Буду выдергивать ей по одной, потом ее глаза распухнут и станут такими же, как у этого. Ага, точно, ее. Позвоню ей и скажу прийти. Пусть только не прийдет. Электричка уже подъезжала.
63
А Пашкин дом уже зарос, зарос до полустен бурьяном.
Особенно свиреп был бурьян у наружного заборчика, некоторые его стебли уже перехлестывали через аккуратные зеленые треугольнички, прибитые сверху, и заглядывали во двор. Двор нежился в солнечной полудреме. Он почти забыл людей.
Последними посетителями были местые пугливые воришки, заглянувшие в сарай и утащившие оттуда старенький спортивный велосипед со спущенным передним колесом и с паутиной по облезлой раме. В домик воришки не зашли, побоялись.
Дожди регулярно поливали клумбу и на ней цвели розы – пышные, яркие, сочные, самые лучшие, как цветы на могиле. Сегодня розы в росе, которую ухитрились сохранить с самого утра. Дикий виноград, вившийся по стенам и крыше и аккуратно подстригаемый раньше живым Пашкой, сейчас свешивался с железной голубой рамы перед дверями как полог.
Чтобы войти, его нужно раздвинуть, он тяжело зашелестит и снова сомкнется за спиной. Дворик зарос травой, которую некому вытаптывать, в траве завелись резкие в движениях ящерицы, похожие цветом на старую медную ложку, цветущую на белых камнях дорожки; завелись шумные кузнечики, задирающие крылья у хвостика, чтобы пострекотать; завелись и бело-розовые шампиньоны, о сьедобности которых некому было догадаться.
Калитка скрипнула и они вошли.
Тамара обежала полукруг на носочках, балуясь, и заперла калитку на задвижку. Валерий был серьезен.
Она повисла на его шее сзади и он чуть согнулся вперед, поднимая ее над землей:
– А я еще ни разу не носил тебя на руках.
– Ты еще много чего не делал ни разу, – ответила Тамара и с готовностью предложила себя для несения. Он взял ее на руки и сделал несколько шагов.
– Почему ты такой кислый?
– Нет, просто так.
– Нет, не просто!
– Да, здесь просто очень тихо.
Он поставил ее на белую плитку и заметил как шмыгнула ящерица.
– Просто здесь очень тихо.
– И ты снова слышишь шаги?
– Да.
– А что врач?
– Ничего. Я боюсь к нему идти.
– Тогда давай вместе что-то делать, – предложила Тамара.
– Что?
– Ну, попробуй, пройдись, а я послушаю. Сейчас, когда тихо, мы можем проверить их. Вдруг в самом деле кото-то ходит за тобой?
– Ты не боишься?
Тамара подумала.
– Сейчас, когда ты спросил, уже боюсь. Но все равно, давай попробуем.
Она стала у дорожки из плиток, нашла взглядом медную ложку (диковинный предмет) и сосредоточилась, слушая.
– Иди… Постой. Сейчас опять иди…
Валерий дошел до самого винограда, остановился и повернулся, чтобы сказать…
– Ай! – вскрикнула Тамара и почувствовала от страха мгновенную щекотку на запястьях. – Что это?
– Это хлопнула бутылка.
Он наклонился над травой и выудил (нестриженная трава вырастает выше колен, такая мягкая) и выудил смятую пластиковую бутыль из-под Колы:
– У меня дома они все время хлопают. Просто она смята, а крышка завинчена, воздух нагрелся от солнца и стенка распрямилась.
– Ну, ну, я так не могу! – заплакала Тамара по детски. —
Почему она хлопнула именно сейчас, когда было страшнее всего?
– Случайность.
– Да, да, случайность! А два раза подряд кто-то попадает в аварию – это тоже случайность? Ты же мне сам говорил!
– Ты слышала шаги? – спросил Валерий.
– Да, – сразу погасла она, – да, слышала. Твои галлюцинации заразны. Я послушаю, пройдись еще раз. Только медленнее, и не уходи далеко от меня. Мне страшно.
– Это ведь только кажется.
– Да, я знаю.
Он сделал восемь шагов, считая; Тамара стояла, напряженно, вытянув шею вперед и чуть-чуть наклонив голову, похожая на маленькую толстую птичку.
– Я насчитала восемь, – сказала она почти спокойно, – за каждым твоим шагом. Кажется, это шаги одного человека, только одного. Они почти попадают в такт с твоими шагами, но немного отстают и поэтому их можно слышать. Как будто тень твоих шагов – я правильно сказала? Как будто тень или маленькое эхо. И они немного шелестят, да? как будто кто-то идет по песку. Но на последнем шаге мне показалось, что их было двое.
Я правильно рассказываю?
– Да. Но их было двое с самого начала. Одни шаги женские, а другие намного тяжелее. Может быть, мужские. Я уже научился их отличать.
– И ты их слышишь всегда?
– Только не на шумных улицах. Зато с л и ш к о м хорошо слышу в парках, вечерами, в пустых переулках и в местах вроде этого. Я теперь не люблю безлюдных мест.
– Еще бы!
Она подумала и улыбнулась:
– А я знаю что-то. Подойди, обними меня, тогда скажу.
Ее губы были полуоткрыты, в ожидании:
– Ну, скорее!
Он подошел и обнял и почувствовал ее крепкую грудь, не желающую расплющиваться – а у Люды была мягкая, как холодец.
Тамара оторвалась от его губ:
– Ведь это же хорошо… Раз я слышала шаги, значит, они есть, значит, ты не болен. Пойдем в дом.
Она достала из сумочки ключ и принялась отпирать. Замок был большим и синим, прилепленным снаружи, чуть косо, на скорую руку.
– У тебя ключ? – удивился Валерий.
– Да, мы ведь живем по соседству. Нам предложили приглядывать за домом. Если не приглядывать, то скоро останется один фундамент. Но я сюда почти не захожу. Была месяц назад, примерно. Мы поставили свой замок. Ключи есть только у нас и еще у кого-то в домуправлении. Но телевизор успели украсть раньше. И сарай весь разграбили, только там не было особенно ценного, один велосипед. Входи.
Внутри был полумрак задернутых занавесок, уют, порядок, и плотная тишина, похожая на доброго плюшевого медведя (для неверующих, в скобках: найдите плюшевого медведя и приложите ухо к его животику).
– Ой! Я снова слышала! Но очень тихо.
– Конечно, сейчас ты будешь слышать каждый их шаг.
– Их?
– Давай сменим тему. Когда я был здесь в последний раз, комнаты были разгромлены. Что с ними случилось?
– Я убрала. Нельзя же было их бросить так? Тут всего две комнаты и еще одна маленькая, очень уютная, я повесила там шторку и постелила простыню. Она совсем живая, пойдем, посмотришь.
Валерий пошел вперед. При Пашке здесь было совсем по другому. Это была мужская комнатка, с мужским беспорядком, мужским разбросом старых желтых газет, одеялом, смятым по-мужскому. Сейчас здесь даже пахло Тамарой.
Тамара принесла веник и начала подметать. Для женщины делать уборку столь же естественно, как для мужчины создавать мусор. Пример абсолютно точного симбиоза.
Валерий стоял в нерешительности, не зная, нужно ли помогать.
– Зачем ты подметаешь?
– Я так не могу, смотри, какая пылища! Сядь, сядь сюда и подними ноги. Надо будет принести тапочки, и еще…
Она задумалась.
– Зачем? – поинтересовался Валерий.
– Сиди и молчи.
– Но зачем здесь тапочки?
– А ты не понимаешь? Нельзя же заставлять женщину так долго ждать.
64
Юра вышел на конечной метро, на станции имени великого убийцы времен гражданской войны и нашел телефон. По автомату болтал озабоченный паренек интеллигентной наружности, но болезненный какой-то. Юра подошел и дохнул ему в ухо. Паренек вздрогнул.
(Предупреждаю с некоторым запозданием, что все разговоры с участием Юры я привожу в переводе на разбавленный русский, так как этот персонаж общался только на русском неразбавленном. Так где точный перевод невозможен, я перевожу лишь общий смысл фразы; фразы, не имеющие даже общего смысла, я пропускаю – знающий читатель может вставить свои собственные.)
Юра нажал на рычажок, прерывая разговор:
– Пошел вон.
– Я… – начал паренек.
Юра отодвинул его и стал набирать номер. Паренек нахохлился, отошел и присел на скамейку. Скамейка состояла из последнего несокрушимого прутика и напоминала насест.
Первым делом он позвонил Жене и приказал прийти. Потом позвонил Штырю и подробно рассказал где найти машину. Краем глаза он заметил, что обиженный паренек внимательно слушает.
Ага, вот и еще одно развлечение. Он стал говорить громче и еще раз повторил все приметы. Добавил, чтобы не спешили. День обещал быть интересным.
Вначале паренек сел на трамвай. Юра остановил машину и приказал ехать за ним. Шофер удивился, но успокоился, получив деньги. Машина была гнилым Запорожцем. Дальше был еще один трамвай и затем электричка.
– Зачем мы за ним едем? – спросил шофер. – Тут ничего такого нет?
– Люблю кошек, – ответил Юра, – они мышей едят, прямо живьем.
– Я не поеду, – сказал шофер.
– Поедешь, – ответил Юра и назвал точку цели.
Этот голубок обязательно подкатит туда, можно не сомневаться. Нужно придумать что с ним делать потом. Хотел угнать машину у меня. Надо же, у меня. Надо же, хотел со мной такое сделать. Со мной такое не проходит. Но что же сделать с ним? С бабами, там все просто. Там можно выщипать ресницы или оставить шрам на видном месте. А с этим?
Они добрались до места и Юра отпустил машину, перварительно отобрав деньги. Проездом он основательно запугал шофера; тот сразу отдал деньги и смылся.
Ждать пришлось недолго – минут через восемь послышался хруст в близких кустах. Появился Никита.
– А где Штырь?
– У него дела.
– У него не может быть дел, если я зову.
– Улаживает с ментами. Уже почти закончил.
– Ага. Ты опять Мурзика притащил? Пусти его погулять.
– Не пущу, – ответил Никита, – он еще маленький и глупый, потеряется в кустах.
Юра взял котенка на колени и погладил. Котенок вырывался.
– Какой беспокойный! Люблю кошек, подари.
– Нет.
– Нет, так нет.
Снова послышался треск.
– Кто это? – Поинтересовался Никита.
– Говори тише. Так, есть тут один, хочет угнать эту машину. Я решил подождать его здесь. Что мы с ним сделаем?
– Ты хозяин, ты и думай, – ответил Никита нейтрально и забрал котенка к себе.