Может, я пока ничего не соображала в любви, но мне казалось, что всегда можно успеть схватить ее за горло, вырвать из сердца, пока не пустила корни. Главное – это не растеряться в тот краткий миг, пока еще остаются силы справиться с собой… Потом будет поздно. Любовь победит, как неизлечимая болезнь. И каждый день будет начинаться с нестерпимого желания снова уснуть, лишь бы выбраться из тягучего потока будней, лишенных главного. Единственного, что тебе нужно. Кто нужен…
Артуру подобные мысли и в голову не приходят. Он погружен в расследование, тем спасается от тоски по маме. Но его болезнь другого рода, она лечится воспоминаниями, которые он может перебирать как четки, возвращая себе душевный покой. Счастливая любовь, даже если она осталась позади, но не омрачена предательством, врачует душу годами. И Артур будет жить ею до того самого дня, когда они снова встретятся… Ведь встретятся же?
Говорят, надо ценить посланную тебе любовь, какой бы она ни была, даже безответной. Упиваться ярким фейерверком эмоций, которыми исходит душа… О чем вы, люди? Может, вы никогда не любили, не имея ни малейшей надежды на взаимность?
Со мной такое случилось еще раз в девятом классе. И я чуть не задохнулась под гнетом тоски, которая давила на меня безжалостно, не давая ни секунды облегчения. Каждая минута в школе стала адом, куда я должна была отправляться добровольно. И я гнала себя на пытку изо дня в день, изо дня в день…
Он так и не заметил меня. Ничем не обидел! Просто не заметил. Мое счастье, что он учился в одиннадцатом, и в конце мая я увидела его в последний раз.
В мае ломается жизнь. Маму тоже убили в мае…
Он передумал на ходу: сначала решил заглянуть не к Светлане, а повидать физиотерапевта Петра Николаевича Малявина, который так удачно всякий раз находился рядом, когда его коллеге требовалось алиби.
Кабинет физиотерапии как раз оказался по соседству, и Логов первым делом проверил взглядом – нет ли смежной двери? Вдруг эти двое и впрямь частенько бегают друг к другу? Это еще ни о чем не говорит, никто не запрещает профессиональное общение! Но может стать и основанием для мыслей об адюльтере, меняющем всю картину.
Эти подозрения рассеялись, как только Артур увидел Малявина: «Не… Таким заменить Пашку?!»
Была во всем облике физиотерапевта некая суетливость. И хоть никаких усов Петр Николаевич не носил, Логов никак не мог отделаться от сравнения с тараканом. Может, из-за медного цвета волос, падавших на правый глаз жидкой «гитлеровской» челкой. Отяжелевшее от возраста лицо, обвисшее унылыми брылями, с трудом сочеталось с лихорадочной поспешностью движений, часто ненужных: доктор постоянно перекладывал какие-то папки на столе, подравнивал стопочку бланков, хватал то ручку, то карандаш, вертел в худых длинных пальцах и снова отправлял в пластиковый стакан с символикой Евпатории.
Как многие рыжие, Малявин отличался светлокожестью, что было странно для местного, хотя Вика это оправдывала:
– Нам-то загорать некогда, мы ж не курортники!
В общем, даже одна мысль о том, что Пашкина жена находила утешение с таким существом, была неприятна Артуру. С другой стороны, что ей оставалось, раз мужа утянуло в воронку по имени Роксана? Слегка коробило сходство: Пашкина любовница тоже была рыжей, и кожа ее почти не загорела за время отдыха в Крыму. Это вынуждало думать, будто Светлана искала для подсознательного отмщения похожий типаж… Нашла некое убогое подобие, но с горя и не в такой омут кинешься.
И все же Логов надеялся, что Малявин рассеет его подозрения.
Нервозность доктора осыпала их крючками вопросов:
– А почему вы спрашиваете? В чем вообще дело? Вы в чем-то подозреваете Светлану Георгиевну? Я не понимаю, почему мы разговариваем за ее спиной?
Терпеливо выждав, пока поток иссякнет, Артур дружелюбно предложил:
– А хотите, я официально вызову вас? Если такая беседа вызывает у вас отторжение… Может, в комнате для допросов вам будет уютнее?
Карандаш выскользнул из пальцев… Малявин придавил его к столу, точно тот собирался укатиться. В водянистых голубых глазах мелькнул неподдельный ужас: «За что?!» Артур смотрел на него, улыбаясь почти с нежностью, а Сашка, сидевшая сбоку от них на кушетке, прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
– Я не понимаю… Чего вы хотите? Я же все уже сказал вашему коллеге.
Логов слегка подался вперед, снизу поймал его взгляд:
– Все? Вы уверены?
Доктор тяжело засопел:
– Я знаю, что вы сейчас делаете… Как это у вас называется? Берете на понт.
Обиженно выпятив губы, Логов покачал головой:
– Это не у нас, это у вас – преступников – такой жаргон!
– Я вам не преступник! – взвился Малявин. – Я ничего противоправного не совершал.
– А лжесвидетельство? Это уголовно наказуемо.
– Но я… Я…
Артур заботливо покачал головой:
– Спокойнее, Петр Николаевич. Знаете, почему вы так нервничаете? Потому что врете. Правду говорить легко и приятно. Вы же читали?
Скользкий карандаш так и норовил снова выпасть из пальцев:
– Что? О чем вы?
– Булгакова.
– Что вы от меня хотите?! – на лице Малявина застыло умоляющее бульдожье выражение, и Логов едва удержался, чтобы не погладить его по голове.
«А не слышны ли наши голоса за стеной?» – поднявшись, он постучал по противоположной Светланиному кабинету стене. На звук она была кирпичной, да и санаторий построили в пятидесятых, когда дома сооружали на совесть. Вряд ли Светлана могла подслушать…
И Петр Николаевич разгадал манипуляции Логова: скомканное страхом лицо слегка разгладилось. По комнате, как облачко освежителя, распространилось облегчение: «Она не узнает».
Вернувшись к столу, Артур посмотрел на него уже серьезно:
– Слушаю вас.
– Я сказал правду по поводу того… первого дня…
– Второго июля, – уточнил Логов.
– Ну да. Светлана Георгиевна действительно помогала мне с документами.
«В то время, когда убили Пашку… Значит, не она?» – Артур едва не заскрипел зубами: от себя он не скрывал, что был бы только рад, если б Светлана оказалась единственной виновной в этом деле.
– А с одиннадцатым числом что?
Взгляд Малявина метнулся в сторону:
– Она попросила… Сказала, что вы хотите все свалить на нее. Мол, настоящие убийцы – ваши друзья, их вы не тронете. А ее сделаете козлом отпущения. Это ведь несправедливо!
– Еще как, – согласился Артур. – Только я никогда так не поступаю. Верите вы или нет, но я честный коп. И я посажу именно того, кто виновен.
«Рано обрадовался», – добавил он уже про себя, заметив, как просветлело лицо физиотерапевта. И осторожно предположил:
– То есть вы решили выручить коллегу, создав ей алиби… Петр Николаевич, вы влюблены в Светлану?
Тот слегка шарахнулся, и черты его снова окаменели:
– А? Нет! Что вы… Ничего подобного, я женат.
– Ну, это не аргумент…
– Но мы действительно… никогда!
– Вот сейчас я вам верю, – кивнул Артур. – Что же позволяет Светлане Георгиевне держать вас за… горло? Вы ведь не можете ей отказать, правда? Почему? Она знает какую-то вашу тайну?
По бледной коже расползлись пунцовые пятна, тонкие губы задрожали:
– Не тайна… Просто недоразумение.
Логов смотрел на него так доброжелательно – невозможно отказать такому человеку. И Петр Николаевич пробормотал:
– Это связано с медицинскими страховками…
– Не бойтесь, за это я вас не прижму. Меня интересует только убийство. Вы проворачивали какие-то махинации, а Светлана обо все догадалась?
– Сын женился, им срочно нужен был первый взнос на ипотеку, – пробормотал Малявин. – Сами знаете, какая у нас зарплата.
Пропустив это мимо ушей, как и обещал, Артур проговорил:
– Значит, в день убийства свекрови и свидетельницы Светланы на работе не было…
– Двоих?! – ужаснулся доктор и перешел на сиплый шепот: – Светлана расправилась сразу с двоими?!
– Я этого не говорил, – остановил его Артур. – Я только заметил, что такая возможность у нее была. Как и у некоторых других заинтересованных лиц.
Продолжая говорить, он подошел к окну: парковка отсюда была не видна. Малявин не мог ни подтвердить, ни опровергнуть: уехала ли Светлана в тот день на такси или находилась на территории санатория. За стеклом лениво покачивала длинным веером лохматая пальма, равнодушная к человеческим страстям. А в узких прорезях безмятежно синело море, и не такое повидавшее…
За его спиной зачастил Малявин:
– Значит, вы еще не… У вас нет доказательств? Тогда я должен сказать. Это не Светлана. Она же медик! Мы заточены на то, чтобы спасать человеческие жизни, а не отнимать их.
Поморщившись, Артур обернулся. Откуда-то тянуло ароматом кофе, и ему захотелось взять чашечку, забиться в мягкое кресло в пустой комнате… Нет, Сашка пусть щебечет рядышком, она не помешает! Но чтобы никаких подозреваемых, никаких свидетелей. Запах кофе, шум моря вдали и голос девочки, напоминающий о том, что жизнь еще не кончилась…
– Вы не в курсе, сколько у нас уголовных дел заведено на ваших коллег? – спросил он и сам расслышал в своем голосе усталость. – Врачи-убийцы – это не из сталинских времен, это сегодняшняя тема. Только речь не о вредительстве… Банальная жадность. Вот как у вас.
– Но я же! – захлебнулся Малявин.
Артур кивнул:
– Пока вы никого не убили. Так, жульничаете по мелочовке… А если на кону появятся большие деньги? Миллион. Десять миллионов. Устоите? Ну, как на духу?
Артур унес с собой молчание. Торкнулся в дверь кабинета медсестры – закрыто.
«Надеюсь, она не пустилась в бега? – подумал о Светлане. – А если заметила нас из окна?»
Вновь пройдя мимо физиокабинета, он уловил кисловатый душок и ускорился. С каждым шагом удаляясь от этого скользкого типа, Артур возвращал себе уверенность. Сашка маршировала с ним рядом, ни о чем не спрашивая. Все только начинало проясняться, нужно было еще пробиться сквозь туман.