«Тревоги прогони, пришла отрада,
Готовься, ибо гостя встретить надо.
Я тоже медлить не хочу в пути,
Вослед письму я поспешу прийти».
Наутро, лишь забил родник рассвета,
Синдухт, в парчу и золото одета,
Направилась неспешно во дворец,
К богатырю, чей воссиял венец.
Когда она к престолу приближалась,
Луной владычиц всем она казалась!
Склонилась перед Самом до земли,
Слова из уст царицы потекли:
Просила дозволения царица
Домой, в Кабул, с весельем возвратиться.
Сказал ей Сам: «Вернись в родимый край,
Михрабу все, что знаешь, передай».
Велел он одарить царицу щедро
Сокровищами, что таили недра,
И тем, что было ценным во дворцах,
Что на полях росло, цвело в садах,
Скотом молочным, тканями, коврами
И прочими достойными дарами.
Он руку соизволил ей пожать
И слово клятвы произнес опять,
Что дочь ее берет он Залю в жены;
Отправил с ней отряд вооруженный;
Сказал: «Живи отрадно и светло,
Кабулу не грозит отныне зло».
Поблекший лик луны расцвел на диво,
Синдухт пустилась в путь с душой счастливой.
Заль приезжает с письмом отца к Манучихру
Теперь о Зале мы слова начнем:
Он к Манучихру поскакал с письмом.
Едва лишь весть дошла до властелина
О том, что Сам с письмом направил сына,
Вельможи вышли юношу встречать,
Воителя приветствовала знать.
Заль, во дворец войдя, склонился к праху
И произнес хваленье шаханшаху.
Лицо держал во прахе, недвижим,—
Беззлобный царь был очарован им.
Поднялся юный Заль и встал у трона,
Владыка принял Заля благосклонно,
Взял у него письмо, повеселев,
Смеясь, ликуя, сердцем просветлев.
Прочтя, сказал: «Ты мне забот прибавил,
Тревожиться, печалиться заставил.
Отрадно все ж читать моим глазам
То, что прислал мне с болью старый Сам.
Хотя в душе не улеглась тревога,
Ни мало не задумаюсь, ни много,
Исполню я желания твои:
Я знаю упования твои!»
Тут появились повара у входа,
За трапезу воссел глава народа,
А после, — было так заведено,—
В другом покое стали пить вино.
Дастан, вином насытясь и едою,
Сел на коня с уздечкой золотою.
Всю ночь не спал: пылала голова,
Сомненья в сердце, на устах слова.
Стан затянув, пришел он утром paно
К победоносному царю Ирана,
А царь призвал на Заля благодать.
Когда же удалился Заль опять,
Владыка повелел собраться вместе
Мобедам седокудрым — стражам чести,
Вельможам, звездочетам, мудрецам,
С вопросом обратиться к небесам.
Ушли мобеды, много потрудились,
По звездам тайну разгадать стремились
Три дня тянулось дело, но пришли,
Румийские таблицы принесли,[18]
Уста раскрыли пред главой народа:
«Исчислили вращенье небосвода
И волю звезд узнали мы тогда;
Не замутится чистая вода.
У Рудабы и Заля величавый
Родится витязь — гордый, с доброй славой.
Он будет долголетьем обладать.
Он явит силу, разум, благодать,
Высокий стан, могучее сложенье,
Всех на пиру затмит он и в сраженье,
Внушит он трепет всем царям земным,
И не дерзнет орел парить над ним.
Тебе служить он будет мощью бранной,
Опорой будет всадникам Ирана».
Ответил мудрецам царей глава:
«Храните в тайне вещие слова».
Вопросы мобедов и ответы Заля
Был призван шахом Заль седоволосый,
Чтоб задали жрецы ему вопросы.
Мобеды сели, бодрые душой,
А перед ними — витязь молодой:
Он должен дать на те слова ответы,
Что пологом таинственным одеты.
Сказал один мобед, к добру влеком,
Воителю, богатому умом:
«Двенадцать видел я деревьев стройных,
Зеленых, свежих, похвалы достойных,
На каждом — тридцать веточек растет,
Вовеки неизменен этот счет».
Другой воскликнул: «Отпрыск благородных!
Погнали двух коней, двух быстроходных.
Несется первый, черный, как смола,
А масть другого, как хрусталь, светла.
Торопятся, бегут они далече,
Но первый со вторым не сыщет встречи».
Промолвил третий: «Тридцать седоков
Пред шахом скачут испокон веков.
Один — всмотрись получше — исчезает,
Но их число вовек не убывает».
Сказал четвертый: «Пред тобою — луг.
Шумят ручьи, трава растет вокруг.
Могучий некто с острою косою
Придет на луг, сияющий красою,
Все, что цветет, что высохло давно,
Не внемля просьбам, скосит заодно».
«Подобно камышам, — промолвил пятый,—
Два кипариса из воды подъяты,
На каждом птица свой свивает дом,
Днем — на одном, а ночью — на другом.
Слетит с того — и ветви вдруг увянут,
На это сядет — сладко пахнуть станут.
Один — вечнозеленый кипарис,
Другой — в печали чахнет, глядя вниз».
Сказал шестой: «Богат водой проточной,
Средь горных скал воздвигнут город прочный.
Но люди той заоблачной земли
Ему пески пустыни предпочли.
Дома в сухой степи тогда возникли,
Тогда рабы и господа возникли.
Забыли все о городе в горах,
Воспоминанья превратили в прах.
Но раздается гул землетрясенья,
Их область гибнет, людям нет спасенья,—
Тогда-то город вспоминают свой,
Тогда-то жребий проклинают свой.
Слова жрецов за пологом сокрыты.
Их смысл раскрой, их сущность разъясни ты.
Когда ж постигнешь их, о витязь наш,
Из праха чистый мускус ты создашь!»
Заль вдумался в таинственные речи,
Обдумав, он расправил грудь и плечи,
Затем открыл свои уста, готов
Ответить на вопросы мудрецов;
«Дерев двенадцать названо вначале,
На каждом — тридцать веток насчитали.
Двенадцать месяцев являет год,—
На смену шаху новый шах идет,—
А каждый месяц тридцать дней приводит:
Так времени вращенье происходит.
Теперь скажу: какие два коня
Летят подобно божеству огня?
Конь белый — день, а черный — тьма ночная.
Бегут они, чреды не изменяя.
Проходит ночь, за нею день пройдет:
Так движется над нами небосвод.
При солнце встречи нет и нет во мраке?
Бегут подобно дичи от собаки.
Теперь: какие тридцать седоков
Пред шахом скачут испокон веков?
Один из них все время исчезает,
Но всадников число не убывает.
Луну сменяет новая луна:
Такая смена богом создана.
Луна идет на убыль постепенно,
А все ж она вовеки неизменна.
Теперь скажу я, — пусть поймут везде,—
О кипарисах с птицею в гнезде.
Меж двух созвездий — Овном и Весами —
И тьма и мрак сокрыты небесами,
Но лишь к созвездью Рыбы мир придет,—
И тьма и мрак откроются с высот.
Два кипариса — две небесных части,
В одной — печаль, в другой находим счастье.
А птица — это солнце: всякий час
Оно и любит нас и губит нас.
Спросил о горном городе учитель:
То — наша постоянная обитель.
Мы временно живем в степи сухой,
С ее отрадой и с ее тоской.
Она щедроты нам несет и прибыль,
Она заботы нам несет и гибель.
Землетрясенье, буря, — в этот миг
Взволнован мир, он поднимает крик,
Твой труд заносится песком пустыни,
Ты переходишь в город на вершине.
Другой начнет владеть твоим трудом,