И выбежал, проклятья извергая,
Из спальни, сталью ратною сверкая.
И встретился лицом к лицу с купцом
В кольчуге, с окровавленным мечом.
Исфандиар сказал: «Ты град ударов
Получишь от купца взамен динаров.
Дар от Лyxpacпa я принес тебе,
Печать Гуштаспа я принес тебе!
Печатью заклейменный роковою,
Покроешься ты черною землею!»
И запылал в сердцах их бранный жар.
Сошлись Арджасп и лев-Исфандиар,
Удары сталью нанося друг другу
И рассекая шлемы и кольчугу.
И вот Арджасп могучий изнемог,
Он в ранах весь от головы до ног.
Как слон огромный, пал он, окровавлен,
Мечом Исфандиара обезглавлен.
Так вот что звезды смертному дарят,—
То поднесут бальзам, то черный яд!
С презрением на мир взирай, о мудрый!
Ты в жизни — гость; так не страдай, о мудрый!
Убив Арджаспа, грозный Руинтан
Обрек разгрому замок и айван.
Мечами стражу всю посечь велел он,
Дворец со всех сторон поджечь велел он.
Никто из обитателей дворца
Не избежал кровавого конца.
Казнохранилище царя Турана
Оставив под надежною охраной,
Пошел к конюшням царским Руинтан,
В деснице — меч, в стальной кольчуге — стан.
Коней арабских отобрать велел он,
Мужам своим их оседлать велел он.
И сели на могучих тех коней
Сто шестьдесят его богатырей.
Сестер привел он, в седла посадил их,
Ликуя сердцем, что освободил их.
Отряд оставил в крепости; Сава—
Отважный муж — отряда был глава.
Богатырю Саве сказал: «Как в поле
Мы выйдем и очутимся на воле,
Ворота городские ты закрой
И у ворот неколебимо стой.
Когда я своего достигну стана
И снова встречу славного Пшутана,
Вели кричать дозорным: «Да живет
Наш царь Гуштасп, как вечный небосвод!»
Когда в бою туранцы истомятся
И вспять к вратам твердыни устремятся,
Ты сбрось главу Арджаспа со стены,
И пусть их души будут сражены!»
И в степь он выехал во мгле тумана,
Как слон, вломился он в ряды Турана.
Сто шестьдесят за ним отважных шли
И гибель и смятение несли.
Достигли стана… Радостен и светел,
Воителя Пшутан премудрый встретил.
И кто опишет войска торжество
Перед царем и доблестью его!
Исфандиар убивает Кaxpaмa
Когда, как царь с серебряного трона,
Сошло светило ночи с небосклона,
Раздался с башни клич богатырей:
«Живет Гуштасп, великий царь царей!
Цветет Исфандиар непобедимый!
Луною, небом и судьбой хранимый!
Святой закон мечом он защитил,
Туранцам за Лухраспа отомстил!
Арджаспа он железом обезглавил,
Гуштаспа возвеличил и прославил!»
Смутились тюрки, слыша этот крик,
Не ведая — откуда он возник?
От клича, что над полем разносился,
Тревогой дух Кахрама омрачился.
И Андарману, брату, он сказал:
«Не распознаешь ночью, кто кричал.
Что скажешь? Что-то будет нынче с нами?
Мы всё с тобой должны разведать сами!
Иль это пьяной стражи озорство
У изголовья шаха самого?
Какая дерзость у простого люда!
Но этим крикунам придется худо.
Всех надо, как изменников, казнить
И преданною стражей заменить!
Так поспешим! И коль застанем дома
Врагов, что ищут нашего разгрома,—
Мы по-турански их возьмем в зажим,
Мы черепа им сталью размозжим!»
Все громче голоса во тьме звучали,
И на стене, и на холме звучали,
Они со всех сторон теперь неслись.
И души тюрков страху поддались.
Войска роптали: «Голосов так много,
Что только в крепость нам теперь дорога.
Вернемся, братья, дом наш защитим.
Запремся, всем врагам отпор дадим».
Кахрама сердце ужасом сжималось,
Лицо его страданьем искажалось.
Сказал он людям: «За царя, за вас,
О воины, в тревоге я сейчас!
Теперь в укрытье отступить нам надо,
А Руиндиж надежная ограда».
И вспять, подобные морским волнам,
Туранцы устремились к воротам.
Но гнал Исфандиар их по пятам,
Удары нанося то здесь, то там.
Вот вскачь Кахрам достиг ворот, и что же —
Врагов и в воротах он видит тоже.
Сказал мужам: «Принять придется бой,
И пусть судьба пошлет исход любой.
Вы, в ком бестрепетны сердца живые,
Все за мечи беритесь боевые!»
Когда в глаза им глянула судьба,
Отважным стала тягостна борьба.
И щит о щит, и меч о меч схватились.
И до утра два славных войска бились.
Но утренней зари блестнул венец,
Турана славе наступил конец.
В сиянье раннем алого востока
Сава явился на стене высокой.
И голову убитого царя —
Арджаспа, гордого богатыря,—
Он кинул вниз. Лишь это увидали,
Сражаться вдруг туранцы перестали.
Ряды смешались, громко голося,
И стон и плач великий начался.
Два царских сына, две его опоры,
Рыдая, содрогались, словно горы.
Так неожиданно беда пришла,
Что души сильных пламенем сожгла.
Взывало войско: «Доблестный воитель,
Наш полководец, лев и повелитель!
Кем ты в ночи предательски сражен?
Убийца твой — да будет проклят он!
Кто управлять в походах будет нами?
Кто на стене твое подымет знамя?
Коль мы лишились нашего отца,
Не будет пусть ни войска ни венца!»
Халлух, Тараз отчаяньем вскипели,
Все души жаждой смерти пламенели.
И яростной, неистовой толпой,
Ища конца, они рванулись в бой.
В широком поле брань возобновилась,
И тучей пыли небо омрачилось.
Тела убитых грудами легли
На окровавленной груди земли.
Повсюду — смерть, стенания и муки,
Отрубленные головы и руки.
Над степью черная нависла мгла.
Кровь у ворот потоками текла.
Когда Исфандиар ворвался в сечу,
Кахрам погнал коня ему навстречу.
И сшиблись, затрещали их щиты.
Они слились в одно — сказал бы ты.
Исфандиар за пояс взял Кахрама,
Сорвал с седла и вверх подъял Кахрама.
И гневно грянул об землю его
Под клич победный войска своего.
Арканами Кахрама тут скрутили,
В обоз полуживого утащили.
Без полководца, словно горсть песка,
Рассыпались туранские войска.
Как листья под ударами метели,
Под вихрем смерти головы летели.
Над полем воздух гибелью дышал…
Тот все терял, другой — все забирал.
Повсюду шлемы, головы валялись.
О трупы кони храбрых спотыкались.
Кто день грядущий видит? Кто прочтет
То, что от нас скрывает небосвод?[46]
Немногих тюрков скакуны лихие
В пески умчали за холмы глухие.
А те, кому не удалось уйти,
От смерти не могли себя спасти.
Простые степняки в живых остались,
Что за людей у знатных не считались.
А воины, в отчаянье, в слезах,
Щиты и шлемы побросали в прах.
Молили: «Пощади нас, справедливый!»
И были их глаза как день дождливый.
Но в мести был безжалостен и яр
Кровь проливающий Исфандиар.
Всех всадников воинственных убил он.
Ни одного вельможу не простил он.
Не стало в Руиндиже никого,
Кто б отстоял достоинство его.
Убитым поле битвы царь оставил,
В стан воротился, вечного прославил.
Две виселицы у ворот градских,
Две черные петли свисают с них.