Улетая, мы взяли с собой практически все наработки человечества в разных видах искусства. У нас были с собой книги, фильмы, музыка, игры – в электронном виде, хранимые в планшетах. А здесь, у родителей девочки, я увидел множество бумажных изданий всевозможных произведений. Классика мировой литературы. Я пожал плечами. Какая разница – читать книгу с экрана или с печатных страниц? Я никогда не читал книги ни в каком виде. По крайней мере, осознано, по своему решению. А ведь должно быть это всё хорошие произведения, авторы были очень известны. Теперь обязательно прочту! И не для того, чтобы узнать новое, а – чтобы понимать свои творения. Я присвою все эти писательские труды себе – никто ведь не сможет уличить меня во лжи, что это не я написал сии шедевры. Теперь я стану автором наиболее великих книг за всю историю. Я так решил, и я имею на это право.
На тумбочке возле кровати я с удивлением обнаружил патефон и коллекцию музыкальных пластинок возле него. Перебрал несколько. Фортепиано. Мой любимый инструмент.
Я открыл шкаф. Вещей в нём было немного, но место занимали практически полностью. Чёрный смокинг и белоснежное свадебное платье, оба в прозрачных чехлах. Мило. Но бессмысленно. Отодвинув их в сторону, я обнаружил прислонённые к стенке коробки с настольными играми. Первая была «Монополией», вторая чем-то наподобие «Острова Сокровищ», а третья карточной ролевой игрой в мире драконов, рыцарей и сказочных персонажей. Жаль, что я не нашёл их раньше, тогда бы выкинул «Монополию» в космос, вместе с телами.
Я запустил электронной картой систему управления кораблем. Я не спешил. Я знал, что времени у меня предостаточно. Для начала проверил, нет ли движений вне комнат. Все были в своих каютах. Для воплощения моего плана мне требовалось перевести корабль в режим чрезвычайного положения. Я ввёл капитанские коды, и на секунду всё погрузилось во тьму. Через секунду включились красные лампы. Взвыла сирена. Я дал команду включить аварийную блокировку дверей. Все на борту проснулись. Датчики показали движение внутри кают. Но люди не могли их покинуть, так как двери не подчинялись командам. Я размял шею, хрустнул пальцами и принялся вводить коды отключения подачи воздуха в жилые помещения. Поочередно, начиная с первого номера, я вбил значения всех комнат, обесточив их от поступления свежего кислорода.
У меня не было в планах разыгрывать драму или длинный страдательный и полный мучений конец, я не такой человек. Я не желал им зла, потому не хотел, чтобы они долго умирали. Но и мгновенную смерть обеспечить так же не было в моих силах. Получилось что-то среднее. Я ввёл коды выкачки оставшегося кислорода из помещений.
Я утвердительно кивнул сам себе. Оставалось немного подождать. Если бы не сирена я бы даже пошёл отдохнуть, но с ней, к сожалению, не уснуть.
В комнате N3 так же жила семья. Сыну было больше двадцати. На полу стояли собранные модели реальных автомобилей из пластикового конструктора, в пропорциях где-то 1:15. Так же модели зданий – вон недостроенная Эйфелева башня, а возле неё только начатый Эмпайр Стейт Билдинг, а вернее лишь его верхушка. Горы мелкого конструктора в пакетах занимали практически всё пространство в комнате, и было трудно понять, кто же из её обитателей его складывал. Ещё были наборы деталей, из которых можно было собирать различные устройства и механизмы.
Под кроватью сына лежали десятки коробок с пазлами. Я не любил мозаики, ровно, как и конструктор – убийство времени, а соответствие и своей жизни, не более.
Один человек жил в комнате N4. Политик. Был сенатором одного из Штатов, в перспективе ему пророчили борьбу за кресло Президента США. Пепельница с десятком окурков стояла на столе. Корабль производил синтетические сигареты, но те, что курил он, были настоящими. Из-под кровати выглядывали блоки с пачками, как позже выяснилось, в шкафу тоже. Запасы на несколько лет, не меньше. Ещё было множество сигар. В сигарах я не разбирался, потому оценить это «богатство» мне было не под силу. Из открытого шкафчика на меня смотрела полуголая девица с обложки «Плейбоя». Внушительная коллекция эротических журналов. Все довольно потёртые на вид, некоторые помяты, углы страниц завернуты.
Возле подушки лежал включённый планшет, на паузу был поставлен ролик, в котором три девушки в купальниках мыли автомобиль. У меня было догадка, что вся память устройства была забита порнографией. Потом проверю.
Открыв дверь в комнату N5, я очутился словно храме. В ней не было ничего кроме ликов святых. Мужчина, живший здесь, был одинок, я помнил его и даже неплохо с ним общался. Старику можно было и не улетать с планеты, возраст его словно сам намекал, что на корабле он задержится ненадолго. На стене у входа висела икона Святой Троицы. Изображения Иисуса, архангелов устилали стены далее. На столе стояли иконы святых, а в углу – небольшая статуэтка Богородицы. Подсвечник с недогоревшей восковой свечой, несколько колокольчиков, ладаница. Надеюсь, я помог старику воссоединиться с его Богом.
Прошло меньше десяти минут, и все умерли. Движения в каютах утихли, а медицинские приборы показывали, что я остался последним живым на корабле. Я ввёл кода отмены аварийного режима. Воздух снова заструился в помещения. Двери вновь были разблокированы.
Оттащить тела в шлюзовой отсек было очень неблагодарным делом. Их слишком много, и довольно тяжелые, хотя я был от природы крепким и сильным. Но, как говорила моя матушка: «если какое-то дело не доставляет тебе удовольствия, сделай его для себя интересным». Потому я решил соревноваться сам с собой. Я стал относить трупы к шлюзу на скорость, засекая время. Каждый раз я старался побить свой предыдущий рекорд. Но поскольку люди были разных комплекций и возрастов, я поделил забеги на весовые категории. И тогда проходили Олимпийские Игры. Правила в них, конечно, изменились с последнего раза, прошедшего ещё на планете Земля, но я не слышал никаких возражений к моим поправкам со стороны Олимпийского Комитета. Когда усталость накапливалась, я делал перерывы и отдыхал. Перетащив больше половины, я лёг поспать на несколько часов. Проснувшись, я продолжил.
Эти просторные и большие комнаты раздражали меня. Самая маленькая из них была раза в три больше моей. Но жившие в них люди были из такой же плоти и крови, как и все. Обладая внешними данными схожими с остальными миллиардами людей, они пытались искусственно возвыситься. Я считал их убогими. Зачем убогим столько места?
Даже после падения мира они обсуждали за завтраками, обедами и ужинами свои бывшие дела, будто были до сих пор на Земле. Свои жизни они посвятили вещам, которых теперь не существовало. После разрушения мира им было не о чем больше говорить, как о биржах, о тех или иных ходах в политике, которые могли повлиять на ход истории, анализировать рынки. Но смысл от всего, если результат один – полное уничтожение? Эти интриги, игры и манипуляции людьми были бессмысленными и никому не нужными. Теперь, когда все оказались в изоляции они это понимали, но не могли смириться, не могли принять. Им было больше не о чем говорить, ничего другого они и не знали. Я уверен, что каждый из них был ограничен. Никогда обсуждения не касались того, как можно было спасти всё человечество, а не лишь горстку богачей, словно на эту тему было наложено вето.
Я не был озабочен их темами для разговоров, я мыслил в категориях вечности. Но моя комната была меньше всех. Сложно мыслить о всеобъемлющем и необъятном одновременно, когда ты ограничен в пространстве. Вначале его хватает, но, когда твои мысли заполняют его полностью, тебе нужно больше места. Эти люди привыкли, что на Земле они были самые великие, им покланялись. Всё человечество было у них в слугах. Но теперь рабов больше не было, потому они хотели сделать таковым меня.
Вселенная создала Землю, но, не увидев отдачи, погубила её. Отведённое время люди тратили на свои идеи, из пустого места вообразив, что это то, к чему нужно стремиться. Они тратили его на жизненные пути, в которых не было значения. Магнат, который прожил жизнь, копя деньги, и монах, всю жизнь медитирующий в своей келье. Умер что первый, что второй. Всё, чего они добивались – исчезло. А значит, их дороги были одинаково бессмысленными. Люди так и не поняли ради чего нужно жить. На меня, как на последнего представителя всего рода, легла тяжёлая ноша исправить их ошибки и дойти до сути существования. И я смогу. Я уверен. Но те люди, которые недавно были со мной – не смогли бы. Даже улетев, они жили своими воспоминаниями. А значит, на Земле они оставили свои души, свои жизни. На корабле улетели лишь тела. Они сделали мне услугу, что взяли с собой. Я сделал им услугу, что спас их от бессмысленного существования. Они сказали, что это честь для меня – быть спасённым. Горстка людей решила, кому же одному из девяти миллиардов следует оказать такую честь. Только исходя из рациональности. Ведь я лучший специалист. Был бы я менее эффективным, менее полезным, остался бы я на Земле. Они рассматривали меня как шестерёнку механизма, необходимую для его запуска. Я рассмотрел их как шестерёнки, которые отягощают механизм.
Сам я был не такой. Меня не интересовали материальные вещи. Я всю жизнь мечтал о космосе, о полётах, о путешествиях. Я мечтал выбраться с бренного мира, который бессмысленно губил всё живое, безжалостно давил мечты, искренние позывы и желания. Моя душа была свободна от их забот, потому в ней было место для космоса. Я улетел в космос, и я хотел этого. Они улетели в космос потому, что другого выбора у них не было.
Комната N6. Пара: мужчина и женщина средних лет.
В пластиковой коробке была земля. Самая обычная земля, верхний слой грунта. На столе лежало три морских камушка отточенных солёными водами, а на стене в рамках висели засушенные листья разных деревьев – кленовый лист, лист дуба, березы, ещё несколько – неизвестных мне растений. В шкафчике я обнаружил в шкатулках еловые шишки, сухое яблоко. Некие Томпсон Т. и Томпсон Д. взяли их с собой в космос, чтобы всегда помнить… В