В половине третьего ночи, через полчаса, брандмейстер части сделал краткий доклад по телефону в милицию:
– По прибытии к Сокольнической заставе пожарная часть нашла помещение лаборатории охваченным огнем. Несмотря на все усилия, проникнуть внутрь не удается. Несколько взрывов, последовавшие только что, разрушили входы. Выезжайте сюда. Два пожарных ранено. Внутри здания находился, по сообщению сторожа, инженер Брагин, работавший в своем кабинете. В кабинет пробраться нет возможности. Да… Что?..» Да!
Он положил трубку. Прибывший через двадцать минут начальник милиции увидел полуобгоревшие стены, которые еще лизали языки огня. Двое пожарных сделали попытку вновь проникнуть внутрь, но вынуждены были отступить полуобожженные.
Здание продолжало гореть. По временам слышались короткие взрывы.
– Баллоны взрываются, – сообщил сторож, человек лет сорока, с шрамом на лбу.
По составлении протокола и прочих формальностей начальник милиции отбыл, успев сообщить брандмейстеру:
– Второй вызов пожарных на Мясницкую в правление химтреста оказался пустой тревогой: химтрест и не думал гореть.
Брандмейстер был усталым после бессонной ночи. Он проворчал:
– Шутники какие-нибудь…
К утру пожар был локализован. Здание обгорело снаружи совершенно, а внутри, вследствие огня, представляло собой груду обломков и тлеющих бревен.
Агенты милиции проникли внутрь, в место, бывшее еще накануне кабинетом инженера Брагина и после долгих поисков отрыли тело инженера, представляющее собой обгоревший обрубок, по которому даже нельзя было установить личности сгоревшего.
Прибывшая жена покойного установила его личность по кольцу на руке и упала в обморок. Врач скорой помощи привел ее в чувство, и она уехала домой, совершенно потрясенная ужасной смертью мужа.
– Всего месяц, как повенчались, – сообщил сторож, закуривая папиросу.
После тщательного осмотра здания, агентам милиции удалось установить, что пожар произошел вследствие замыкания электрических проводов. Находившиеся в лаборатории горючие вещества немедленно вспыхнули, несколько баллонов со взрывчатыми препаратами лопнули, и здание моментально оказалось охваченным огнем.
О пожаре лаборатории было сказано несколько слов в разных концах города.
– Вы уверены в том, что пожар произошел вследствие замыкания?
Этот вопрос был задан в правлении треста агенту милиции.
– Да.
– Хорошо. Так и будет отмечено.
Второй разговор произошел несколько позже, в кабинете правления химтреста. При этом разговоре присутствовали несколько инженеров, представитель военного ведомства и директор правления.
Директор сказал раздельно и четко:
– Вам известно, вероятно, товарищи, что инженеру Брагину были отпущены значительные средства на проведение крайне важных опытов. Изобретения Брагина были настолько важны, что…
– Мы знаем, – подтвердили инженеры.
– Эти опыты протекали в совершенной тайне. Брагин никому не доверял своих секретов до полного разрешения важной проблемы, над которой он работал…
– Он даже нас не пускал в лабораторию, – подтвердил один из инженеров.
Директор бросил папиросу в пепельницу:
– Опыты Брагина были настолько важны, что мы согласились на полное соблюдение тайны впредь до полного окончания его работы. Еще третьего дня Брагин был у меня и заявил, что его работы близятся к концу. Он заявил, что его изобретение произведет фурор во всем мире и даст в руки советской власти мощное средство для обороны, годное также и как могучий двигатель в промышленности… И все это погибло вследствие несчастной случайности, вследствие глупого случая… Это ужасно!
Инженеры наклонили головы в знак согласия.
– Я надеюсь, товарищи, что появится новый изобретатель, подобный Брагину, который заменит нам сгоревшего Брагина, возместит эту тяжелую утрату… Похороны Брагина состоятся завтра. Все служащие химтреста обязаны присутствовать на них. Вы свободны, товарищи…
Кабинет председателя правления опустел. Вошедший секретарь доложил:
– Вас хочет видеть один из наших служащих…
– Кто именно?
– Механик Беркут.
– Пусть войдет…
Беркут вошел неторопливой и спокойной походкой: это был человек выше среднего роста, мускулистый, с плотно сжатыми бритыми губами и холодными, проницательными, серыми глазами. На вид ему можно было дать лет тридцать. Но иногда казалось, что ему сорок.
Он пожал руку председателя правления, сел в кресло у стола и сказал:
– Извиняюсь, что беспокою вас, товарищ. Мне нужно разрешение на осмотр тела инженера Брагина и помещения лаборатории. То есть бывшего помещения лаборатории…
– Зачем? – коротко спросил председатель.
– Хочу сам расследовать причины пожара.
– Сгорело от соединения, – начал председатель.
Серые глаза Беркута прищурились:
– Знаю. Слышал. Мое расследование ничему не помешает. Просто осмотрю…
Председатель внимательно взглянул на холодное бритое лицо. Затем пожал плечами:
– Хорошо.
Беркут поднялся и поклонился. В эту минуту ему можно было дать сорок лет…
У самой двери он сказал:
– Лишнее говорить о моей просьбе кому бы то ни было…
Председатель правления поднял глаза:
Нетвердый голос Беркута повторил:
– Лишнее…
Его глаза встретились с глазами директора. Директор наклонил голову и сказал вполголоса:
– Хорошо…
Дверь закрылась за Беркутом. Председатель правления закурил папиросу, откинулся на спинку кресла и сказал:
– Черт возьми! Ну и глаза же у него… Как сталь! Как посмотрит, как будто стальными обручами сожмет…
Он задумался. Затем сказал самому себе:
– Сильный человек… А ведь ничем особенным не отличается. Обыкновенный механик, правда, с желанием работать и с большой инициативой. Пусть исследует, если хочет… Только Брагина…
В голосе председателя прозвучало неподдельное сожаление:
– … Только Брагина и его изобретения он не возвратит… Эх! Брагин!..
Председатель правления поднял голову и крикнул через приоткрытую дверь секретарю:
– Кто-нибудь еще есть на приеме?
– Никого, – ответил секретарь, появляясь на пороге.
В этот момент снизу раздался крик. Секретарь выскочил и через минуту возвратился:
– Ничего особенного, – сказал он, – на сходившего с лестницы Беркута обвалился кусок штукатурки и кирпич. Но только слегка ушиб его…
Председатель сказал с раздражением:
– Я двадцать раз говорил, что лестницу надо отремонтировать! Сделать строжайший выговор завдомом. Завтра же приступить к ремонту…
Секретарь сказал:
– Слушаю.
– Я поеду на завод. В случае надобности позвоните туда…
– Слушаю.
Председатель вышел, и секретарь остался один. Он подошел к телефону, позвонил и сказал:
– Станция?.. 2–45–6–6. Да.
– Позвонила.
– Спасибо. Кто у телефона? Ты, Комаров… Нет, ничего… На Беркута, у нас тут один такой механик есть, обвалилась штукатурка…
– Убила?
– Нет, только ушибла.
– Больше ничего?
– Нет.
– Хорошо.
Трубка легла на вилку. Секретарь вышел, насвистывая, из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь…
Глава II. Беркут удивляется
Андрей Иванович Беркут, служащий химического треста, 28 лет, среднего роста, блондин, гладко выбритый, с серыми холодными стальными глазами, служил в тресте два года. Он прибыл из-за границы, где служил в русских войсках, брошенных царским правительством на Западный фронт. Андрей Беркут был отправлен туда не без ведома жандармского корпуса, по той простой причине, что был крайне подозрителен в политическом отношении. Этот крепкий, с острым и холодным взглядом человек, бывший рабочий одного из сормовских заводов, затем техник на заводе военно-промышленного комитета, внушал сугубое недоверие жандармскому корпусу. Именно поэтому он и был отправлен в войска, следовавшие на Западный фронт.
При назначении военный следователь, ведший дело Беркута, сказал негромко, но достаточно внушительно:
– На Западном баловаться не дадут. Живо выучат, тем более что…
Он затянулся папиросным дымом и с улыбкой довел до сведения слушавшего его полковника:
– Все равно не вернется: пушечное мясо, что и говорить!
Полковник кивнул головой: судьба Андрея Беркута была решена.
Три года, проведенные за границей, не прошли даром для Беркута. Несмотря на тяжелые условия, беспрерывное пребывание на передовых позициях, Беркут овладел в совершенстве английским и французским языками и, кроме того, вынес огромную жгучую ненависть ко всему, что видел на фронте. Он убедился в том, что такое оборотная сторона капиталистической культуры и, когда его умиравший от ран товарищ, французский солдат Пуаре, сказал, хрипя в агонии:
– Отомсти за нас тем…
Он не докончил, вытянулся и умер.
Беркут посмотрел на труп товарища и холодно, и спокойно, но сказал с такой силой, что не понявший, в чем дело, капрал вздрогнул:
– Слово Беркута: ты и те другие, вы будете отомщены!
Капрал понял: он кивнул головой и сказал одобрительно:
– Отомстим бошам, э, товарищ?..»
Беркут окинул его тем же холодным, как ледяная вода, взглядом и ничего не ответил.
По окончании войны русские войска не распускались. Французское правительство не хотело расставаться с нужными ему для колоний рабами, одетыми в военную форму. Беркут бежал: зарево великой революции, охватившее небо бывшей Российской империи, влекло его к себе. Он прибыл в Москву и, как знающий иностранные языки, занял место в химтресте в отделе торговых операций с Западом.
Краткая биография Беркута была бы не полна, если бы не прибавить, что этот холодный спокойный человек ни разу не опоздал на службу, ни разу не сказал лишнего слова во время служебных занятий. Его прозвали сослуживцы «машиной», но у этой машины было два серых холодных проницательных глаза, выражавших непреоборимую, не знающую преград волю.
Кусок штукатурки, упавший сверху, слегка задел Беркута. Кирпич пролетел мимо… Беркут холодно взглянул на лежавший кирпич и сказал сквозь зубы: