Сказал он пылко: «Пред лицом творца
Надеждой и тоской полны сердца!
Он солнце и луну вращает властно,
Ко благу нас ведет он ежечасно.
Наш мир цветет, всевышним сотворен,
Где бог, там справедливость и закон.
Весна и осень — от него награда,
Для нас растит он лозы винограда.
Мир у него — то стар и хмуро лик,
То молод, свеж и светел, как цветник,
И муравей, не вняв его приказу,
Не пошевелит лапкою ни разу.
Чету он создал — жизни торжество:
Потомству не бывать от одного!
Един лишь бог, всесущий и незримый:
Нет у него ни друга, ни любимой.
Четами он все твари сотворил,
Тем самым тайну мира нам открыл.
Что со вселенной стало бы и с нами,
Когда бы твари не жили четами!
В особенности тот, чей знатен род,
Несчастен, коль подруги не найдет.
На свете краше витязя не встретим,
Чем тот, кто светится любовью к детям.
Когда его последний час придет,
Он жизнь в потомстве снова обретет.
Отдаст он имя детям, чтоб сказали:
«Вот этот — Сама сын, а этот — Заля».
Сын украшает царство и венец,—
Остался сын, хотя ушел отец.
Об этом повесть мне поведать надо,
О юной розе радостного сада!
Я дочерью Синдухт навек пленен.
Что скажет Сам? Согласье даст ли он?
О юности моей не позабудет
Царь Манучихр — или меня осудит?»
Мобеды, утаив свои слова,
Молчанием ответили сперва:
Михраб — весьма почтенный муж, однако
Потомок он бесчестного Заххака!
Затем ответ промолвили такой:
«Да обретешь ты счастье и покой!
Рабы, послушные твоим веленьям,
Молчали мы, объяты удивленьем.
Хотя Михраб и не сравним с тобой,
Он все же витязь, взысканный судьбой.
К отцу с таким посланьем обратись ты,
Как ты один умеешь, сердцем чистый.
Дастан, ты каждого из нас умней,
Душой богаче, помыслом сильней.
Пусть Манучихру Сам пошлет посланье,
Узнает, каково царя желанье.
Идет ведь о ничтожном деле речь,—
Царь не захочет просьбой пренебречь».
Заль пишет письмо отцу
Дастан призвал писца, и в слове ясном
Излил он все, что было в сердце страстном.
В письме немало было новостей,
Приветов нежных, радостных вестей.
Он первые свои наполнил строки
Хвалой тому, кто создал мир широкий:
«Меня рабом всевышнего зови,
Моя душа полна к нему любви.
Зажглась моя душа таким пыланьем,
Что не могу открыться пред собраньем.
О дочери Михраба говорю,
И плачу я, и на костре горю.
Звезда ночная — мне подруга в горе,
Из глаз на грудь мою струится море.
О богатырь, какой мне дашь ответ?
Избавишь ли меня от мук и бед?
Надеюсь: верный своему обету,
Исполнит полководец просьбу эту,
Как бог велит, захочет мне помочь,
Чтоб стала мне женой Михраба дочь.
Когда меня с горы Албурз привел он,
Мне обещал отец, отрады полон:
«Желанье сына — для меня закон,
Исполню все, что пожелает он».
Гонец тотчас же, как огонь, помчался,
С посланьем к Саму одвуконь помчался.
Лишь края гургасаров он достиг,
Заметил Сам посланца в тот же миг:
Кружил он по холмам, прогнав заботу,—
С гепардами понесся на охоту.
К богатырю приблизился гонец,—
Письмо от сына получил отец.
Со скакуна сошел посланец наземь,
Облобызал он землю перед князем.
Военачальник нити снял с письма,
Спустился он с высокого холма.
Он побледнел, опешил: от Дастана
Такая весть пришла к нему нежданно!
Решил отец, что сын его не прав,
Что выбор нехорош его и нрав.
Сказал: «Своим желаниям в угоду,
Он обнаружил низкую природу.
Недаром дикой птицей он вскормлен,—
Такой удел ему определен».
Сам советуется с мобедами
С охоты возвратился он угрюмый,
Закрались в сердце медленные думы.
На сердце тяжко стало от забот,
Прилег, но и во сне печаль гнетет.
Однако чем для нас труднее дело,
Чем больше ноет сердце, страждет тело,
Тем легче в сокровенном, в добрый час,
Спасение откроется для нас.
Проснувшись, он собрал мобедов мудрых,
Сановников, старейшин седокудрых,
Вопрос им задал: «Что же Заля ждет?
Какой желанья этого исход?»
Мобеды, как велел им воевода,
Искали долго тайну небосвода,
Увидели, узнали и пришли,
Как будто счастье для себя нашли.
И было звездочета предсказанье:
«О витязь в златотканом одеянье!
Чете благоприятствует судьба,
Пребудут в счастье Заль и Рудаба.
От этих двух родится слонотелый,
Могущественный, доблестный и смелый.
Он завоюет мир, он вознесет
Престол царя царей на небосвод,
С лица земли сметет он всех злодеев,
Сровняет землю, недругов развеяв,
Надеждою Ирана станет он,—
Будь этой доброй вестью озарен!
Он сделает счастливым государство,
И люди пригласят его на царство».
Услышав то, что молвил звездочет,
Избавился воитель от забот.
К себе гонца призвал он, просветленный!
С ним разговор повел он благосклонный:
«Ты сыну моему скажи добром,
Что целью он бессмысленной влеком,
Но должен я обет исполнить строго
И для обмана не искать предлога.
Едва зарей развеется туман,
Я поведу свои полки в Иран».
Он вестнику дирхемов дал немало,
Сказал: «Скачи, не делая привала».
Полкам велел он двинуться назад,-
Ликует рать, и воевода рад.
С позором гургасаров заковали,—
Шли пленники и стоны издавали.
Едва лишь первый луч во тьме блеснул,
В степи поднялся богатырский гул.
Смешался голос трубный с барабанным,
И громы раздались над ратным станом.
То двинулся в Иран воитель Сам,—
Отрадно возвращаться: храбрецам!
Помчался к Залю, не смыкая вежды,
Гонец победы, счастья и надежды.
Синдухт узнает о поступке дочери
У двух влюбленных — так пошли дела —
Посредница болтливая была.
От милой к милому носила вести,
От жениха — к возлюбленной невесте.
Призвал сладкоязыкую Дастан,
Поведал весть великую Дастан:
«Скажи царевне, мига не теряя:
«О кроткая луна, о молодая!
Слова, теснясь, томятся взаперти.
Дай выход им: должна ты ключ найти.
Посланец, мой наказ исполнив с честью,
От Сама прибыл со счастливой вестью».
Проворно ей письмо вручил храбрец,
Посредница помчалась во дворец.
К царевне понеслась она поспешно:
Письмо от Заля было так утешно!
Царевна, ей оказывая честь,
Дирхемы ей дала, велела сесть.
Повязку, сделанную в Индостане,
Такую, что не видно было ткани:
Основа и уток — рубин, алмаз,—
Каменья скрыли золото от глаз,
Два перстня дорогих, златоузорных,
Сверкавших, как Юпитер в высях горных,—
Послала Рудаба Дастану в дар,
А с перстнями — речей сердечный жар.
Посредница пошла, хотела скрыться,
Как вдруг ее заметила царица.
Та женщина, в душе почуяв страх,
Облобызала пред царицей прах.
Душа Синдухт исполнилась тревоги:
«Скажи: откуда ты? С какой дороги?
Идешь — боишься на меня взглянуть,
Стремишься незаметно проскользнуть.
Иль без тебя нет у меня заботы?