– Если это бесполезно, то зачем я лечусь? – спросил он однажды.
– Ну, есть еще шансы, – ответил врач. – Главное – это остановить прогресс болезни. Мы это сделали. Если вы больше не будете пить, то все останется на сегодняшнем уровне.
Возможно ухудшение в старости, но до старости вам далеко.
Деньги у вас есть – покатайтесь по курортам, поживите настоящей жизнью. Честно говоря, я бы с вами даже поменялся.
И мы несколько устали от вас. Давайте попрощаемся.
– А галлюцинации?
– Они останутся. Не напрягайтесь, не волнуйтесь, не обращайте внимания.
Он оставил врачей, но никуда не уехал. Кажется, у Тамары за прошедший месяц появился кто-то другой. Это нужно было выяснить. Несколько раз он звонил ей (он снимал для нее отдельную квартиру к огромной радости хозяев дома), ее не оказывалось дома. Однажды он видел ее в театре – она сидела и разговаривала с незнакомым Валерию молодым человеком.
Молодой человек был похож на японца, а японцы все на одно лицо – Валерий лица не запомнил. За месяц, проведенный в больнице, чувства Валерия немного поостыли. И все же.
Нельзя позволить, чтобы она перед самым носом… Мужчина не должен прощать оскорблений, иначе он не мужчина.
У него остался пистолет. Квартира номер сорок четыре находилась на шестом этаже. Дом стоял буквой «П» с уютным и густым сквериком во дворе. Скверик пронзительно пах осенью.
По утрам осыпались листья, чувствуя холод – по утрам холоднее.
130
Он ждал в скверике. Сегодня ему повезет. Сегодня Тамара обязательно пригласит того к себе. Отстанется войти, зайти в лифт, нажать кнопку шестого этажа, выйти, позвонить. В двери нет глазка. Возможно, она не откроет, но у меня есть запасной ключ, думал Валерий. Я войду и увижу их вместе. Его, пожалуй, можно застрелисть, а ее только бросить. После этого можно уезжать хоть на край света. По совету врача. Иногда врачи советуют дельные вещи.
Дул ветерок, вечер был прохладен. Было около семи. В арке застучали знакомые каблучки. Вот они. Снова закапал дождь.
Только этого не хватало. Они без зонтика. Они будут стоять в арке и целоваться.
Они действительно целовались. А как же любовь до смерти? – почти обиделся Валерий. Как же предсказание? Но ведь было еще одно предсказание – она не доживет до двадцати лет. Придется и ее тоже. А как она его целует, просто извивается. Гадина.
Со мной, со мной она была другой!
Тамара действительно изменилась: она была в черной короткой юбке (непривычно короткой, потому что несколько раз поправила ее сзади, потянув вниз), в черных туфельках на каблучках, с распущенными волосами. Ее волосы были перекрашенны в черный и на глазах были темные очки. Ноги темные как у негритянки – еще бы, целый месяц на берегу, да еще за чужой счет. Новый любовник был японцем. С японским типом лица. Плевать – японец или китаец, но из этого дома он сегодня не выйдет.
В скверик зашел пьяница и обрадовался, увидев человека:
– Молодой человек, разоритесь на десять тысяч!
– Пошел, – холодно сказал Валерий.
– Никаких претензий. А все потому, что я никого не граблю! – последнюю фразу пьяница прокричал очень громко и Тамара с японцем обернулись. Валерий налился холодной злостью. Она стала совсем другой за этот месяц. Она стала намного лучше.
Новое платье, новые туфельки, новые украшения. Золотая пряжка на пупе. Здоровенная. И здорово идет. Конечно, не золотая, но дорогая. Все за мои деньги.
Дождь сбивал листья с деревьев. Деревья шелестели и шевелили голыми ветвями. Кажется, я уже когда-то видел это, – подумал Валерий. Но когда? И где? Как будто заноза в сердце и невозможно вытащить. Дождь, который смывает все. Наверное, так бывает всегда, когда кончается что-то.
Тамара с японцем перестали целоваться и быстро перебежали к подъезду. Значит, она его все же пригласила, – подумал Валерий. До последнего мгновения он не верил. Ну что же.
Он подождал еще минут десять-пятнадцать, потом перебежал к стенке, так, чтобы его невозможно было заметить из окна, прошел у стены (от стены воняло мусором) и вошел в подъезд.
А вот и лифт. Лифт здесь интересен. Он ездит бесшумно, а открывается с грохотом. Кнопочки сделаны на двадцать четыре этажа, хотя этажей всего семь.
Он нажал шестую кнопку и лифт бесшумно тронулся. Пистолет он держал под пиджаком, у подмышки. Недолго тебе осталось, узкоглазый.
131
Тамара и Кир вошли в лифт.
– Какой этаж? – спросил Кир.
– Седьмая кнопка.
Лифт бесшумно двинулся. Открылся с грохотом. Тамара отперла дверь кваритиры номер сорок четыре.
Она разулась и прошла в зал. В комнатах было темно.
– Почему ты не включаешь свет?
– Так приятнее. Я люблю сумерки. А ты?
– Наверное тоже.
– В любви не бывает «наверное».
Квартира была очень уютной, и очень деревянной – все из настоящего дерева: шкафы, шкафчики, паркет, облицовка стен, массивный стол в комнате для гостей. Мягкие тяжелые шторы, за которыми сверкают молнии, пока беззвучные.
Глухонемые демоны – повторю, потому что лучше сказать невозможно.
– Повезло, проскочили до дождя, – сказал Кир.
– Не говори, пожалуйста, этого слова.
– Какого?
– Повезло. У меня с ним связаны тяжелые воспоминания.
– Извини.
– У меня нечего есть, – сказала Тамара, – только холодная ветчина и хлеб. Пить тоже нечего. Будешь?
– Давай.
Он поцеловал ее в шею, за ухом, успев откинуть волосы; она улыбнулась и убежала. Сделала бутерброды, вернулась, улыбаясь.
– Твоя улыбка светится в сумерках, – сказал Кир.
– Не отвлекайся.
– Как ты можешь этим заниматься? – спросил Кир. – Ведь Бог это запрещает.
– У меня свой собственный Бог. И, кажется, он самый правильный. Он ничего не запрещает, кроме как портить людям жизнь и ничего не требует, кроме как помогать, если ты можешь помочь. А вызываю ли я духов, ему все равно.
– Ты в это действительно веришь?
– Сейчас убедишься. Я делала это сто тысяч раз и всегда получалось.
Она расстелила на столе большой круглый листок со многими значками (листок был отпечатан типографским способом, как приложение к самоучителю) и положила на него блюдце.
– Что теперь? – спросил Кир.
– Теперь задернуть все шторы и зажечь три свечи. Смотри, какие молнии!
Она подошла к окну и вдруг замерла, будто наткнулась на невидимую стену.
– Что-то увидела?
– Нет, это только показалось.
– Что?
– Не приставай, не скажу.
– Я не отстану.
– Показалось, что вижу знакомого. Он как-то странно бежал через двор. Но только вначале показалось; это не он. Почему гроза немая?
Она задернула шторы, но молнии все равно синевато проблескивали сквозь ткань. Поставила треугольником свечи и зажгла их.
– Что теперь? – спросил Кир.
– Теперь нужны наши руки. Да. Твои руки нужны мне, но не приставай, пожалуйста. Будь серьезнее. Клади свои так, чтобы все десять пальцев касались блюдечка. Да не так, чтобы только прикасались. Теперь я.
– Ну и что?
– Теперь можно задавать вопросы. Сначала простые.
Например: сколько нас в комнате? Прикасайся чуть-чуть и слегка двигай пальцами, но не толкай блюдце.
Блюдце слегка поупрямилось и остановилось на цифре два.
– Это еще не показатель, – сказал Кир.
– Ты пришел? – спросила Тамара таким загробным голосом, что Кир подавился улыбкой. Нельзя смеяться над чужой верой.
– Да, – ответило блюдце.
– Ты красно-черный дух?
– Да. Я свободен.
– Почему?
– Потому.
– Что-то он не очень информативен, – заметил Кир. – Мог бы и объяснить.
– Как тебя зовут? – спросила Тамара.
– Не зовут, – ответил дух.
Тамара объяснила:
– С ним нужно говорить, как с маленьким ребенком. Его нужно правильно понимать. Сейчас он сказал, что его не зовут обычно; обычно он приходит сам и причиняет несчастья. Он злой дух.
– Какое число я задумал? – спросил Кир.
– Тридцать три, – совершенно правильно ответил дух.
– Просто я думал о числе тридцать три, – не поверил Кир, – мои подсознательные движения передались блюдцу.
– Давай спросим его что-нибудь о будущем?
– Ха-ха-ха, – сказало блюдце.
– Сколько мне осталось жить? – задала Тамара стандартный вопрос.
– Десять.
– Десять лет?
– Десять минут. Ха-ха-ха.
– Глупости все это, – сказал Кир, – а мне сколько осталось?
– Умрете вместе.
– Как мы умрем?
– Пистолет.
Тамара оторвала пальцы от блюдечка.
– Его предсказания обычно выполнялись. Мне страшно.
– Но я же с тобой, – ответил Кир. – Нам нужно всего лишь подождать десять минут. Тогда ты увидишь, что никаких предсказаний нет. Ты же не умрешь от страха за каких-то десять минут?
Он тоже убрал руки со стола. В тишине послышались тикания часов. Сразу два будильника тикали, перегоняя друг друга – тиканье одного набегало на тикание другого, сливалось с ним и снова убегало вперед.
– Давай смотреть на часы.
– Давай. Только не молчи. Молчать страшно.
– Может быть, найти какое-никакое оружие?
– Чепуха.
– Расскажи что-нибудь.
– Когда мне было лет десять, – начал рассказывать Кир, – мы с мальчиками ходили в поход. Нас было человек шесть или восемь. Мы каждый вечер рассказывали страшные истории. Когда страшные истории исчерпались, мы стали выдумывать что попало.
Каждый старался выдумать пострашнее. Дошла очередь и до меня.
Я выдумал старуху, которая выходит из зеркала, если ее трижды позвать ровно в двенадцать часов ночи. Эта старуха душит насмерть того, кто ее позвал. Я даже выдумал имя для этой старухи. И вот настала ночь…
– Извини, – перебила Тамара, – сколько времени нам осталось?
– Шесть минут. Пять с половиной. Вот, когда настало двенадцать часов ночи, мы все сбились в одну палатку и у каждого было зеркало. Мы хотели проверить, кто из нас самый смелый. Я сам выдумал эту сказку и поэтому точно знал, что бояться нечего. Я хотел быть самым смелым. Но когда настало без одной минуты двенадцать; когда я посмотрел в зеркало…