— Я принимаю предложение. Аванс на счет.
По экрану побежали буквы. <Сделано. Половина суммы. Можете проверить.>
Я кивнула себе. Ну что вы, мингхарди, вы ведь не лжете, вы просто умело недоговариваете. Я нажала отбой — и Яуллиса, и так и не принятого вызова от алмехцев. Все будет хорошо, сказала я себе, как можно осторожнее укладываясь на ложемент. Ты ведь даже не подумала о том, что можно связаться и начать их как-то там разубеждать, предупреждать.
Ты умнеешь, Алекса.
— Порт синхронизации.
Я смотрела на падающий сверху цифровой канал и думала. Хорошо, что я не знаю, как повторить режим продвинутой тактики. Ведь тогда бы я все забыла: и что меня использовали, и что придурки, которых надо было прикрывать, теперь мои мишени.
Оказавшись среди звезд, я осмотрелась. Здесь было так хорошо и уютно, но даже здесь я не могла убедить себя, что шесть уничтоженных бригов — это одно, а те, которых я предаю сейчас, — другое.
«Гори», — приказала я животу. Живые точки судов моргнули и стали чуточку ближе. Взмах руки — и вокруг меня загораются мерцающие щиты.
«Пятьдесят миллиардов. Надеюсь, тебе понравятся новые кошмары, Алекса».
Глава пятнадцатая
Из рубки я вышла пошатываясь. Коридор натуральнейшим образом плыл перед глазами, и глазам было нехорошо. Глаза принуждали мозг верить, что у нас что-то не то с гравитацией. А в голове и без того ревел бой — бойня, там еще полыхали срываемые чужие щиты, там кипели испаряемые обломки, там была я, в самой гуще нерасторопных врагов.
«О, делегация встречающих», — подумала я.
«И даже Лиминаль зачем-то разбудили», — подумала я.
Пришлось останавливаться, хватаясь за стену. Я вытерла лоб рукавом и приветливо улыбнулась Дональду («Где ж ты был, когда был так нужен?»), Марии («Я в норме, убери шприц, дура»), какому-то красноглазому выродку — в смысле, обоим выродкам сразу.
— О, а что это вы все здесь? — поинтересовалась я, облокачиваясь на стену.
Черт, а хорошо-то как. Впервые ощущаю, что «Телесфор» прохладный.
— Алекса, что случилось?
Я смотрю на маленькую толпу экипажа, дрожу на прицеле напряженных взглядов, и что-то вроде надо сказать, а слов — их ого как много.
И, кстати, кто вопрос-то задал?
— Да там проблемы возникли, — сказала я, с интересом следя за собственным широким жестом. Изящным таким. — Пришлось повозиться.
— На нас кто-то еще напал?
О, да. На нас. И именно кто-то еще. На нас напали целых пятьдесят миллиардов — жесточайшее нападение, ага.
— Алекса, что с т-тобой?
А вот этого я не знаю. Я подошла ближе, отлипнув от стены — хорошей прохладной стены, стояла бы у нее и стояла.
— Да ничего, Дональд. Надо перезарядить все электромагнитные ФЛАКи и выпить за павших дронов.
Мне так было жаль этих самоотверженных идиотов, которые сгорели — все и без следа. Последний дрон влетел в битву уже без прямого приказа, получил повреждения двигателей и, прорвавшись к щитам тактического корвета, выжег всю защиту правого борта. «Пока этот малыш кидался на врага, вы тут, суки, держали пальцы и дрожали».
И я в самом деле хочу выпить.
— Я, ребята, в полном порядке. В полнейшем. Вы вот о себе подумайте. Ну на что вам тратить лишние пятьдесят миллиардов?
Я осмотрела их непонимающие лица и улыбнулась: а ведь и правда — не знают.
— Ну, Дональд все потратит на Лиминаль, я знаю. За этой девочкой очень дорого ухлестывать, и главное — результата ни хрена нет.
В голове больно свистнуло что-то.
«Черт. Остановите меня».
— Вы бы уж постарались, — укоризненно сказала я, оправляя на Донни, малыше Донни широкий ворот потрепанного комбинезона. — Хоть бы придумали бизнес-план, пока я там надрывалась.
«Остановите!!»
Это кричала маленькая рыжая девочка. У нее была крохотная утлая шлюпка — Алекса, ты точно не занималась греблей? — и много шумной воды вокруг.
— Алекса, о чем ты…
— Доктор Карпцова… Мы зачем тебя достали с Х67? Чтобы ты тут бухала и жрала корабельные медикаменты? А ну-ка быстро вылечи Рею!
Свист в мозгах не утихал. Над морем маленькой Алексы бушевал шторм, и ее голос терялся в воющем звоне ветра, а кораблик навсегда уходил в тугие удары волн. Но я все еще слышала ее — маленького рыжика, застывшего в ложбине между вспененными великанами.
«Остановите меня, пожалуйста!»
— Вы все никто без меня. Набор рефлексий — ничего не делаете, только сопли жуете, и хорошо одно: вы хотя бы все не можете быть сча…
Краем глаза я заметила движение, но осмысливать его пришлось по пути к полу.
Лиминаль одним смазанным шагом приблизилась ко мне, и что-то тяжеленное, почти отрывающее голову, прилетело мне в щеку. Это что-то было обжигающе-холодным.
Потом был удар затылком о пол. И одновременно я еще и в стену врезалась.
* * *
Я очнулась от холода. Стол в медотсеке, казалось, прожигал меня насквозь, и заднице было так скверно, что вряд ли я смогла бы сделать хоть шаг.
«Это для начала встать надо».
Зевать хотелось — аж в глотке все сжималось, вдобавок во рту стоял неприятный привкус, и слегка мутило. По ощущениям меня изрядно накачали, и мне не нравилось, что я толком не могла сказать, чем. В воспоминаниях был истеричный бред около рубки, потом — ледяная пустота.
«О черт, Лиминаль дала мне пощечину».
Я прикоснулась к щеке и нащупала там большой кусок накрепко схватившегося ДС-геля. Вспомнив обстоятельства полета, я на пробу напрягла шею. Результаты оказались звеняще болезненными. Итого: обморожение, полуоторванная голова — Рее определенно стоит попрактиковаться в оплеухах, но, желательно, как можно дальше от меня.
«А вот нехрен бред нести всякий».
Подробности моего потока бессознательного вспоминались неуверенно, память словно бы деликатничала, берегла мое самолюбие, и я пока это дело отставила. Куда занятнее было другое: что вообще со мной произошло, почему я сорвалась.
Расстрел не был расстрелом, это вам не тот грузовой неф с В4К, где даже оружия не нашлось. Бойня получилась так себе, без особого преимущества. Я вспомнила, как на мгновение ушла в изнанку, заставляя два вражеских корабля расстрелять друг друга, и зажмурилась, скрипя зубами: да, это не была бойня. Ну что вы, что вы. Это как если бы ты, коза рыжая, взяла «нигилист» и принялась им махать в юниорской секции по энергетическому фехтованию.
«Это не бойня. Противник не бывает слабым или сильным. Противник бывает быстро убегающим или принимающим бой».
В потолке медотсека пульсировал осветитель. Кольца с медицинскими киберами помаргивали сигналами самопроверок — они скучали, эти киберы, и скучали маячки в моем теле, оглушенные ударными дозами лекарств. Витаконтроллер был тих: он искренне считал меня живой и здоровой.
Лежи, Алекса. Просто лежи, ничего с тобой не станется, ну померзнешь чуть-чуть. Но понять себя надо, потому что стоит тебе встать — и все начнется сначала: еще один бой, еще одна пробежка по изнанке, снова вылезет чертов кот со своими поправками к контракту.
Я заложила руки за голову. Слушай, рыжая, а может, вот оно? Тебя сорвало, потому что тебя, образно выражаясь, развели? Кот прижал, поставил тебя в безвыходное положение — и ты сама себя выдавила в истерику. Мыслям было хорошо в бассейне из обезболивающего. Они там резвились, не ограниченные рамками здравого смысла.
«Ты просто сходишь с ума — вот и весь ответ».
Ответ… Это не ответ, это дешевая подделка под него.
Ты сядешь на пилотский ложемент, потом медленно прогнешься назад, ложась, отдавая ему свою спину, и перед тобой снова окажется космос, который ты любишь так, что даже ненавидишь. Ты больна им до такой степени, что попросту без него не можешь, и тебе было ослепительно хорошо в этом проклятом замкнутом круге, пока не оказалось, что тебе на самом деле плохо, что галактика жестока, а рядом с тобой — будто бы черная дыра, в которой пропадает все. И ты сама — еще вне горизонта событий, а вот все, кто рядом, — уже там.
Дверь в медотсек открылась, и к лежаку подошел обормот.
Когда же ты исчезнешь, а?
— П-привет.
Пульсирующее свечение мешало толком рассмотреть лицо Дональда, я видела только кончик острого подбородка, который смешно шевелился, пока обормот говорил. «Он еще и побрился».
Вслед за этим тонким замечанием пришел вопрос: «А сколько же времени прошло?»
— Дональд…
— Двое суток, — обормот помолчал. — Я п-посмотрел логи событий.
А, вон откуда такой тон. Ну что ж, мой капитан, ты уж извини. Если ты видел все логи, то ты меня понимаешь.
— Зачем? — спросил он, и мне стало зябко от этого тона.
— Что — зачем?
— Они же убегали, Алекса. Они слали в эфир сигналы пощады!
«ЧТО?!»
Я обмирала от боли возле сердца, не в силах возразить.
— Ты забыла? Ты сбила тактический корвет, потом — фрегат. Остальные бросились убегать, а ты…
Голос уплывал в никуда, в ватную глухоту, и там бился тяжелый пульс, и возражать мне не хотелось. Я видела все — и тройной маневр, когда они попытались загнать меня в ловушку, и как слепили мой градар мультипликаторами, и как расстреливали в упор, не понимая, что я уклонюсь…
А еще у меня всегда было отличное тактическое воображение, я могла придумать любой бой в таких подробностях, что даже фильм смотреть не надо и расчеты можно не проводить: все будет в точности так, как мне привиделось.
Привиделось.
Черт.
— Но, Дональд…
— Алекса, з-зачем?
Это «зачем» взрывало мне мозг. Меня рвало на куски от всех «я не знаю», «мне плохо», «я не помню», «спаси меня». И на всех весах мира один короткий вопрос обормота был куда тяжелее, чем все мои мысленные выкрики.
Придется о деньгах. Придется быть меркантильной сукой.
— Ты переговоры с Яуллисом читал?
Дональд слегка склонил голову, по-прежнему размытую ярким светом.