Шах-наме — страница 84 из 117

И сыновей твоих двоих не стало!

В страданиях померк их жизни свет.

Нет Нушазара, Михринуша нет!

Убили их! Лежат они в пыли,

Пока ты бьешься здесь от нас вдали!

Вот причинен, увы, неизгладимый

Нам всем урон, о наш отец любимый!»

Гнев горький сердце шахское обжег,

На щеки брызнул слез горючих ток.

Сказал Рустаму: «Эй, отродье дива!

Зачем свернул ты со стези правдивой?

Что войско ты привел — не ведал я.

Потеряна отныне честь твоя!

Гляжу, ты ни позора не страшишься,

Ни дня суда, ни бога не боишься!

Забыл, что нарушающим обет

В душе народа уваженья нет!

Сагзи двух сыновей моих убили!

Предательски детей моих убили!»

Затрепетал, как на ветру листва,

Рустам, услышав страшные слова.

Поклялся он мечом, и головою,

И солнцем, и своею сединою:

«Клянусь, я ничего не знаю сам!

А в бой вступать я запретил войскам.

Тебе я брата связанного выдам:

Убей в уплату всем своим обидам!

И Фарамарза — сына своего —

Свяжу и приведу к тебе его.

Пролей железом кровь моих родных!

Убей за дорогих детей твоих!»

Шах молвил: «Кровь змеи за кровь павлина

Пролить, раба убить за властелина —

То было б мерзко совести моей,

Священному достоинству царей!

Нет! Ты, порочный, о себе подумай!

Ты, лживый, о своей судьбе подумай!

Твои я ноги стрелами с конем

Соединю, как воду с молоком,—

Чтоб ни единый раб не смел потом

На властелина выходить с мечом.

Живой останешься — для горшей муки

Свяжу тебя, скую цепями руки.

А поражу стрелой тебя — ну что ж

За милых сыновей моих умрешь!»

Рустам ответил: «От таких речей

Лишь чести умаление твоей».

Бегство Рустама на гору

Они достали бронзовые луки,

Простерли к стрелам тополевым руки,—

И вылетало пламя, где стрела

Кольчугу к телу пригвоздить могла.

Нахмурилось лицо Исфандиара,

Взгляд омрачился ненавистью ярой.

И солнца лик в смятенье побелел

От посвиста его жестоких стрел,—

Где стрелы Руинтана попадали,

Кольчугу, как бумагу, разрывали.

В бою не ведал промаха стрелок,

Никто от рук его спастись не мог.

Он за стрелой стрелу пускал упрямо,

Изранил он и Рахша и Рустама.

Но ни одна Рустамова стрела

Царапины царю не нанесла.

Рустама ж ни одно не миновало

Исфандиаром пущенное жало.

Отчаялся, последнюю свою

Надежду потерял Рустам в бою;

И молвил: «Я — изранен… целый — он,

Воистину — бронзовотелый он!»

Бой продолжать был Тахамтан не в силе,

Изнурены и конь и всадник были.

И в первый раз за весь свой славный век

Он к выходу последнему прибег:

Быстрей, чем вихрь, Рустам с коня скатился

И на крутое взгорье устремился.

Ушел один домой скакун его,

Хозяина покинул своего.

А кровь из ран Рустамовых текла,

Вся содрогалась Бисутун-скала.

И смехом прояснился царский взор,

Увидев мужа славного позор.

Спросил он: «Где ж твоя слоновья сила?

Что мощь твою железную сразило?

Неужто стрел пернатых острия?

Где мужество, где булава твоя?

Что ж убежал ты на гору, едва

Услышал издали рычанье льва?

Неужто это ты — пред кем когда-то

Дракон заплакал, ужасом объятый?

Так кто ж слона в лисицу превратил,

Десницу сильную укоротил?»

Рахш, истекая кровью, той порой,

Понуря голову, прибрел домой,

Обломки стрел неся в боках могучих,

Текли по морде капли слез горючих.

И вот увидел Завара коня

При свете угасающего дня,

Увидел, что седло его пустое,—

И с воплем поскакал на место боя.

Всего в крови Рустама увидал

Неперевязанного и сказал:

«Брат! Поезжай домой без промедленья!

Здесь на меня ты положись в отмщенье!»

Сказал Рустам: «К Дастану воротись,

Утратили мы славу, честь и жизнь…

Пусть он изыщет, как бывало ране,

Чем исцелить от ран и от страданий

Меня и Рахша. Дорог каждый час.

Спасенье в том единое для нас!..

О, если в эту ночь я не умру,

Живым и здравым встану поутру,

Ты скажешь: «Вновь на свет мой брат явился,

Могуч, как сотни лет назад, явился!»

Поди за Рахшем пригляди моим.

Останусь жив — вернусь я вслед за ним!»

И Завара уехал молчаливый.

Исфандиар дождался терпеливо

Конца беседы и сказал: «Ну что ж?

Где твой защитник и чего ты ждешь?

Ты долго ль простоишь на скалах там?

Бросай свой лук и покорись, Рустам!

Сними броню и тигровый кафтан,

От кушака освободи свой стан!

Дай руки мне твои связать по чести!

Ты от меня не жди вреда и мести.

В цепях тебя я к шаху отведу,

Но там тебя не ввергну я в беду.

А если рвешься в бой опять со мною,

Назначь — кому владеть твоей страною.

Потом покайся, старый человек,

В грехах, что совершил в столь долгий век!

Быть может, примет бог тебя безгневно,

Когда ты мир покинешь пятидневный!»

Рустам ответил: «Поздняя пора.

Темно. Ни зла не сделать, ни добра.

Ночь переждем, пожалуй, до рассвета.

Ты в стан свой воротись на время это.

И я пойду немного отдохну,

Вернусь домой, на краткий срок усну;

Перевяжу я раны, кровь отмою

И созову под кровлею родною

Любимых — сына, брата и отца —

Честь и опору нашего дворца.

Предстану с ними пред тобой, великий,

На милость падишаха и владыки».

И Руинтан ему ответил: «Эй!

Надменный муж, негодный кознодей!

Не только тем, что храбр, могуч и ловок,—

Ты знаменит и тысячей уловок.

Ясна с начала хитрость мне твоя,

Теперь твое паденье вижу я.

Тебя на эту ночь лишь пощажу я,

Что выдумаешь завтра — погляжу я,

Не вздумай вновь обманывать меня.

Иди теперь — до завтрашнего дня!»

«Исполню все, — ответил Тахамтан,—

А ныне обессилел я от ран».

И долго шах на спину исполина

Глядел, как тот пошел, склонив седины.

Как медленно реку переходил…

Меж тем Рустам у господа молил

О помощи: «Владыка сил небесных!

Коль я теперь умру от ран телесных,

Кто гордым за меня отмстит в бою?

Кто правду унаследует мою?»

Когда он, как корабль, струи потока

Рассек и поднялся на брег высокий,

Исфандиар сказал ему вослед:

«Таких людей еще не видел свет!

Нет! То не муж, нам ныне предстоящий,—

То слон могучий, ужас наводящий!

Его таким всевышний сотворил,

Он землю им и время озарил».

Когда же в стан вернулся шах Ирана,

Услышал вопль и стоны среди стана,

Убитых увидал своих сынов,

С их лиц откинул пурпурный покров.

Мертвы! И воскресить их нет надежды!

И шах со стоном разодрал одежды,

Главу посыпал прахом, наземь пал,

И обнимал убитых, и взывал:

«Мои возлюбленные, вы ли это?

Кто погасил живой источник света?

Куда ушли вы от юдоли сей?»

Сказал Пшутан: «Эй, брат мой, слез не лей!

Над невозвратным что рыдать напрасно?

Сердца свои зачем терзать напрасно?

Все — стар и млад — подвластны смерти мы,

Пусть разум нас ведет пред ликом тьмы!»

Встал Руинтан, в табуты положил их —

Детей своих, к Гуштаспу проводил их,

И написал отцу: «Возрос твой сад,