Но ничего из этого не происходит. Он поворачивается ко мне и долго смотрит, а я не могу понять, что он хочет этим сказать.
– Ненавижу все это дерьмо, – бормочет он, а потом начинает подниматься обратно на помост, чтобы в очередной раз занять свое место.
Рассел облегченно выдыхает. Я едва удерживаюсь от соблазна поставить Коху подножку, когда он следует за Сойером.
– Мерзость, – говорит мне Дефне. Когда партия начинается, ее взгляд прикован к мониторам, где идет прямая трансляция. – Ну и кретин.
– Ага. Если честно, думаю, нам лучше уйти. Не хочу смотреть, как играет Кох… Подожди. Что делает Сойер?
Он перемещает своего коня в наистраннейшей манере. Вперед – назад, затем снова вперед – назад. Куча бесполезных, беззвучных ходов, в то время как Кох на полном серьезе собирается атаковать белыми.
– Он… – На лице Дефне медленно расползается ухмылка. – О, Нолан. Маленький засранец.
– Зачем он это делает?
– Дает Коху фору.
– Почему?
Дефне рукой прикрывает рот, чтобы скрыть смешок. Все вокруг перешептываются.
– Он показывает Коху, что может разгромить его даже из уязвимой позиции.
– Это…
– Будет серьезным унижением.
– Но это безумие. Я хочу сказать… Что, если он проиграет?
Однако мои опасения напрасны. Сойер выигрывает за такое рекордное количество ходов, что не может вызвать ничего, кроме стыда. Со стороны Коха, разумеется. Бедняга раскраснелся как помидор, глядя, как Рассел – организатор турнира, который вечером гарантированно приложится к бутылке, чтобы выкинуть из головы весь этот ужас, – вручает Сойеру чек на пятьдесят тысяч долларов.
Мои глаза готовы вылезти из орбит, возможно, позже мне понадобится оперативное вмешательство.
– Пятьдесят тысяч долларов?
– Ну, это всего лишь открытый турнир, – объясняет Дефне. – Знаю, это немного, но…
– Да это дофига денег! – я едва не давлюсь собственной слюной.
Кто же знал, что здесь такой большой приз? Это что, «Онлифанс»?
Не могу перестать следить за Сойером, пока он спускается со сцены. Пресса мгновенно окружает его и заваливает вопросами, но он поднимает руку – и журналисты как по команде расступаются, будто и правда боятся этого нестабильного, непредсказуемого двадцатилетнего парня. А затем…
Затем к нему подбегает красивая девушка с длинными темными волосами, и он обнимает ее. Я смотрю, как она смеется, как он выдавливает из себя что-то наподобие улыбки, как закидывает руку ей на плечо и направляется к выходу. Мне приходится отвести глаза, потому что… я бы не хотела встретиться с его взглядом, способным высосать душу.
Пока размышляю о том, как, должно быть, несчастна его подруга из-за непростого характера Сойера и слухов о сестрах Бодлер, ко мне подходит темноволосая молодая девушка с бейджиком Би-би-си. Я открываю рот, чтобы произнести: «Нет, пожалуйста, не заставляйте меня это делать, не заставляйте меня давать интервью», – но она заговаривает первой:
– Мэллори? Меня зовут Элени Гатаки. Приятно познакомиться.
– Я сейчас немного…
Она замечает, что мой взгляд застыл на ее бейджике.
– Я здесь не для… Просто стажерка.
– О, – расслабляюсь я.
– Ну, пока что. Надеюсь, однажды я стану репортером и буду делать материалы о шахматах для Би-би-си. В любом случае я просто хотела сказать, что ваша игра была великолепна. Я уже ваша фанатка! Между нами, настоящий корреспондент Би-би-си – скучный, старомодный мужик, который пишет только про одних и тех же трех чуваков. Но я собираюсь предложить начальству свою первую статью, и она будет о тебе. Ну, не совсем о тебе, а о твоем стиле игры. Ты так круто играешь, настоящее удовольствие!
Я сбита с толку ее энтузиазмом. Без понятия, как ей лучше ответить, поэтому испытываю благодарность, когда Рассел прерывает нас и спрашивает, не могу ли я подойти к нему.
– Мне жаль, что так случилось. – Он протягивает конверт. – Вот приз за выход в полуфинал.
Я вскрываю его, ожидая… Не знаю. Брошюру о том, как эффективно использовать сицилианскую защиту. Купон на двухчасовую консультацию со спортивным психологом. Наклейки с Лило и Стичем.
Только не чек. На десять тысяч долларов.
Это ошибка. Но моя первая, животная реакция – взять его. Спрятать. Сбежать с ним.
Я хочу эти деньги. О, сколько на свете способов их потратить! Я могла бы погасить долг по кредиту. Открыть сберегательный счет. Заплатить за курсы механиков. Сказать «да» Дарси и Сабрине, когда они потребуют очередную банальную хрень. Роликовые коньки. Слайм. Уроки игры на пианино. Плюшевого тамарина.
Боже, как я хочу эти деньги. Желание столь велико, что мне надо избавиться от этой суммы немедленно.
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – говорю я Дефне, когда она моет руки в удивительно пустом женском туалете. – Я… Мне дали чек. По ошибке, думаю. Десять тысяч.
– Это приз для полуфиналистов. – Она недолго борется с мыльницей. – Ты разве не читала, что написано на их сайте?
У этого турнира есть сайт?
– Я… – Моргаю. Десять. Тысяч. Долларов. О боже. Но… Я не могу. Я должна отдать ей эти деньги. – Вот. – Даю ей чек. – Ты мой спонсор. Это твое.
– Не-не. Ты заработала их. Хотя, предполагаю, тебе нужно заплатить с них налог. Уточни у своего бухгалтера.
Мой бухгалтер. Точно. Тот самый, который сейчас отдыхает на Сейшелах вместе с моим управляющим хедж-фондом.
– Я пойду за машиной, и мы поедем домой. Но, Мэл, – Дефне серьезно на меня смотрит, – главный приз в чемпионате мира – два миллиона долларов. В Турнире претендентов – сотня тысяч. Уточняй заранее, раз ненавидишь читать правила на сайтах. – Подмигнув, она удаляется, оставив меня наедине с чеком, на который я пялюсь целую вечность.
Кажется, мне нужно кардинально пересмотреть свой план «притворяйся, что умеешь играть в шахматы».
Глава 10
Дефне настаивает, чтобы в понедельник я осталась дома, переспала свое «шахматное похмелье» и пережила весь абсурд, который случился во время турнира. У меня не так часто выдается свободный день, а тут еще и сестры не будут болтаться под ногами. И когда в воскресенье вечером я иду спать, то думаю только о том, чтобы пускать слюни на подушку до полудня, а затем в пижаме отправиться на машине в «Криспи Крим», купить столько пончиков, сколько вешу сама, и съесть девяносто процентов из них вместе с мамой за просмотром шоу «В плену ненужных вещей» на «Ютьюбе».
Но в реальности все складывается иначе.
Думаю, в этом виноват чек, спрятанный во внутреннем кармане моей просторной сумки. Я просыпаюсь в шесть тридцать и сразу захожу на chessworld.com, изучая информацию о каждой партии Мальте Коха.
Их много, и он чертовски хороший шахматист.
Не без слабостей, конечно, которые нельзя было бы обернуть в свою пользу. В полукоматозном состоянии – с засушками в глазах – я ищу ошибки в его игре.
О, и еще: у меня новый главный враг. «Мне больше нравится, когда женщины знают свое место и участвуют только в женских турнирах». Теперь цель моей жизни – повторить ему те же слова после того, как поставлю шах и мат его бесполезному, жирному королю.
– Пожа-а-алуйста, отвези нас в школу! – клянчит Дарси и из мести пукает в мою сторону – это ее новый любимый утренний ритуал.
В машине она трещит так, что уши вянут: самцы морских коньков вынашивают потомство, медузы бессмертны, у свиней оргазм длится полчаса (заметка на будущее: установить на гаджетах родительский контроль). Сабрина сидит тихо, в ушах – наушники, голова склонена над экраном телефона. Я пытаюсь вспомнить, говорила ли она что-нибудь после пробуждения. Потом пытаюсь вспомнить, когда мы с ней вообще разговаривали в последний раз.
М-м-м.
– Эй, – говорю я, припарковавшись, – ты заканчиваешь на час раньше Дарси, верно?
– Ага, – тон оборонительный.
– Тогда я заберу тебя.
– Зачем? – тон оборонительный и подозрительный.
– Можем вместе чем-нибудь заняться.
– Чем, например? – она все еще защищается, но к прежней интонации примешивается что-то еще. Надежда. А еще немного радости. – Можем зайти в кафе на углу и купить кофе.
– Хорошо. Только без кофеина, – добавляю я.
Она хмурится:
– Это почему?
– Тебе еще рано.
Сабрина хмурится сильнее. Я теряю ее.
– Могу помочь с домашкой, – предлагаю я, пытаясь оживить энтузиазм.
– Я постоянно пью кофе. А с домашкой мне давно никто не помогает. Если не заметила, мне больше не девять, Мэл, – она закатывает глаза, и я понимаю, что потеряла ее окончательно. – Я погуляю у школы с другими девчонками с дерби, чтобы мама не заезжала два раза.
Сабрина выскальзывает из машины не попрощавшись, а я киплю из-за произошедшего всю дорогу до кредитного союза.
Я бы с удовольствием поместила деньги на семейный счет, но не могу придумать ни единого оправдания, которое не упоминало бы шахматы: «Мама, я выиграла в лотерею. Я разогревала овсянку Дарси в микроволновке слишком долго, и она превратилась в бриллиант. Я тайком пишу эротические рассказы о фурри».
Ага. Ни за что.
Я оплачиваю просроченные счета, кладу остаток на свой счет и отправляюсь по делам, которыми обычно занимается мама. И повсюду – в очереди в супермаркете, в центре переработки отходов, пока жду, когда мама закончит работать, чтобы пообедать с ней, – каждый раз, когда мне удается урвать десять свободных минут, я провожу их в телефоне за изучением партий Коха.
Мне не следует этого делать. Границы и все в таком духе. Шахматы – это просто работа, а сегодня у меня выходной. Я обещала себе.
«Ничего страшного, – возражает внутренний голос. – Ты думаешь о призовых деньгах. Ты не влюбляешься в шахматы заново. Сейчас ты думаешь головой».
Да. Именно. Точно.
В середине дня я забираю сестер и насильно погружаюсь в киновселенную седьмого класса, которая захватывает похлеще бразильского сериала.
– …И Джимми такой: «Меня тошнит от жвачно-розового». А Тина такая: «Моя кофта жвачно-розовая». А Джимми такой: «Нет, у тебя приятный розовый». А Тина нашла в гугле, как выглядит жвачно-розовый, и ее кофта была точно такого же цвета. И Джимми такой: «Что ты хочешь от меня услышать?» И Тина такая: «Просто признай, что тебе не нравится моя кофта».