Дверь блока неслышно скользнула в стену, и первое, что я увидела, была спина Дональда.
Парень держал в руке пистолет, нацелив оружие на кого-то в глубине медицинского отсека.
— …она же сама, — дрогнул голос Марии.
— Верни Рею. Быстро.
Страшноватый голос. Таким голосом приказывают вынуть самому себе сердце. Марию я видела частично — лишь взъерошенный хохолок ее волос. А еще в помещении было жарко, и что-то мощно светилось слева.
Я шагнула вперед и вывернула руку капитану.
«Дерьмо у тебя реакция, Донни», — подумала я, отнимая у него пистолет. Чертов фрегат как-то извращенно исполнил мои желания: в гробу я видала такие обнимашки с обормотом — чтобы правую руку фиксировать на отлете, а два пальца своей левой ему под челюсть.
— П-пусти!..
Ага, уже сейчас. Сначала разберемся.
— Какого…
И тут я увидела. На медицинском ложементе все кольца с киберами сдвинули в сторону, и от лежака шел свет, а его источником была едва видимая в этом сиянии беловолосая девушка.
«Не сходится. Лиминаль, свет и… Жар?»
Еще я уловила электромагнитные колебания, как если бы сердце Реи билось в радиочастотном диапазоне. Еще я рассмотрела сжавшуюся у ложемента Марию, которая, не моргая, повторяла:
— Она сама… Сама…
Дональд дернулся, пытаясь высвободиться, и мне пришлось его усадить.
— Что происходит?
— Карпцова проводит опыты над Реей, — зло сказал Дональд, безбожно сипя и пропуская часть звуков: видимо, я перестаралась с горлом.
— Неправда! — Мария аж вскочила. — Рея сама попросила, чтобы…
— Чтобы ты ее убила?! — рявкнул Дональд.
— Нет!
Я смотрела на этот цирк, и, видимо, только мне казалось, что спор на пустом месте.
— А почему бы не спросить саму Лиминаль?
— Нет, — быстро сказала Мария. — Нельзя!
— Верни ее!
— ОБА ЗАТКНУЛИСЬ!!
Дональд втянул голову в плечи, Марию, кажется, отбросило назад, но мне было глубоко наплевать: это наконец вырвалось наружу мое настроение. Попутно оно надорвало мне голосовые связки.
— Ты, — произнесла я, морщась от боли в сорванном горле, и указала на Марию. — Быстро объясняешь, что происходит. Ты, соответственно, не рыпаешься.
— Но Рея…
Я ухватила Дональда за ухо и вздернула его, указывая свободной рукой на кардиомонитор:
— Вот это видел? Она пока жива.
Дональд всхрапнул и напрягся.
— Ей же нельзя греться!
— А вот это нам сейчас расскажут, — сказала я, настойчиво глядя в глаза Марии.
«И только попробуй соврать, сука, — я взамен пистолета дам идиоту вибронож. Так будет больнее».
— Она… Ну, Рея попросила сделать так, чтобы ее температура была выше.
— Н-насколько выше? — быстро спросил Дональд.
Карпцова помолчала, и, похоже, только для обормота ответ был неочевиден.
— До двадцати градусов. Желательно — до нормальной температуры тела.
Дональд сложно выругался — я от него такого еще не слышала. Сидящий на полу капитан прямо-таки излучал ненависть и непонимание.
— Что ты вообще знаешь о холоде Лиминали? — неожиданно резко спросила Мария.
Я поморщилась: это был неудачный момент, чтобы внезапно прийти в себя. Да и тон что-то не по делу.
— Ты будешь рассказывать или выделываться?
Доктор Карпцова невпопад кивнула, и тут почти одновременно раздалось два звука: один из рубки, другой из кардиомонитора Реи. И если первый вполне оптимистично свиристел о выходе на заданные координаты, то второй — о том, что «мы ее теряем».
Дональд бросился было к Рее, но его опередила Мария. Она принялась срывать провода, оплетавшие светящегося гвардейца, хотя выглядело это премерзко: будто выдергивала из безвольного тела вымотанные жилы. Сходство усиливалось тем, что Лиминаль вздрагивала при каждом рывке. Меркло сияние, оглушительно ныл кардиомонитор — столько тысяч лет прошло, а прямая линия все провожает на тот свет людей — что юберменшей, что унтерменшей.
С ума сойти, думала я. Что ж там качает это умирающее сердце? Сыпучие кристаллы льда?
«Бип, — сказал кардиомонитор. —Бип. Бип. Бип».
Рука Дональда, которую я, оказывается, сжала, безвольно обмякла.
Словом, в этом мире опять на одну Лиминаль стало больше.
— Рея.
Девушка открыла глаза и посмотрела на стоящего над ней Дональда. Ее лицо неуловимо изменилось, и я увидела улыбку. Милое зрелище — улыбающееся оружие. Милое — и жалкое.
Рея посмотрела на датчики над своей головой, и улыбка пропала. Вряд ли ее волновал пульс, а вот на термомониторе обнаружился круглый ноль. Потом цифра моргнула и сменилась — на «–1».
— Жаль, — только и сказала последняя из Лиминалей, отворачиваясь к стене блока.
«Минус два… Минус пять», — отозвался термометр.
— Рея, идем, — сказал Дональд и, протянув руки, поднял ее с лежака. — Идем.
Честно сказать, я не запомнила, о чем думала, пока странная пара не поравнялась со мной. На какое-то мгновение Лиминаль, прильнувшая к руке своего Донни, встретилась взглядом со мной, и я увидела на бледном лице то, что смогла осознать только несколько мгновений спустя.
Триумф. Чистый, тихий, неподдельный и умиротворенный.
— Кошмар, — произнесла я вслух, глядя на закрывшуюся дверь. — Да она совсем ребенок!
— Ну, ребенок не ребенок, но тебя она сделала.
Я повернулась к не в меру наблюдательной докторше.
— Это еще почему?
— Ну… Он вышел с ней на руках, не с тобой.
— Ой, слушай, иди вон, а?!
Мария вздохнула и подошла к рабочему столу. Щелкнул ящик, и на столешнице появились два тонких высоких стакана и бутылка с невинного вида розоватой гадостью.
— Мы там вообще-то на позицию выходим, — сказала я, тыча большим пальцем себе за спину. — Так что пьянствуй в одиночестве.
— Ну, ты же не Дональд. Может, тебе будет интересно насчет Лиминали?
Я мысленно сопоставила рубку и пьянку и подхватила оба стакана.
— Пошли.
— Куда?
— Совмещать.
Мария задумалась, а потом восхищенно заулыбалась:
— На вахте пить?
— Отберешь у меня лицензию, — подсказала я.
Как-то довелось мне управлять кораблем под дозой «хлорки», которую приняла для соблюдения конспирации. Кайф плюс синхронизация — это, конечно, нечто.
В рубке было тихо. Фрегат висел в восемнадцати мегаметрах от TY14 и почти вышел на координаты завтрашней баталии. Я наметила приятный астероидный пояс, где будет весьма недурственно засесть. Если кто-нибудь из противников решит рядом укрыться — буду еще счастливее. Дроны отлично пойдут и для прикрытия, и для атаки в таких условиях.
— Наливай, — распорядилась я, выдвигая консоль.
Пока Карпцова там булькала, я вышвырнула из головы посторонний мусор и занялась расчетами. В бархатистом мраке светилась туманность, сожравшая половину соседней звездной системы. Светились координатные раскладки, светились точки шахтерских маяков среди месива астероидов, и мне здесь нравилось: уютно, сухо, тихо.
— Держи.
Я приняла стакан и, не глядя, отхлебнула. В горле что-то сделало «ты-дыщ», и, проглотив, судя по ощущениям, маллийского ежа, я обернулась:
— Что за verfickte Scheisse?!
— Макто, самый настоящий.
Похоже, на покойном Паракаисе мы загрузились не только нужными вещами.
— Хах, — только и сказала я.
Тишина — рабочая тишина боевой рубки. В плохих рубках орут, в умирающих рубках воют негодующие сирены, в рубке пришвартованного корабля звучат переговоры. Тихо, только если кипит работа.
Ну и в рубке уничтоженного корабля тоже тишина, ага.
— Холод — это как подсказка для ее уничтоженного организма, — сказала Мария. — Понимаешь, Лиминаль — очень хрупкое существо.
На экран как раз вышли непонятные данные по перегрузкам в расчетных маневрах, и мне это ужас как не нравилось. По панелям плыли цифры, а Мария бубнила за спиной, вырисовывая грустную и страшно поучительную историю о том, как человек в очередной раз создал не пойми что. О том, как эти самые Лиминали болели странными болезнями, как они выжигали целые комплексы, мечась от страшных головных болей.
О том, что холод — это всего лишь стимул поддерживать себя.
Мария напивалась, я сама уже плыла, но сенсорную панель видела четко, да и мозги пока работали. В воображении плыли картинки с беловолосыми девочками, которым нельзя дать витаминку, которым нельзя в кино и даже парня поцеловать нельзя.
— Эта пленка… Х-ик. Холод — как пленка. Около пяти ангстрем — вокруг всего тела, искусс… ик … твенная оболочка. Понимаешь, после ра-радиации…
Да все я понимала. И даже верила — и в то, что рядом с Лиминалью изменяется напряженность реальности, и в то, что в изнанке надо делать поправки на присутствие Лиминали на борту. Не люблю физику, пьяна, потому и верю. Мария даже как-то объяснила, почему Рея может пить жидкости без антифриза. Объяснила — но я не запомнила, конечно.
— Они т-только в бою способны. И то. Не все! Рея вот даже в бою холодновата.
Борткомпьютер сдался и посчитал все так, как мне хотелось. Теперь можно и выпить по-людски. Корабль сжевал новую информацию, и на обзорные экраны, стряхнув цифры, снова вернулся космос.
— Да, а ты молодец, держишься, — вдруг сказала Мария, пьяно помахивая стаканом. Как она его не уронила — не представляю.
— Держусь, — согласилась я. — Я всегда держусь.
— И всегда за себя, — сказала порозовевшая докторша. — Пальчики послюнявила — и вперед, держаться.
— Но-но, — я потерла теплые щеки, хихикнула. — Давай без вот этого вот.
— Давай, — сказала Мария, подливая в полупустые стаканы. — Но она тебя сделала.
— Не страшно. Пока что.
— И еще она круче!
— Бесишь. Я вынесла двух баронианцев в экзоскелетах.
— С баронианцем ты сжульни-ик-чала.
Я отобрала у нее бутылку и налила себе выпивки.
— Раз жульничество ведет к победе — я за. Проигрывать и дохнуть в бою — это глупо и нечестно. Придумаю как — и с этим обормотом сжульничаю.