Затеял с утра до ночи пиры.
Презрел он время. Дни и ночи плыли,
А с ним — струна, вино, плясуньи были.
Гульнар видит АрдашираСмерть Бабака
У шаха башня в крепости была;
Гульнар, рабыня, в башне той жила.
Под стать ей, луноликой, тонкостанной,
Был лишь расцвет весны благоуханной.
Шах всех дастуров старых отстранил,
Ей все ключи сокровищниц вручил.
Была раба Гульнар, — я лгать не стану,—
Дороже жизни шаху Ардавану.
На кровлю вышла раз Гульнар-луна,
Взгляд Ардаширу бросила она.
Ей улыбнулся Ардашир ответно.
И в сердце ей вошел он неприметно.
И дух ее безрадостный вскипел.
Когда закат туманный потемнел,
Зубец стены арканом обмотала
Гульнар. И тихо вниз спускаться стала.
Творцу миров молитву вознесла,
К конюшне царской дерзостно пошла.
Благоухая амброю и муском,
Прокралась между стойл в проходе узком,
К избраннику приникла своему
И голову приподняла ему.
Проснулся он; взглянул и видит: чудо!
Красавица!… Но кто она? Откуда?
Спросил: «Скажи, луна, откуда ты
Взошла над бездной бедствий и тщеты?»
Гульпар в ответ: «Я — шахская рабыня.
Люблю тебя! Я вся твоя отныне!
Когда захочешь, я к тебе приду
И скорбь твою от сердца отведу!»
Жизнь такова: пройдет столетье, миг ли —
Где муж, кого б несчастья не постигли?
Бабак — при жизни промыслом храним —
Скончался, место уступил другим.
Шах Ардаван, узнав про смерть Бабака,
Поник душой, предвидя бездну мрака.
Он с горя слег, когда, как с барсом барс,
Сцепились сыновья его за Парс.
И старшему, по древнему закону,
Царь отдал Парс, и войско, и корону.
Воспрянул тот, в литавры бить велел,
Войскам несметным в сборе быть велел.
Но омрачилось сердце Ардашира
Тем, что несправедлив владыка мира.
И в гневе он в душе своей решил:
«Довольно Ардавану я служил!
Ведь я не ведал, что его обидел!
За что же он меня возненавидел?»
И Ардашир себе сказал: «Бежать!»
А царь велел астрологов созвать.
О таинствах планет, о звездных силах,
О будущем державы вопросил их:
«Что предвещает вечный небосвод?
Кто сей престол после меня займет?»
Две ночи маги не сходили с башни,
Где был луны-Гульнар приют всегдашний,—
И третья ночь настала. Лишь тогда
Взошла на небо шахская звезда.
Гульнар, все споры звездочетов слыша,
Три ночи не спала, таясь под крышей.
Всем волхвованиям обучена,
Речей их тайну поняла она —
И все запомнила, что говорилось.
Бушующее пламя в ней таилось.
С высокой башни мудрецы сошли
И волю неба шаху изрекли.
Таблицы показали, где ответы,
Записаны, что дали им планеты;
Немой глагол таинственных высот,
Что приоткрыл им вечный небосвод:
«Едва успеет солнце закатиться,
Как сердце шаха тяжко огорчится:
Сбежит твой некий раб. Но он скорей
Не раб, а отпрыск подлинных царей.
И станет раб могучим властелином,
Что принесет добро простолюдинам».
И, вняв глаголу неба в их словах,
Душою огорчился старый шах.
Ардашир бежит с Гульнар
Когда земля ночною тьмой покрылась,
Как тень, Гульнар в конюшне появилась.
Вскипел, как море, юный Бабакан:
«Решай! Довольно! Я — иль Ардаван!»
Гульнар в слезах на край кошмы присела,
Все рассказала, что узнать успела.
Когда о предсказанье услыхал,
Терпенье Ардашир в удел избрал.
И он сказал ей: «О моя отрада,
Чего нам ждать? Бежать немедля надо!
Расстаться я с тобою не могу…
Коль я от Ардавана убегу,
Скажи: бежишь ли ты со мною вместе?
Иль тут, в плену, останешься — в бесчестье?
Увенчана короной золотой
Ты будешь, коль последуешь за мной!»
Гульнар сказала: «Здесь я не останусь,
Пока дышу, с тобою не расстанусь!»
И слезы падали из нежных глаз,
Как вслед алмазу огненный алмаз.
Ответил Ардашир: «Доверься богу!
Мы завтра тайно двинемся в дорогу».
Гульнар обратно во дворец ушла,
В слезах остаток ночи провела.
Когда земля от солнца пожелтела
И тень лиловой ночи отлетела,
Смятеньем нетерпения горя,
Гульнар открыла дверь казны царя.
Взяла алмазы, жемчуга и лалы,
Динаров золотых запас немалый.
И всю добычу, полная надежд,
Зашила в складки собственных одежд.
Вот ночь настала, полная тревоги…
Шах Ардаван заснул в своем чертоге.
Гульнар во тьму порхнула, как стрела,
Добычу Ардаширу принесла.
Сидел он с полной чашей, не печалясь,
Вокруг же слуги пьяные валялись.
И, радостный, он встал навстречу ей,
Из стойла вывел резвых двух коней.
Увидев золото в руках у ней
И лалы, жарких угольев красней,
Он налитую чашу отодвинул.
На головы коней узды накинул.
Сел на коня, он, в шлеме и броне,
Повесив меч надежный на ремне.
Гульнар вскочила на коня другого,
И выехали, не сказав ни слова.
С подругой милой поскакал он в Парс,
Как на свободу вырвавшийся барс.
Ардаван узнает о бегстве Гульнар и Ардашира
Так было: без невольницы своей
Шах Ардаван своих не мыслил дней.
Чуть голову с подушек подымал он,
Гульнар свою с любовью обнимал он.
Настало утро; встать царю пора —
Но нет Гульнар на ложе, как вчера.
Рабыни нет. Вскочил, рассвирепел он.
Подать воды, подать халат велел он.
А сонм вельмож уже в дверях стоял,
Украшен был престол и тронный зал.
Вазир великий перед ним явился,
Подобострастно перед ним склонился
И доложил: «О шах, вселенной свет!
Тут все князья явились на совет».
И крикнул шах: «Эй слуги, что случилось,
Что к нам Гульнар сегодня не явилась?
Обижена иль чем занемогла,
Что появиться нынче не смогла?»
Тут шаху главный доложил дабир:
«Сбежал сегодня ночью Ардашир.
И гордость стойла славного царева
Угнал он — Серого и Вороного».
Догадка сердце шаха, как кинжал,
Пронзила: «Раб сбежал — Гульнар украл!»
В нем древний дух суровый пробудился.
Он шлем надел, в кольчугу облачился,
Пошел он с войском грозных удальцов,
Все на пути огнем спалить готов.
Летел как ветер, полн ожесточенья,
Пока не въехал в некое селенье.
Спросил у жителей, у пастухов:
«Не проскакали ль двое беглецов?
Не проезжали ль рано на рассвете
Два всадника через угодья эти?»
А те: «Промчались двое тут селом
На сером скакуне и вороном.
Вослед им тур понесся, пыль взметая,
Рогами золочеными блистая».
И царь сказал дастуру: «То — они!
Но этот тур что значит? Объясни».
Дастур ответил: «Это знак великий,
Что будет в мире Ардашир владыкой.
То — фарр его. Ты знаменье почти,
Напрасную погоню прекрати!»
Царь промолчал, советнику не внял он.
Дав людям отдых, дальше поскакал он.
Летело войско, словно ураган,
А впереди — с вазиром Ардаван.
Но Ардашир с Гульнар не отдыхали;
Они, как вихрь, все дальше улетали.
И кто догонит, кто в петлю возьмет
Того, кому защита — небосвод?
А беглецы от жажды истомились
И в роще у ручья остановились.
И Ардашир сказал своей Гульнар: