронианцы, хоть и стараются, плохо понимают людей. Тем более типажи у нас с Марией были противоречивые. Я — высокая, с подозрительной для девчонки мускулатурой, свечусь на сканерах как носитель имплантатов — явно куда менее безобидных, чем простой витаконтроллер. Мария — щупленькая, вся такая мальчиковая, тоже куча разной дряни по уголкам тела. С другой стороны, обе ведем себя как стервы и дуры, ничем не интересуемся, хлещем дармовое угощение и жаримся на пляже. Конечно, я вряд ли кого-то обманула своим: «Упс, заблудилась, а где здесь к морю?» — и секьюрити поняли, что я изучала схему безопасности поместья. Да и медицинский скафандр доктора Карпцовой подозрительно напоминает боевой.
В идеале было бы шлепнуть нас обеих в начале заварушки, но баронианцы именно потому и слывут отличными вояками, что сначала думают, потом расставляют приоритеты и только затем что-то предпринимают. Хороший стратег при территориальном преимуществе выбьет вражеского ферзя, а там и свои условия, глядишь, без драки можно навязать. А учитывая, что хозяин — известный интеллектуал, я не сомневалась, что сейчас охрана напряженно анализирует каждое наше слово.
И продержаться нам осталось всего семь минут.
— Ну что, переодеваться? — предложила Мария.
«Молодец, докторша. По часам».
— Ага. Хватит, а то сгорим.
— Мы уходим! — помахала Мария пляжному смотрителю, и пегий кошак слегка поклонился.
Я неторопливо встала, закинула полотенце на плечо и поплелась к раздевалке. Белое стрельчатое здание подплывало в мареве дрожащего воздуха. Вне зонтика на мир опускалась открытая духовка, она прогревала все и вся, и, черт, как же мне сейчас не хотелось драться. Бисеринки пота щекотно покалывали по всему телу. Я с кислым оптимизмом уповала на душ.
«Если кэп еще не начал игру, то помыться дадут. Ты не торопись, заика, хорошо?»
В раздевалке было прохладнее, и я метнулась к открытому душу. Надеюсь, моя скорость выглядела как «надоела жара», потому что удовлетворенно стонать я даже для виду не хочу. Мария возилась с нашими полотенцами.
— А я…
— Обойдешься. Надевай скафандр, — буркнула я из-под струй, кажущихся ледяными. — У тебя там хотя бы гель.
Мария спорить, по счастью, не стала и оперативно распрямила остов своей медицинской сбруи, защелкивая на себе всякие браслеты, зажимы, суставные кольца. Я неспешно выбралась из-под душа и занялась переодеванием. Снять купальник — натянуть белье. Штаны. Высокие ботинки — небо, благослови изобретателей автошнуровки.
В голове бился таймер, и когда я потянулась за блузо-курткой, там еще оставались циферки.
А вот у охраны — нет.
— Не двигаться.
Одна кошка запрыгнула в окно, другая проскочила в дверь.
Длинноствольные «талдамы» — скверная штука как для пистолета. А что еще хуже — не обращая почти никакого внимания на Марию, чертовы гладкошерстные встали слева и справа от меня.
— Снимите скафандр, м’сэра, — распорядился тот, что слева, глядя на Марию. — Пока вашему компаньону не стало худо.
«А вы все-таки изучаете людей».
Баронианцы слишком индивидуалистичны, чтобы отреагировать на угрозы ближнему или ближним — в любом количестве и любой степени ценности. Именно по этой причине у них нет терроризма.
У охраны сейчас территориальное преимущество, огневое преимущество, психологическое преимущество. Но из всех мест, где нас могли перехватить, я больше всего надеялась на раздевалку — просто потому, что здесь они вынуждены стоять очень близко ко мне.
«“Талдам-65”, ударный пистолет. Триста двенадцать миллиметров длины, ракетный патрон “марк шесть”. Снаряженный вес — два четыреста двадцать. Центр тяжести…»
Я взмахнула руками, ударяя по вытянутым ко мне стволам.
Двойной выстрел в стены — кошаки успели синхронно вжать спуск, прежде чем касательные шлепки лишили их оружия. Пистолеты развернуло в воздухе, а я уже знала, что все удалось, знала, где должны быть мои ладони, как согнуть пальцы, где кнопки шокового режима… Говорят, что в стрессовой ситуации человек не умеет четко и осмысленно размышлять. Не умеет? Вот вам.
Мария в безопасности. Мы четко договорились: она сначала оперативно падает на пол, а потом принимает прочие решения.
И я проверила, так ли это.
Триггер шокового режима распаян — за его счет увеличили магазин.
«Зря вы так. Зря вы так со мной».
И я успела спустить курки обоих стволов, прежде чем охрана хотя бы двинулась в стороны.
В раздевалке стояла пыль взорванной первыми выстрелами штукатурки, с пола вскакивала Мария, а я, низко пригнувшись, пошла к двери. Секьюрити можно не проверять: хоть они и баронианцы, но мозги у них там же, где и у нас.
— Мария, готово?
Я проверила дверь и оглянулась. Карпцова торопливо совмещала какие-то капсулы, помогая себе обоими заплечными манипуляторами. Губы докторши шевелились. Собрать из невинных компонентов боевой стимулятор — это вам не просто так.
Вот если бы у нас еще время было…
Из-за поворота аллеи выдвинулась тяжелая фигура — шипастый профиль, высоко вынесенные плечи, в которых почти терялся многогранник шлема. Турболазер в одной руке и виброклинок — в другой. И, похоже, я высунулась слишком далеко, потому что от закованного в экзоскелет кота ко мне понеслась линза спрессованного воздуха.
Я откатилась и, приземлившись, обнаружила, что дверного проема больше нет, парит сверкающая крошка, слепит свет полуденной Зарры, и в ушах звенит, и глупо умирать вот так — с двумя пистолетами и лифчиком напоказ.
— Мария!.. — крикнула я сквозь звон.
Вместо ответа мне в плечо вошла игла.
Морозная волна еще только начала продираться по телу, а мне уже пора на выход, к повторению моего давешнего подвига — к боевому энергетику в лучшей баронианской броне.
— Держи.
Я отправила докторше один пистолет, второй перехватила поудобнее.
«Ну, Дональд, я надеюсь, ты там выжил. И, если что, выживи, пожалуйста, еще минут так примерно десять».
* * *
— Алекса…
Я выныривала будто бы из нефти — черной, вязкой и густой, она набивалась в рот, и дыхание стремительно заканчивалось, аж вылезали глаза — от нехватки воздуха, от непроглядной черноты, от страха быть слепой, просто от страха.
Греби-греби-греби-греби-гре…
— Алекса?!
Сверху было полуденное небо, и я сейчас же ослепла.
— Алекса, ну очнись ты, а?!
Открыть глаза получилось не сразу, но зато я увидела Марию. Согнувшись за полуразбитой клумбой, она одной рукой трясла меня, а в другой держала дымящийся «талдам».
Из-за клумбы лениво постреливали, и означало это одно: нас прижали, а тем временем кто-то заходит с фланга. Я собралась, по возможности отключила нервы: шокированные маяки укоризненно молчали. Но рядом валялось покореженное тело в останках экзоскелета, а у меня на месте все конечности, видят оба глаза, и даже нет особых ожогов.
Жить буду, и особенно долго проживу, если обнаружу, откуда к нам сейчас подберутся.
Базальтовые парапеты, покосившаяся раздевалка неподалеку, истерзанный ударными патронами кустарник. Я прищурилась: листик, веточка, просвет. Листик, листик — прорва листиков, и колышет их лишь ветром, срывает только выстрелами.
Просвет.
Еще просвет.
И ствол, неслышно раздвинувший кусты.
Я дернулась за виброклинком и поймала первый выстрел на него. А до того, как прозвучал второй, мерцающее лезвие уже торчало из груди стрелка.