Как будто с Рахшем крови был единой!
Он встал, как слон, пред нами, а Бижан
Тотчас накинул на него аркан.
Онагр-красавец вырвался из плена,
Бижан вдогонку ринулся мгновенно.
Бежит онагр, а верховой — за ним.
От бега на лугу вздымался дым,
И волны праха друг на друга лезли,
И тот онагр и твой Бижан исчезли,
В их поисках прошел я сто дорог,
Мой конь от долгих странствий изнемог,—
Простыл Бижана след, лишь вороного
Я встретил, изнуренного, больного.
«Но где Бижан, — я думал в этот миг,—
Онагра он догнал иль не настиг?»
Я поисков не прекратил, однако,
Я пробыл там до наступленья мрака.
Я понял: нам дорогу преградив,
В онагра обратился Белый див!»
Внимал отец, внимал, утратив сына,
И усомнился в чистоте Гургина.
Рассказ, хотя и полон был прикрас,
До глубины души его потряс.
Смущенье скрыть стараясь безуспешно,
Гургин дрожал, а сердце было грешно.
Подумал Гив, что речь его — обман,
Что глупо так не мог пропасть Бижан.
Старался Ахриман, исчадье скверны,
Чтоб Гив, озлоблен, выбрал путь неверный,
Внушал ему: «За сына отомсти,
Те, кто врагам прощает, — не в чести!»
Терзался Гив, тоскуя и пылая,
Не сразу появилась мысль благая:
«Враг мира цель преследует свою.
Что пользы, коль Гургина я убью?
Что пользы, если я убийцей стану?
Иначе надобно помочь Бижану!
Лжецу могу я голову рассечь,
И даже стену рассечет мой меч.
Пойду, предстану взорам властелина,
Пускай вину он выявит Гургина».
Сказал Гургину: «Вижу твой обман,
Воистину ты злобный Ахриман!
О, где мой сын, мой шах, моя денница?
Бижану ты помог с дороги сбиться!
Меня поверг ты в страшную беду,
Я выхода, несчастный, не найду.
О, где мой сон и отдых, где лекарство
От твоего обмана и коварства!
Вступить я должен с шахом в разговор:
Тебе не дам покоя до тех пор.
Затем прибегну к верному булату:
За сына, за себя начну расплату».
Гив приводит Гургина к Хосрову
Явился к шаху Гив, не пряча слез.
Желанье мести он с собой принес.
Приблизился к властителю с приветом:
«Будь вечно счастлив, осиянный светом!
О ты, юдолью правящий земной,
Не видишь разве, что стряслось со мной?
Был сын возлюбленный моим оплотом,
Он жил, отцовским радуясь заботам.
Я знал, что жизнь его полна тревог,
Боялся разлучиться с ним, берег.
Теперь Гургин вернулся в наше царство:
Вздор на его устах, в душе — коварство.
Явился он с известием дурным
О том, кто был советчиком моим.
Лишь скакуна, лишь друга боевого,—
От сына знака не привез иного.
Суди Гургина, правящий в стране:
Я стал несчастным по его вине!»
Сочувствовал Хосров отцовской боли,
Надев венец, сияя на престоле,
Он ощутил в душе тоску и гнев,
И вопросил он Гива, побледнев:
«Что говорит Гургин? Какое слово?
Где спутника покинул молодого?»
Пред шахом речь Гургина повторив,
О храбром сыне вновь заплакал Гив.
Воскликнул шаханшах: «Рыдать не надо,
Верь и надейся: ждет тебя отрада.
Да будет снова твой удел хорош:
Потерянного сына обретешь!
Беседовал я долго с мудрецами,
Советовался с нашими жрецами.
С Тураном, ради чести и добра,
Мне начинать сражение пора.
За смерть отца, в долгу пред Сиявушем,
Мы отомстим, мы весь Туран разрушим,
Бижан пойдет на битву с тем врагом,
Туранской рати учинит разгром.
А ты не плачь, будь твердым: ты — мужчина.
На правый суд я вызову Гургина!»
В тоске, в слезах покинул Гив дворец.
О милом сыне тосковал отец.
Гургин пришел, приказ услышав строгий.
Отважных в царском не было чертоге:
Ушли богатыри за Гивом вслед
С тоской: Бижан пропал во цвете лет!
Он во дворец вступил, как виноватый,
Приблизился к царю, стыдом объятый.
Он землю пред царем поцеловал,
Сказал реченья, полные похвал,
И преподнес, восславив царский разум,
Клыки, ценою равные алмазам:
«С победой ты навек вступил в союз,
Все дни твои да будут как Ноуруз,
Да всех врагов ты в пламени расплавишь,
Как этих кабанов, их обезглавишь!»
Шах на клыки взглянул и произнес:
«Какую весть сегодня ты принес?
Скажи мне, где оставил ты Бижана?
Ужели стал он жертвой Ахримана?»
Пытливый взгляд вонзил в него Хосров.
Гургин застыл столбом от этих слов.
Потом он побледнел, охвачен дрожью.
Рассказ наполнен вздором, сердце — ложью.
Он про онагра бормотал и луг,
Бессвязные слова терзали слух,
Не порождала следствия причина,—
Разгневался Хосров, прогнал Гургина,
Воителя, чья совесть не чиста,
Но не раскрыл для ругани уста!
Спросил: «Тебе известно изреченье?
Сказал Дастан отважным в поученье:
«Погибнет лев, наказанный судьбой,
Вступив с потомками Гударза в бой!»
Когда б дурной я не боялся славы
И кары, что пошлет господь всеправый,
Я палачу поднять велел бы меч,
Как птице, голову тебе отсечь!»
Велел, чтоб кузнецы пред ним предстали:
«Оковы сделайте из крепкой стали!»
Пошел Гургин и кандалы повлек:
От них да будет грешнику урок!
А Гиву шах сказал: «Мужайся ныне,
Ищи его у нас и на чужбине,
А я пошлю во все концы земли
Бойцов, что в битвах славу обрели.
Поверь, я много приложу стараний,
Ловить я буду вести о Бижане.
А если весть не прилетит сама,—
Не торопись и не сходи с ума.
Пусть только фарвардин придет весенний,
Пора благоуханных дуновений,
Пора, когда цветы цветут в садах,
Когда и наши головы в цветах,
Земля в парчу зеленую одета,
Цветы росою плачут до рассвета,
Когда сверкает каждый лист и куст,
Когда благословляет нас Ормузд!
Тогда предстану перед богом с чашей,
Где отражение вселенной нашей.
Увижу в этой чаше семь планет,[40]
Все царства мира, весь подлунный свет.
Я восхвалю и праотцев и бога,
Который судит праведно и строго.
Тогда-то, светом чаши осиян,
Скажу я, где находится Бижан!»
И Гив освободился от печали,
Когда слова такие прозвучали.
Сказал, царя за доброту хваля:
«О шах, живи, пока живет земля!
Ты покори судьбу, дружи с победой,
От злого глаза ты вреда не ведай.
Ты трон возвысил, царскую печать,
Тебя всегда мы будем величать!»
Покинул Гив дворец, вкусив отрады.
Во все концы отправил он отряды.
Объехали воители весь свет,
Чтоб отыскать хоть признак или след,
По всей земле искали неустанно,
А не нашли пропавшего Бижана.
Кей-Хосров видит Бижана в чаше, отражающей мир
Пришла весна, весь мир животворя,
И Гив спросил о чаше у царя:
Явился он с поникшей головою,
Но все-таки с надеждою живою.
Увидел шах, что он тоской объят,
Что горших не знавал еще утрат.
Тогда Хосров надел наряд, в котором
Он представал перед господним взором.
Молясь творцу, что вечен и един,
Воспламенился гневом властелин;
О помощи взывал к творцу вселенной,—
Да будет попран Ахриман презренный!
Из храма шах вернулся в свой чертог,