Шах-наме — страница 94 из 117

Ведь все они не сеяли, не жали.

И громко восхваленье вознесли

Владыке обитаемой земли.

Прислушался к речам их шах великий,

Вгляделся в удивительные лики.

Все были босы и обнажены,

Но света и величия полны.

Одежды их из листьев облекали.

Плоды лесов их пищу составляли.

Не ведая о битвах и пирах,

Они в долинах жили и в горах.

Хоть полны разной дичи степи были,

Охота и убийства им претили.

Питье их было — чистая вода,

Плоды и злаки дикие — еда.

Он спрашивал их: «Что вам служит пищей?

Как вы возводите свои жилища?

Зло и добро нам дарит небосвод,

Что ж вы берете от земных щедрот?

Вы чем и как сражаетесь с врагами?»

И отвечал глава над мудрецами:

«О солнце славы, доблести звезда!

Мысль о войне издревле нам чужда.

У нас тепло, нам не нужны жилища,

Самой природой нам дается пища.

Зачем парчой нам тело украшать?

Ведь смертного нагим рождает мать.

Нагим уходит смертный в недра праха,

А мир — обитель горя, скорби, страха.

Алчбы мы чужды, вечность — наша цель.

Нам кровля — небо, а земля — постель.

К чему мироискателя старанья?

Его богатства и завоеванья?

Ведь сколько б ни собрал сокровищ он,—

В свой час он всё утратить обречен.

Блажен, кто к благу вечному стремится,

А вся земная слава истребится».

«Чего же больше, — Искандар спросил,—

Явлений явных или тайных сил?

Живых ли больше в бренном мире этом

Иль навсегда расставшихся со светом?»

И отвечал один из мудрецов:

«На миллион, быть может, мертвецов —

Два иль один живой едва ль найдется.

И счастлив, кто от вечных мук спасется!

Блажен, кто людям зла не принесет!

Ведь всяк уйдет отсюда в свой черед».

Спросил румиец: «В мировом просторе

Недвижной суши больше или моря?»

«Всю твердь земную, — отвечал брахман,—

Безбрежный омывает океан».

«Кто бодрствует во сне? — спросил владыка.—

Чей не простится вечно грех великий?

Кто в слепоте душевной, средь забот,

Не знает сам, зачем он здесь живет?»

Брахман в ответ: «О светоч мирозданья,

Пречистый шах, взыскующий познанья!

Грешнее всех, исполненный алчбы,

Завоеватель — баловень судьбы.

Коль ты духовным взором обратишься

Сам на себя — ты в этом убедишься.

Ведь вся земля захвачена тобой.

Сам небосвод как будто данник твой.

А ты не сыт, хоть миром обладаешь.

Мозг из земли исторгнуть ты желаешь.

Душой ты ада алчешь. Устрашись!

От войн кровопролитных отрешись!»

Еще спросил их Искандар великий:

«Кто ж на стезе неправды наш владыка?»

Сказали: «То алчба — душа греха,

Основа зла. Она к добру глуха».

Спросил он: «В чем же суть алчбы всеядной,

Ненасытимой, низкой, зверски жадной?»

Брахман ответил: «Алчность и нужда —

Два демона, не спящих никогда.

Один иссох и злого полн упорства.

Другой не спит ночами от обжорства.

Сразит обоих колесо времен.

Блажен, кто к правде духом устремлен!»

Внял Искандар, и цвет его ланит

Стал желтым, как поблекший шамбалид.

Его лицо морщинами покрылось,

Слеза из глаз невольно покатилась.

И он спросил их: «В чем нужда у вас?

Просите. Все исполню в сей же час.

Всей властью с вами поделюсь моею,

Трудов своих для вас не пожалею».

Ответили: «Со смертью в бой иди.

От смерти нас, коль можешь, огради».

Сказал он: «Дни бегут неудержимо,

И в мире только смерть непобедима.

Будь ты хоть из железа сотворен,

Тебя пожрет таинственный дракон.

Увянет юный цвет, иссякнет сила —

И не спастись от старости унылой».

Сказал брахман: «О властелин-мудрец!

Всем одарил тебя благой творец.

Ты, словно солнце, разумом сияешь.

Что не избегнуть смерти нам, ты знаешь.

Что ж ты возжаждал мир завоевать,

Войн ядовитым воздухом дышать?!

Умрешь — твоя десница все утратит

И враг плоды трудов твоих захватит.

Зачем ты страшной тяготой такой

Обременился? Где он — разум твой?

Безумие — в юдоли нашей бренной

Надеяться на этот мир мгновенный!»

Ответил шах: «Я — раб, и не дано

Мне преступить, что небом решено.

Я преступил бы, будь я в состоянье,

Неведомое мне предначертанье.

Все решено заране. Никому

Не обойти, что суждено ему.

Не мной, а грозной волей провиденья

Убиты были павшие в сраженье.

Кто осужден судьбою, тот падет.

Насильник от возмездья не уйдет.

Они не жертвы моего удара.

Постигла их божественная кара.

Йездан велик. Мы все — его рабы.

И никому не скрыться от судьбы!»

Потом брахманов щедро одарил он,

Но в их стране недолго прогостил он.

Обиды никому не причинил

И вдаль стопы на запад устремил.

Ардашир Бабакан

Перевод В. Державина

Когда убит был дарственный Дара,

Не стало роду шахскому добра.

Но сын был у Дары — могучий станом,

Разумный, смелый; звался он Сасаном.

Он понял: счастью прежнему конец,

Когда увидел, что убит отец.

Напрасна, понял он, о мести дума…

И спасся бегством он от войска Рума.

И в Хинде, всеми брошенный, один,

Он умер. От него остался сын.

Потомков до четвертого колена

Сасаном называли неизменно.

Жизнь, полная лишений и труда,

Была у них. Они пасли стада.

Забыв свой царский род, бродя средь мрака,

Сасан последний прибыл в степь Бабака.

И пастухам сказал: «Я — овцепас,

Мне места не найдется ль среди вас?»

Он не гнушался никакой работой.

Его на службу главный взял с охотой.

Присматривался долго, а потом

Его поставил первым пастухом.

Бабак прекрасный спал в своем покое

И диво увидал во сне такое:

Его пастух на боевом слоне

Сидит с мечом, в сияющей броне.

И все его Сасаном называли

И почести, как шаху, воздавали.

И возвеличился он и потом

Украсил землю славой и добром.

Встал царь Бабак; виденье сна забылось.

Вот что в другую ночь ему приснилось:

Зардуштов раб из мрака вдалеке

Шел, три огня неся в своей руке.

И это: Михр, Азаргушасп, Харрад —

Три светоча — от Рыбы до Плеяд.

Они пылали ярче и обильней

Углей алоэ в царственной светильне.

Бабак проснулся. Сон свой вспомнил он,

Невольною тревогою смущен.

И все, что толковать умели сны,

Что были в тайных знаниях сильны,

Пришли в чертог царя. А вслед им тоже

Пришли мужи совета и вельможи.

Бабак открыл им тайну снов своих,

Смысл темный разгадать просил он их.

Задумался совет мужей разумных.

И самый старший в сонме многодумных

Сказал: «О шах! Иные времена

Настали. Вникни в смысл глубокий сна.

Тот, кто пасет твои отары в поле,

Как солнце мира, сядет на престоле.

Но если не о нем твой вещий сон,

Ты знай, что сядет сын его на трон!»

Внял мудрецам Бабак добросердечный.

Он понял знак, что дал ему предвечный.

Велел гонцам Сасана он найти

И пастуха в чертоги привести.

Одет в овчину, весь в снегу, пред шахом

Бедняк пастух предстал, исполнен страхом.

Всех посторонних прочь услал Бабак;

Перед Сасаном с трона встал Бабак.

С собою рядом посадил Сасана.