Шах-наме — страница 47 из 117

Чтоб я тебя избавил от печали».

Ответил Гарсиваз: «Я речь веду

Не про свою обиду и беду.

О споре меж Ираном и Тураном,

О горе, что грозит соседним странам,

О сущности вражды я полон дум,

Мне мудрые слова пришли на ум:

«С тех пор как Тура бог покинул правый,

Настало зло, воюют две державы».[32]

Не Тур — Афрасиаб царит теперь,

Но он такой же бык, такой же зверь.

Пройдет немного времени, — владыки

Узнаешь нрав коварный, злобный, дикий.

К тебе пылает злобой туран-шах,—

Судьба людей сокрыта в небесах.

Ты знаешь — я твой друг во всем и всюду,

Всегда тебе товарищем я буду.

О шахе я сказал, добро любя,—

Грешно таить мне правду от тебя».

Ответил Сиявуш: «Гони тревогу,

Затем, что я иду, внимая богу.

Афрасиаб, — о нем я думал так,—

Стал светом для меня, развеял мрак.

Когда б решил он, что ищу я брани,

Меня бы не возвысил он в Туране,

Не дал бы мне страну, венец, престол,

Свое дитя ко мне бы не привел.

К его дворцу пойду с тобой теперь я,

Рассею мрак, добьюсь его доверья.

Где правда проступает сквозь туман,

Там терпит поражение обман».

Ответил Гарсиваз: «Он зверя хуже,

Он не таков внутри, каков снаружи

Тебя он предал, обманул, злодей,

Зашил он очи мудрости твоей.

Покинул ты отца, незрел и молод,

Пришел в Туран, воздвиг огромный город.

Так обольстил тебя Афрасиаб,

Что служишь ты ему, как верный раб».

Он говорил, а в голосе — рыданье,

В душе — коварство, на устах — страданье.

Тут Сиявуш в него вперил глаза,—

Из них катились за слезой слеза.

У Сиявуша пожелтели щеки,

Издал он вздох, тяжелый и глубокий,

Сказал: «Не вижу, в глубь вещей смотря,

Чтоб заслужил я ненависть царя.

Пусть я познаю муку и обиду —

Из подчинения царю не выйду.

Без войска я пойду с тобой к нему,

Причину гнева царского пойму».

А Гарсиваз: «Не вижу в этом смысла,

Чтоб ты пошел, когда беда нависла.

Заступник твой, спасу я жизнь твою,

Огонь, быть может, я водой залью.

Афрасиабу изложи в посланье

Все доводы, все речи в оправданье.

Когда увижу: царь не хочет зла,

Настал хороший день, заря взошла,

Немедленно гонца к тебе отправлю,

От мрака и тоски тебя избавлю.

А если царь коварен, гневен, зол,

То и тогда примчится мой посол.

Ты действуй быстро, чтоб достигнуть цели,

Ты долго не раздумывай; отселе

В ста двадцати фарсангах есть Китай.

А в триста сорока — иранский край.

Там у тебя и войско и держава,

Там у тебя отец, закон и право.

Во все концы отправь своих послов,

Не медли, будь к сражению готов».

И Сиявуш совету внял дурному,

Душой беспечной погруженный в дрему.

Письмо Сиявуша Афрасиабу

Затем позвал он мудрого писца,

Слова рассыпал, помянув творца,

Предвечного создателя восславил

За то, что от грехов его избавил.

Он разум начал мудро восхвалять,

Призвал на туран-шаха благодать.

«О царь счастливый, царь победоносный,

Живи, пока цветут, ликуя, вёсны!

Я рад: мне встреча суждена с тобой,

Моя душа озарена тобой».

Он приложил к письму печать, и сразу

Вручил свое посланье Гарсивазу.

Потребовал вельможа трех коней,

Скакал, не различая дней, ночей.

За трое суток путь покрыл он длинный —

Подъемы, спуски, горы и равнины.

Он прибыл во дворец, к царю спеша,—

Ложь на устах, грехов полна душа.

«Ты мчался быстро, — молвил царь Турана,—

Ты почему приехал так нежданно?»

Ответил тот: «Когда, судьбе грозя,

Стремится время — медлить нам нельзя.

Навстречу мне твой Сиявуш не вышел,

Меня как бы не видел и не слышал,

Он твоего письма не стал читать,

Меня принудил на колени стать.

Закрыв пред нами двери, постоянно

Он получает письма из Ирана.

Промедлишь ты — он двинется в поход

И все, чем ты владеешь, отберет.

О вероломном я тебе поведал,

Смотри же, чтобы он тебя не предал».

Афрасиаб выходит на войну с Сиявушем

Когда его слова услышал царь,

Он снова запылал враждой, как встарь.

Он приказал, чтоб грянул голос трубный,

Чтоб зазвенели колокольцы, бубны.

В тот самый миг, когда, содеяв зло,

Вскочил хулитель Гарсиваз в седло,

Вошел царевич в свой шатер высокий,

Дрожало тело, желты были щеки.

Спросила Фарангис: «Мой гордый лев,

О чем скорбишь ты, ликом потемнев?»

«Красавица! — сказал он. — Черным цветом

Покрылась честь моя в Туране этом».

Она: «О царь мой, тайну мне доверь,

Скажи, что делать будешь ты теперь?

В ком ты найдешь прибежище, подмогу?

Ища приюта, обращайся к богу».

Сказал жене: «Надеюсь я сейчас,

Что весть пришлет мне добрый Гарсиваз

О том, что шах простил меня, смягчился,

Раскаявшись, от мести отрешился».

Сиявуш видит сон

Он горько плакал три тяжелых дня,

Свою судьбу коварную кляня,

А на четвертый день, в тоске великой,

Заснул на ложе рядом с луноликой.

Проснулся он, увидев страшный сон,

Внезапно заревел, как буйный слон.

Сказала Фарангис: «О, сделай милость.

Мой царь, скажи мне, что тебе приснилось?»

Ответил Сиявуш: «О сне моем

Не говори ни с другом, ни с врагом.

Я был во сне, о кипарис мой нежный,

Казалось, окружен рекой безбрежной.

Из-за реки огонь пошел ко мне,

И запылал Сиявушгирд в огне.

Смерть — в пламени, и смерть — в речной пучине,

Афрасиаб могучий — посредине.

Властитель злобно глянул на меня.

Сильней раздул он языки огня».

А та: «Теперь заснешь. Огонь и влага —

Хороший сон; они даруют благо.

Убит бесславно будет в некий час

Румийским полководцем Гарсиваз».

Царевич вызвал воинов бывалых

И на дворе и во дворце собрал их,

С мечом в руке, в одеждах боевых,

Он сел и в степь отправил верховых.

Минуло два часа той ночи черной.

Вернулся всадник, доложил дозорный:

«За туран-шахом, за царем земли,

Большое войско движется вдали».

От Гарсиваза вестник прибыл вскоре:

«Ищи спасенья, наступило горе.

Тебе я словом не помог своим,

Как прежде, гневом туран-шах палим».

Не распознал царевич лицемерья,

Не потерял к его речам доверья.

«О мой супруг, — сказала Фарангис,—

О нас не думай, должен ты спастись.

Помчись на скакуне в другое царство,

В Туране ты погибнешь от коварства».

Сиявуш сообщает Фарангис свое завещание

Сказал он: «Сон исполнился дурной,

Померкла честь моя, как свет дневной.

Кончается мое существованье,

И наступает горькое страданье.

Пять месяцев несешь ты в чреве плод.

Пускай для славы мальчик мой растет.

Младенцу Кей-Хосрова дай ты имя,

Утешь его заботами своими.

Мой близок час: прикажет твой отец,

Чтоб счастью моему пришел конец,—

Я буду, неповинный, обезглавлен,

Венец мой царский будет окровавлен.

Ни савана, ни гроба не найду,

Лишь вас, хула и злоба, я найду!

Прикажет шах — палач с надменным взором

Тебя, нагую, выведет с позором.

Придет Пиран, отважен и велик,